Михаил Булгаков - Батум

Наташа. Ведь это тебе дней десять даром работать придется? Э, бедняга! Ну, не грусти.

Порфирий. Я? Я не грущу. Пусть они подавятся моими деньгами! (Пауза.) Меня сегодня механик по лицу ударил! Вот чего я не прощу!

Наташа. Ну, ничего, ничего…

Порфирий. Оставь ты меня!

Наташа. Я ведь к тебе по-человечески, с сочувствием…

Порфирий. Не нужно мне человеческого сочувствия!

Наташа. Ну что ж… (Уходит.)

Порфирий некоторое время ходит по комнате, что-то бормочет, потом берет книжку, садится к столу. Раскрывает книгу, но лицо его внезапно искажается.

Порфирий. Пойду завтра убью механика!

Сталин (из темной комнаты). А зачем?

Порфирий. А?..

Сталин (выходит). Зачем убьешь механика?

Порфирий. Кто вы такой… такой?

Сталин. Зачем, говорю, убьешь механика? Какой в этом толк?

Порфирий. Да кто вы такой?!

Сталин. Нет, ты ответь мне. Ну, хорошо, ты его убьешь. Чем ты его убьешь?

Порфирий. Зубилом!.. Да вы кто такой?

Сталин. Ага, ты ему голову проломишь. Я тебе заранее могу сказать, сколько это тебе будет стоить. С заранее обдуманным намерением…

Порфирий. Каким таким намерением?

Сталин. Обязательно с намерением. Ты сегодня задумал, чтобы завтра идти убивать. Я слышал.

Порфирий. Чего вы слышали? Я вас не боюсь! Идите, говорите!

Сталин. Постой! Какой ты человек, прямо как порох! Слушай: двадцать лет тебе это будет стоить каторги. Ах да, ты, впрочем, несовершеннолетний. Одну треть скинут. И что же получится? Потеряна молодая рабочая жизнь навсегда, потерян человек! Но цех без механика не останется, и завтра же там будет другой механик, такая же собака, как и ваш теперешний, и так же будет рукоприкладствовать. Нет, это ложное решение! Оставь его.

Порфирий. Вы в квартиру к нам как попали?

Сталин. А твой отец меня пригласил. Он мой друг. Не скажу — друг детства, потому что я познакомился с ним недавно, но мы с ним очень крепко сошлись.

Порфирий. Отчего же вы в темноте сидели?

Сталин. Почему же не посидеть, если он меня попросил там посидеть, его подождать?

Порфирий. А Наташа вас видела?

Сталин. Видела. Она в кухне сейчас, ужин готовит, а я здесь сижу. Все в полном порядке.

Порфирий. А как вас зовут?

Сталин. По-разному. Coco меня зовут. А кроме того, ваши, батумские, почему-то прозвали меня Пастырем. А за что, не знаю. Может быть, потому, что я учился в духовной семинарии, а может быть, и по каким-то другим причинам. А ты можешь меня называть как хочешь, мне это безразлично. Да, так вот механик. Я понимаю, он нанес тебе душевную рану. Ну, а другие рабочие не страдают оттого, что их бьют? Разве у них не отнимают неправедно кровные деньги, как отняли сегодня у тебя? Нет, Порфирий! Ваш холоп механик тут вовсе не самая главная пружина, зубилом ты ничего не сделаешь. Тут, Порфирий, надо весь этот порядок уничтожить.

Порфирий. А!.. Порядок? Гм… Понимаю. Вы — революционер?

Сталин. Конечно. Ну, а почему ты смотришь на меня с таким удивлением? Я ведь не один революционер на свете. А твой отец? А Наташа?

Порфирий. Вот какие дела!.. То-то они все время шепчутся…

Сталин. А как же им не шептаться? Они должны быть осторожны! Ты, понимаешь, человек молодой, пылкий… Да, кстати, ты эти свои манеры брось! Зубило и прочее… Ты же всем можешь принести величайший вред! Но теперь они шептаться не будут, потому что я тебя в это дело посвятил.

Порфирий. Предупреждаю, что в наш двор стал захаживать городовой. Один раз — говорит, пришел подсмотреть, почему двор так замусорен. Другой раз спрашивал, кто в гостях сидит? Предупреждаю: полиция следит за двором.

Сталин. Конечно! Ты прав. Очень хорошо, что у тебя острый глаз.

Порфирий. Какой такой мусор? Я сразу догадался.

Сталин. Правильно, при чем тут мусор! И знаешь, о чем мы тебя попросим… сюда сейчас кое-кто придет, а покараулить некому. Так уж, пожалуйста, во дворе подежурь. А завтра вечером я тебя приглашаю, соберется небольшой кружок, побеседуем… и тут ты в кой-каких вопросах поразберешься.

Порфирий. Постойте! (Прислушивается.) Нет, это мне послышалось. (Пауза.) Нет, а все-таки не удастся вам… У царя полиция, жандармы, войска, стражники…

Сталин. …прокуроры, следователи, министры, тюремные надзиратели, гвардия… И все это будет сметено!

Порфирий. Нет.

Сталин. Ты до этого часу доживешь.

Порфирий. Нет! Вот он, знак! (Указывает на свой висок.) Так и умру в рабстве!

Сталин. Долго ты еще будешь про эти побои говорить? Я тебе говорю, все это отольется и вспомнится! Доживешь!

Порфирий. Я не доживу.

Сталин. Да что такое! Я же тебе не на картах гадаю, а утверждаю это на основании тех научных данных, которые добыты большими учеными! Ты о них даже не слыхал.

Порфирий. Я понимаю, что вы образованный… но как-то веры у меня мало.

Сталин. Ах ты, боже! Доживешь!

Порфирий. Нет!

В дверях появляется изумленная Наташа с подносом, на котором еда.

Наташа. А вы… вышли?

Сталин. Да, мы уж познакомились.

Послышался стук.

Наташа. Отец.

Ставит поднос на стол, выходит, потом возвращается. За нею входят Сильвестр, Миха, Теофил и Канделаки.

Сильвестр. Ах, ты вышел уже?

Сталин. Надоело в темноте сидеть.

Сильвестр. Ну, познакомьтесь, вот наши: Миха с Манташева, Теофил — ротшильдовский. С Канделаки тебя знакомить не требуется… А это — товарищ Coco из Тифлиса. (Наташе, расставляющей еду на столе.) Бутылку вина достань.

Сталин (Порфирию). Вот мы теперь тебя и попросим. Ты там погляди…

Порфирий. Хорошо, хорошо. (Выходит.)

Сильвестр (Сталину). Ты ему все сказал?

Сталин. Ему можно.

Миха. Порфирию? Конечно, можно.

Теофил. Порфирий — честный юноша.

Сильвестр. Садитесь, друзья! Налейте, чтобы в стаканах было вино.

Канделаки. Безобидная компания… сидим…

Сильвестр. Ну, Coco, начинай.

Наташа шевелит догорающие угли.

Сталин. Товарищи! Я послан тифлисским комитетом Российской социал-демократической рабочей партии…

Наташа закрывает печку, свет начинает уходить.

Сталин. …для того, чтобы организовать и поднять батумских рабочих на борьбу…

Темно.

Прошло около месяца. Ночь. И та же комната, но празднично убранная и освещенная. Сдвинутые и накрытые столы, на них вино, еда. Деревцо орешника, убранное яблоками и конфетами. За столами человек двадцать пять. Среди них Наташа, Сильвестр, Миха, Теофил, Котэ, Геронтий, Дариспан, Герасим, Мгеладзе, Тодрия и Климов. Все смотрят на стенные часы, ожидая, когда они начнут бить. Стрелка стоит у 12-ти.

Миха. Вот он, Новый год, подлетает к Батуму на крыльях звездной ночи! Сейчас он накроет своим плащом и Варцхану, болото Чаоба и наш городок!

В это время снаружи донеслось глухо хоровое пение: «Мравалжамиер»… {1}

Сильвестр. Он уже пришел в соседний дом!

Миха. Погоди, я не давал тебе слова! Их часы впереди.

Теофил (часам). Ну что же вы? Тащитесь скорей!

Миха. Погоди, не пугай их!

В это время часы начинают бить.

Раз!

Наташа. Два! Три!

Котэ. Четыре!

Присоединяются новые голоса, считают. «Одиннадцать… двенадцать!»

Миха (по-грузински). С Новым годом!

Климов. С Новым годом, товарищи!

Все запели «Мравалжамиер».

Миха. Слово даю себе. Оно будет краткое. Что дала нам вереница прошлых старых лет — мы хорошо знаем. Пусть они уйдут в вечность! А мы сдвинем чаши, пожелаем, чтобы новый, 1902-й принес нам наше долгожданное счастье!

Сильвестр. Товарищи, кто пойдет сменить Порфирия? Давайте по очереди.

Котэ. Я иду.

Выходит, через некоторое время входит Порфирий.