Бертольд Брехт - Жизнь Галилея

Вирджиния вошла с миской и остановилась в дверях.

Я предал свое призвание. И человека, который совершает то, что совершил я, нельзя терпеть в рядах людей науки.

Вирджиния. Зато теперь ты принят в ряды верующих. (Проходит в комнату, ставит миску на стол.)

Галилей. Правильно. А теперь мне пора есть.

Андреа протягивает ему руку. Галилей видит ее, но не пожимает.

Ты сам уже стал учителем. Как же ты можешь себе позволить пожать такую руку, как моя! (Идет к столу.) Какой-то проезжий прислал мне двух гусей. Я все еще люблю поесть.

Андреа. И вы теперь уже не думаете, что наступило новое время?

Галилей. Все-таки оно наступило. Будь осторожен, когда поедешь через Германию с истиной за пазухой.

Андреа (не в силах уйти). Что касается вашей, оценки автора, о котором мы сейчас говорили, я не знаю, что вам ответить. Но я не могу поверить в то, что ваш убийственный анализ останется последним словом.

Галилей. Благодарю, сударь. (Начинает есть.)

Вирджиния (провожая Андреа). Нам не очень приятны посещения старых знакомых. Они волнуют его.

Андреа уходит. Вирджиния возвращается.

Галилей. Как ты думаешь, кто прислал этих гусей?

Вирджиния. Не Андреа.

Галилей. Может быть, и не он. Какова ночь сегодня?

Вирджиния (у окна). Светлая.

XV

1537 год. Книга Галилея "Discorsi" переправлена через итальянскую границу

Поймите, люди, - так должно было случиться.

Наука нас покинула, удрала за границу.

А все мы, кто жадно стремился к знаниям,

Оставшись одни, поневоле отстанем.

Теперь науки свет вам надо сберегать,

Употреблять на благо, не злоупотреблять.

Чтоб против вас он не восстал,

Чтобы огня внезапный шквал

И вас и нас бы не пожрал.

Небольшой итальянский пограничный городок на рассвете. У пограничного шлагбаума играют дети. Андреа и кучер ожидают, пока пограничная стража проверит документы. Андреа сидит на сундучке и читает рукопись Галилея. По

ту сторону шлагбаума видна дорожная карета.

Дети (поют).

Мария на камне сидела,

Сорочку цветную надела.

Сорочка от грязи замшелая.

Когда же зима наступила,

Мария все ту же сорочку носила

Сорочка грязна, зато целая.

Пограничник. Почему вы уезжаете из Италии?

Андреа. Я ученый.

Пограничник (писцу). Запиши: "Причина выезда: ученый". Ваш багаж я должен проверить. (Роется в вещах.)

Первый мальчик (к Андреа). Вам не стоило бы здесь сидеть. (Показывает на хижину, перед которой сел Андреа.) Там живет ведьма.

Второй мальчик. Старая Марина вовсе не ведьма.

Первый мальчик. Хочешь, чтобы я тебе руку вывернул?

Третий мальчик. Конечно же, она ведьма. Ночью она летает по воздуху.

Первый мальчик. А если она не ведьма, то почему ей никто в городе не даст и капли молока?

Второй мальчик. Как она может летать по воздуху? Этого никто не может. (К Андреа.) Разве можно летать?

Первый мальчик (показывая на второго). Это Джузеппе. Он совершенно ничего не знает, потому что не ходит в школу, у него нет целых штанов.

Пограничник. Что это за книга?

Андреа (не поднимая головы). Это книга великого философа Аристотеля.

Пограничник (недоверчиво). Это еще кто такой?

Андреа. Он давно умер.

Мальчики, поддразнивая Андреа, ходят, уставившись в свои ладони, как в

книги, словно читая на ходу.

Пограничник (писцу). Погляди, нет ли там чего-нибудь о религии.

Писец (перелистывая рукопись). Не могу ничего найти.

Пограничник. Да и нечего искать. Разве кто станет открыто выкладывать то, что хотел бы спрятать. (К Андреа.) Вы должны расписаться, что мы у вас все проверили.

Андреа нерешительно встает и, продолжая читать, уходит с пограничником

в дом.

Третий мальчик (показывая писцу на сундучок). Тут еще что-то есть, видите?

Писец. Разве этого раньше не было?

Третий мальчик. Это черт принес. Это чертов сундук.

Второй мальчик. Да нет, это сундук проезжающего.

Третий мальчик. Я бы туда не пошел. Она заколдовала лошадей у возчика Пасси. После метели я сам смотрел сквозь дырку в крыше и слышал, как они кашляли.

Писец (уже подошел к сундучку, но колеблется и возвращается). Чертовы штуки! Да мы ведь и не можем все проверять. До чего бы мы тогда дошли?

Возвращается Андреа с кувшином молока. Он садится опять на сундучок и

продолжает читать.

Пограничник (выходит вслед за ним с бумагами). Закрывай ящики. Итак, все проверено?

Писец. Все.

Второй мальчик (к Андреа). Ведь вы ученый? Скажите, разве можно летать по воздуху?

Андреа. Погоди немножко.

Пограничник. Можете проезжать.

Кучер взял вещи; Андреа поднимает сундучок и хочет идти.

Стой, а это еще что за сундук?

Андреа (снова погружаясь в рукопись). Это книги.

Первый мальчик. Это сундук ведьмы.

Пограничник. Чепуха. Как бы это сна могла наколдовать сундук?

Третий мальчик. Так ведь ей же черт помогает!

Пограничник (смеется). Ну здесь это не действует. (Писцу.) Открой!

Сундук открывают.

(Невесело.) Сколько их там?

Андреа. Тридцать четыре.

Пограничник (писцу). Сколько тебе времени потребуется?

Писец (начал небрежно рыться в сундуке). Да они все уже напечатаны. Так вы позавтракать не успеете. И если я стану перелистывать каждую книгу, кто тогда сбегает к кучеру Пасси, чтобы получить долг по дорожному сбору, когда его дом продадут с молотка?

Пограничник. Да, деньги нужно обязательно получить. (Толкает ногой книги.) Э, да что там может быть такого! (Кучеру.) Езжай!

Андреа уходит с кучером, тот несет сундучок. Они переходят границу. Оказавшись на той стороне, он засовывает рукопись Галилея в дорожный мешок.

Третий мальчик (показывая на кувшин, который оставил Андреа). Смотрите!

Первый мальчик. А сундук исчез! Вот видите, это все черт.

Андреа (оборачиваясь). Нет, это я. Учись смотреть открытыми глазами. За молоко заплачено и за кувшин тоже. Пусть все достанется старухе. Да, я еще не ответил на твой вопрос, Джузеппе. На палке нельзя летать по воздуху. Для этого к ней нужно было бы по меньшей мере приделать машину. Но такой машины пока не существует. Может быть, ее никогда и не будет, ведь человек слишком тяжел. Но, разумеется, этого знать нельзя. И мы вообще еще очень мало знаем, Джузеппе. У нас все впереди!

ПРЕДИСЛОВИЕ

{Перевод Л. Виндт.}

Всем известно, какое благотворное влияние может оказать на людей убеждение, что они стоят на пороге нового времени. Тогда им кажется, что окружающий мир еще далеко не закончен, способен на самые отрадные улучшения, полон неожиданных и ожидаемых возможностей, словом, что податливый сырой материал в их руках. Сами они чувствуют себя как утром: отдохнувшими, сильными, изобретательными. Прежняя вера называется суеверием, то, что еще вчера представлялось бесспорным, изучается заново. Нами управляли, говорят люди, а теперь будем управлять мы.

Ни одна песенная строка не воодушевляла рабочих на рубеже столетий, как эта: "С нами время новое идет", - с нею шагали старые и молодые, самые бедные и изнуренные и те, кто уже отвоевал себе крупицу цивилизации; все они казались себе молодыми. При "фюрере" тоже была испробована огромная соблазнительная сила этих слов, ведь он тоже возвещал новую эру. Тогда-то и обнаружилась туманность и пустота этих слов. Их неопределенность, которую использовали теперь совратители масс, долгое время составляла их силу. Новое время - это было и есть нечто такое, что проникает всюду, ничего не оставляет неизменным, но чему еще предстоит развернуться во всей полноте; оно дает широкий простор для любой фантазии, а слишком определенные высказывания могут его только ограничить. Всех радует ощущение начала, первооткрывательство вдохновляет труд зачинателя. Всех радует счастье тех, кто смазывает новую машину, прежде чем она проявит свою мощь, и тех, кто заполняет белое пятно на старой карте, и тех, кто закладывает фундамент нового дома, своего дома.

Это чувство знакомо исследователю, делающему открытие, которое все перевернет, оратору, готовящему речь, которая создаст новую ситуацию. Ужасно бывает разочарование, когда люди обнаруживают или мнят, что обнаружили, что они стали жертвой иллюзии, что старое сильнее нового, что "факты" против них, а не за них, что их время, новое время, еще не пришло. Тогда дело обстоит не просто так же плохо, как прежде, а гораздо хуже, ибо ради своих планов они пожертвовали многим, чего теперь лишены; они дерзнули продвинуться вперед, а теперь на них нападают, старое им мстит. Ученый или изобретатель был человеком безвестным, но зато его никто и не преследовал, пока он не обнародовал свое открытие; теперь же, когда оно опровергнуто или заклеймено, он превращается в обманщика и шарлатана, увы, слишком хорошо известного; угнетаемый и эксплуатируемый теперь, когда восстание подавлено, превращается в бунтовщика, который подвергается особенно жестокому притеснению и наказанию. За напряжением следует усталость, за, быть может, преувеличенной надеждой - быть может, преувеличенная безнадежность. Те, кто не впадает в тупое безразличие, впадают в нечто худшее; те, кто не растратил энергию в борьбе за свои идеалы, теперь направляют ее против них же! Нет более неумолимого реакционера, чем новатор, потерпевший поражение; нет у диких слонов более жестокого врага, чем прирученный слон.