Даниил Хармс - Лапа

Утюгов (размахивая примусом):

Бап боп батурай!

Держите этого скакуна!

Держите он сорвет небо!

Кокен, фокен, зокен, мокен!

Из открытых пространств слетал тихо земляк, держа под мышкой Лебедя.

Земляк подлетает к крышам. На одной из крыш стоит женская стату'я. Она хватает земляка и делает его тяжелым.

Земляк смотрит в небеса, где он только что был.

Земляк: Вот ведь откуда прилетел!

Утюгов(высовываясь из окна): Вам не попадался скакун?

Земляк: А каков он из себя?

Утюгов: Да так, знаете, вот такой, с таким вот лицом.

Земляк: Он скакал на карандаше?

Утюгов: Ну да да да, — это он и есть! Ах, зачем вы его не задержали! Ему прямая дорога в Г.П.У. Он… я лучше умолчу. Хотя нет, я должен сказать. Понимаете? я должен это выговорить. Он, этот скакун, может сорвать небо.

Земляк: Небо? Ха ха ха! и! е! м.м.м. Фо фо фо! Гы гы гы. Небо сорвать! А? Сорвать небо! Фо фо фо! Это невозможно. Небо гы гы гы, не сорвать. У неба сторож, который день и ночь глядит на небо. Вот он! Громоотвод. Кто посмеет сорвать небо, того сторож проткнет. Понимаете?

Утюгов: А что это вы держите под мышкой?

Земляк: Это птичка. Я словил ее в заоблачных высотах.

Утюгов:

Постойте, да ведь это кусок неба!

Караул! Бап боп батурай!

Ребята, держи его!

На зов Утюгова бежали уже Николай Иванович и Аменхотеп. Ибис в руках Николая Ивановича почувствовал облегчение, что никто не рассматривает его устройство под хвостом, и наслаждался ощущением передвижения в пространстве, так как Николай Иванович бежал довольно быстро.

Ибис сощурил глаза и жадно глотал встречный воздух.

— Что случилось? Где! Почему? — кричал Николай Иванович.

— Да вот, — кричал Утюгов, — этот гражданин спёр кусок неба и уверяет, что несет птицу.

— Где птича? что птича? — суетился Николай Иванович. — Вот птица! — кричал он, тыча ибиса в лицо Утюгова.

Земляк же стоял у стены, крепко охватив руками Лебедя и ища глазами куда бы скрыться.

— Разрешите, — сказал Аменхотеп, — я все сейчас сделаю. Где вор? Вот ведь время-то. А? Только и слышишь что там скандал, тут продуктов не додали, там папирос нет. Я, знаете ли, на Лахту ездил, так там дачники сидят а лесу и прямо сказать стыдно, что там делается. Сплошной разврат.

— Кокен фокен зокен мокен! — не унимался Утюгов.

— Что нам делать с вором? Давайте его приклеим к стене. Клей есть?

— А что с ним церемониться, — сказал проходящий мимо столяр-сезонник, похлёбывая на ходу одеколонец. — Таких бить надо.

— Бей! Бей! Бап боп батурай! — крикнул Утюгов.

Аменхотеп и Николай Иванович двинулись на земляка.

Власть:

Клох прох манхалуа.

Опустить агам к ногам!

(Остановка) Покой. Останавливается свет. Все кто спал — просыпаются. Между прочим просыпается советский чиновник Подхелуков. (На лице аккуратная бородка без усов). Подхелуков смотрит в окно. На улице дудит в рожок продавец керосина.

Подхелуков: Невозможно спать. В этом году нашествие клопов. Погляди, как бока накусали.

Жена Подхелукова (быстро сосчитав сколько у неё во рту зубов, говорит со свистом): Мне уики—сии—ли—ао.

Подхелуков: Почему же тебе весело?

Жена Подхелукова (обнимая Аменхотепа): Вот мой любовник!

Подхелуков: Фу, какая мерзость! Он в одних только трусиках. (Подумав) — И весь потный.

Аменхотеп испуганно глядит на Подхелукова и прикрывает ладошками грудь.

Власть: Фы а фара. Фо. (Берет земляка за руку и уходит с ним на ледник.)

КаХаваХа.

Власть говорит: мсан клих дидубе'й.

Земляк поёт: я вижу сон.

Власть говорит: ганглау' гех.

Земляк поёт: но сон цветок.

Власть говорит: сворми твокуц.

Земляк поет: теперь я сплю.

Власть говорит: опусти агам к ногам.

Земляк лепечет: Лили бай.

Рабинович, тот который лежал под кроватями, который не мыл ног, который насиловал чужих жён, — открывает корзинку и кладет туда ребенка. Ребёнок тотчас же засыпает и из его головы растет цветок.

Кухивика.

17 августа 1930