Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.

Женщины весело переругиваются.

СЮЗОН (со вздохом). Жалко!

ИНВАЛИД. Это новая реквизиция колоколов. Отбирают, вот и пробуют. На сей раз, говорят, будут брать и с Нотр-Дама.

ДАМА. Реквизиции, рекрутчина, холод, голод – и наши сыновья гибнут сотнями что ни день. Неужели эта война никогда не кончится?

БЛОНДИН. А вы спросите Комитет спасения, отчего они не хотят заключать мир!

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. Хороши бы мы были, если б заключили мир на условиях, продиктованных врагом!

СТУДЕНТ (запальчиво). По-вашему, Комитет ведет войну из спортивного интереса? Или за какой-то там клочок земли, как короли?!

ФРАНТ. Какая разница. Раньше революция была куда как веселее. А теперь стала скучной и унылой.

Печатник, Студент и Часовщик негромко негодуют.

ИНВАЛИД. И то правда! В девяносто втором повеселей было! Десятого августа… Хотите верьте, хотите нет, но того единственного часа на площади Каррузель, когда мне перебили лапу, я не променял бы и на сотню здоровых рук. Война на улицах – это… это сущий рай.

Смех и негодование.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ (дружелюбно). А за кого сражаться и за что – это уж вас не волнует, да?

ИНВАЛИД. Еще как волнует! Думаете, так уж весело драться из-под офицерского хлыста ради какой-нибудь семейной распри между королями, для которых мы товар подешевле лошадей? Ну уж нет, господин! Это совсем не то же самое, что по доброй воле строить и разрушать баррикады, сражаясь за Права Человека!

ЧАСОВЩИК. Права Человека! Четыре года назад это была вера, за которую всякий без раздумий отдавал жизнь и даже имущество. Меж тем четыре года минули, мы страдаем и сражаемся без продыху, но чего ни добьемся – все отбирают или разбазаривают наши представители. Правительство свободы! Вожди свободного народа! Человек, получивший власть, сей же час превращается в свинью, всегда и всюду, все равно, восседает он на троне или в Конв…

Поднявшийся было негодующий и боязливый ропот переходит в приглушенные возгласы и смолкает.

ГОЛОСА (все беспокойно озираются, ища Шпика). Он что, рехнулся?! – Пощадите! – Постыдились бы! – Одумайся, мил-человек! Головой ведь поплатишься!

ЧАСОВЩИК. Головой? Подумаешь, эка беда! Для человека, утратившего веру, смерть не так уж страшна!

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. Утешься, гражданин: революция не свернула со своего пути. Но Прав Человека не завоюешь в шесть недель – после тысячелетнего-то рабства.

СТУДЕНТ (Часовщику). Ваше отчаяние – это ведь дезертирство, понимаете вы это? Мы боремся всего-то четыре года и будем бороться до самой смерти. Речь не о нас, о нет! Речь о свободе человеческого прогресса – может статься, только для наших правнуков!

Шпик появляется вновь.

ДОМОХОЗЯЙКА. Вам, молодой господин, легко говорить. Если б вам надобно было кормить семью, вы бы иначе рассуждали после эдаких-то четырех лет.

СТУДЕНТ (дружелюбно, указывая глазами на Шпика). Но вслух я бы рассуждать не стал, гражданка.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. А Конвентом следовало бы восхищаться, а не предъявлять к нему мелочные претензии. Что ж с того, если среди семисот депутатов найдется парочка тупиц и мерзавцев? Что они, например, такое рядом с одним Робеспьером?

Это имя производит эффект слабого электрического разряда.

ПЕЧАТНИК. Факт есть факт: стоит ему захворать, как революция замедляет свой бег и начинает спотыкаться.

СТУДЕНТ (пылко). Это человек исключительный. Лишь его разум способен охватить ситуацию целиком, притом под каждым углом зрения. К тому же он чист.

КАМЕНЩИК. Вот-вот. А вообще, кто умник, тот и вор…

ПЕЧАТНИК (шепотом). Как «Человек Десятого Августа»…[7]

Блондин негодует.

КАМЕНЩИК. …а зачастую еще и предатель. Покамест ему одному и можно взаправду доверять.

СТУДЕНТ. Он правит лучше, чем лучший из королей. Однако о диктатуре даже не помышляет!

БЛОНДИН (угрожающе). Пусть только попробует! Но он свое дело уже сделал, друзья мои.

СТУДЕНТ. Ты спятил?!

ИНВАЛИД. Да, так и есть! Вот и Шометт[8] говорит, что это человек конченый. И он совершенно прав!

БЛОНДИН. Революция давно завершена. Сейчас Республике необходимы мир и свобода, а он затягивает войну, затягивает террор, лишает народ сил и мужества…

ПЕЧАТНИК. Эге, да это выученик Дантоновой школы!

ИНВАЛИД. Тупица! Все ровно наоборот. Робеспьер годился, пока довольно было мягких средств. Но сегодня нужна энергия! Сегодня требуются средства радикальные, которых он боится, а не то контрреволюцией заразится вся страна, как уже заражен Конвент…

БЛОНДИН. Предпочитаю школу Дантона школе Эбера! Это вы, предатели, изводите нас голодом! Вот они, ваши радикальные средства!

Лезет в драку. Внимание отвлекает полицейский отряд с приговоренным. Конвою необходимо пройти в переулок, путь в который преграждают ожидающие в очереди. Конвой вынужден остановиться, очередь расступается с трудом, более сильные отталкивают тех, кто послабее.

(Тихо). Вы только посмотрите. Какой в этом смысл? И дня не проходит, чтобы они кого-нибудь не уводили. От одной мысли об этой нескончаемой публичной бойне уже тошно! Почему ваш Комитет не положит этому конец?

ФРАНТ. Эй, а это еще кто?

Жандармы не обращают на вопросы внимания.

ИНВАЛИД. Скажите-ка, кто это?

СОЛДАТ. Эмигрант, а вам-то что за дело?

ШПИК (подходит). Что нам за дело до спасения Отечества, да? Что нам за дело?

ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. Это что ж, пешком для разнообразия?

СОЛДАТ. Коли он один, так чего ж его везти? Он здоров, идти может.

ШПИК. Разумеется, в один-то конец может. А вот с обратной дорогой посложней… Что, господин граф? Обратно – пешочком?

Два-три человека смеются, но тут же умолкают, не получив поддержки.

МУЖЧИНА B. А почему бы и нет? Голову эдак под мышку – и вперед!

Конвой продвигается.

СЮЗОН (с дрожью в голосе). О Господи… такой хорошенький… бедняжка!

Добродушные смешки, но в целом настроение неприязненное. Конвой проходит.

ДАМА. О да, воистину скорбное зрелище…

СТУДЕНТ. Лучше благодарите Бога за энергичность и бдительность Комитетов! Или вы хотите, чтоб ассигнации превратились в макулатуру? Чтоб любой мог заломить тысячу ливров за вязанку дров и украсть у вас тот кусок хлеба, что вы пока еще можете достать?!

Двое вооруженных солдат Революционной Армии стучат в ставни и встают по обе стороны от выхода.

ГОЛОСА (приглушенные выражения облегчения, радости). Наконец-то! – Три часа заставили ждать! – Только бы всем досталось…

Булочник открывает лавку. Вопль радости. Заходит Каменщик.

СЮЗОН (своей спутнице, тихо). Кто они такие?

МАДЛЕН. Ты, поди, никогда в очередях не стояла? Революционная армия. Солдаты Венсана.

СЮЗОН. А нам они зачем?

БЛОНДИН. Поддерживать порядок. Вот увидите, как они этот порядок поддерживают.

Каменщик возвращается, заходит Мадлен. Каменщика останавливают, цепляются за него.

ГОЛОСА. Сколько там еще? – Сколько буханок? – Сколько у него там? – Всем хватит? – Хватит?

КАМЕНЩИК (высвобождается). А я почем знаю? Я не считал!

Уходит. Толпа возбуждена.

ЖЕНЩИНА A (впологолоса). Значит, мало!

Беспокойный ропот. Атмосфера накаляется.

МАДЛЕН (выбегает; обращается к Сюзон, шепотом). Поторопись – только семь штук!

Уходит. Подслушанная новость молниеносно распространяется по очереди шепотом, который сразу же переходит в крики.

ГОЛОСА. Семь штук – семь буханок – как, опять? – Скорее! – Мне! – Мне надо сегодня!!

Прежде чем Сюзон успевает добраться до двери, очередь распадается. Стоявшие в конце рвутся вперед; за ними остальные. Булочник захлопывает двери, прищемив руку какой-то женщине. Ужасный крик боли. Рассерженная толпа теснится у дверей. Вопли, крики, проклятия.

Постепенно становятся различимы отдельные голоса.

ПЕЧАТНИК (показывает на неподвижных солдат). Мы убиваем друг друга… А эти стоят тут, как истуканы, черт их дери!

Толпа несколько ослабляет натиск и обращается к солдатам, однако поначалу без агрессии.