Екатерина Бронникова - Медвежий угол

Наталья. Что за ерунда! Моя вина, Машку не уберегла! Я не скрываю. Упустила, не доглядела. Не до того было. Но что вы ее с Аней сравниваете? Небо и земля!

Борис. Да вы что! А небесный ангелочек по имени Аня не рассказывала вам, почему от мужа ушла? А, ну да, знаю, знаю. Пил, бил, тиран, изверг. Мучитель. Истязатель. Она не может что-то новое придумать, все у нее одна сказка. А вот сейчас часики-то двенадцать пробьют, и карета превратится в тыкву. А Аня вам рассказывала, как я лечил ее неоднократно, у психологов всяких? Про наркологические клиники рассказывала? Про оргии рассказывала? Про дебоши? Про игры азартные? Про то, как я устал отмазывать ее, прикрывать ее тощий зад? Или только про горькую судьбинушку несчастной провинциалки?

Наталья. Почему я должна вам верить?

Борис. Не должны. Не верьте. Но факт есть факт.

Карабан. Неправда это, ее бы не взяли на железную дорогу! Тут строго все проверяют!

Борис. Верю, охотно верю. А кто проверяет-то? У вас на железке Колька Сотейник главный по этой части, мой лучший друг. Аня с ним близко знакома. Спала с ним даже. Неоднократно. Вы красьте, голубей-то ваших, Миша, красьте.

Карабан. Это лебеди.

Наталья. Аня тут у нас уже полгода, я хорошо ее знаю. Если бы она была такой, как вы говорите, я бы это поняла.

Борис. А мы женаты десять лет. Поверьте, я знаю ее лучше, чем кто бы то ни было.

Наталья. Я бы почувствовала это сердцем материнским.

Борис. Ваше материнское сердце подвело вас с вашей родной дочерью, а тут чужая девка.

Наталья. Кому чужая, кому своя. Я Аньку в обиду не дам. Садись в свой драндулет и катись отсюда.

Борис. Мой драндулет, как вы говорите, дороже стоит, чем вся эта ваша По́тьма, раз в десять.

Наталья. Потьма́.

Борис. А какая разница, куда ударение ставить? Суть-то одна. Дыра.

Открывается окно, из него выглядывает Аня.

Аня (Борису). Зачем приехал?

Борис. Аня! Анечка! Давай поговорим, выйди на улицу.

Аня. Я же сказала, что раньше лета не вернусь.

Борис. Я соскучился.

Аня. Да ты что!

Борис. Аня, я приехал за тобой. Я не могу уже больше так. Ну, брось ты эти свои игры. Ты уже палку перегибаешь. Я новый дом нам купил, там знаешь как хорошо! Все, все новое, мебель из Европы, гардеробная сто квадратов, забита последними коллекциями. Там сад, бассейн, все, как ты любишь!

Аня. Откуда ты знаешь, что я это люблю?

Борис. Ну что ты как маленькая! Ну, поигралась и хватит! Анечка, милая, ну что ты тут потеряла, что? Это же медвежий угол какой-то, на навигаторе даже нет. Тебе не может тут нравится!

Аня. А ты кто такой, что бы решать, что мне нравится, а что нет? Тебе кто сказал, что мне нужны твои огромные дома? Набитые всяким дерьмом! Они пустые, страшные, без нутра, без сердца! С чего ты взял, что мне нужна мебель из Италии? На перевернутом ведре, знаешь ли, тоже неплохо сидится. Тряпки эти, гучи-шмучи. Вот, жилетка оранжевая, видишь, чем хуже? За ней хоть что-то есть, какая-то жизнь, судьба.

Борис. Какая жизнь, что ты говоришь!

Аня. А такая. Простая, нормальная, человеческая. Работа, дом, работа, дом.

Борис. Ты сошла с ума! Я разве не даю тебе работать? Пожалуйста, иди! Куда хочешь, я договорюсь, любая компания, любая корпорация!

Аня. Знаешь, вот этот придурок (показывает на Мишку Карабана) и то умнее тебя. Он хотя бы слышит, что я ему говорю!

Борис. Я тоже не глухой!

Аня. Ты тупой! Да и трахается он получше тебя. (Громко смеется.)

Наталья. Что? У меня от вас будет рак мозга! Аня, я ничего не понимаю! Ты что обманывала меня? Ты же говорила, что он негодяй, что он издевался!

Аня. А держать меня в клетке не издевательство? Душить меня своей заботой, этой любовью тошнотворной, это не издевательство?

Наталья. Да что ж в любви-то плохого, Аня?

Карабан. Они улететь не могут. К земле прикованы.

Все смотрят на Мишку Карабана, который докрасил лебедей. И переключился на тюльпаны.

Наталья. Миша! Это же новый сорт!

Борис. Теперь точно новый!

Мишка Карабан с упоением красит тюльпаны, Под тяжестью белой краски они склоняются к земле.

Наталья. Совсем ополоумел, придурок лагерный? Я эти цветы по почте заказывала, ждала полгода! Потом на станцию бегала за ними. Ну, все, у меня от вас будет рак мозга!

Карабан. Снега-то не было. Плохо без снега. Пыль. Глазам плохо, больно от пыли! Снега, снега. Умыться. Успокоиться надо. Белый снег, белый мел, белый сахар тоже бел, а вот белка не бела, белой даже не была.

Мишка Карабан начинает красить себя краской, – руки, ноги, одежду, «умывается» краской. Затем подходит к железнодорожным путям и красит краской рельсы.

Борис. У него реально белочка!

Аня. Он не пьющий!

Борис. Что-то не заметно. Аня, поехали домой из этого дурдома!

Наталья. Аня, господи! Да сделайте же что-нибудь! У меня от вас будет рак мозга!

Аня исчезает из окна и появляется на крыльце с сигнальным рожком. Она подает общий сигнал тревоги из серии одного длинного и трех коротких звуковых сигналов.

Дом Натальи Гавриловны. Небольшая комната в деревенском доме. Печь голландка, шкаф, сервант, трюмо, диван и стол. На стенах – фотографии разных лет. Проход в соседнюю комнату завешан шторкой. Все подоконники уставлены цветами. Раньше стол стоял у стены, а на нем телевизор. Теперь, по случаю застолья, телевизор поставили на пол, а стол придвинули к дивану. В углу, возле печи на стуле сидит Мишка Карабан. Видно, что краску с него смыли и переодели, но он все равно белый, то ли краска въелась, то ли сам бледный. На диване сидит Борис, напротив, на табуретке, – Наталья. На столе стоят бутылки, закуска. Наталья и Борис изрядно пьяны.

Наталья. А Анюта у нас пить не будет! В компании всегда кто-то должен быть трезвый. Хотя бы один. Что бы за другими присмотр был. Я раньше всегда трезвой была, глядела за всеми. Да не доглядела. А сегодня напьюсь, да. Нет, нажрусь, как свинота. А все почему?

Борис. Почему?

Наталья. А потому что гладиолус!

Наталья и Борис дружно смеются.

Боря, знаешь, а хорошо, что вы помирились! Такая пара! Боренька, наливай, давай. Такая любовь! Сериал, честное слово.

Борис и Наталья выпивают.

Хороший ты мужик, чего Анька наговаривает на тебя? Мол, боюсь, прибьет!

Борис. Наталья Гавриловна, да что вы! Да я свою лапуську, свою золотуську хоть пальцем тронул? Ведь все для нее, все! Дом купил новый! Там гардеробная одна сто квадратов! Забита вся! Одеваю ее как куколку!

Наталья. Сто квадратов! Это что же получается, шкаф больше дома моего?

Борис. Раза в три, точно!

Наталья. Это что же, вот такой вот шкаф, как мой – это только для трусов? Вот это любовь! Борюсик, за любовь!

Снова пьют.

И что? Все это вещи? Одежда?

Борис. Одежда, обувь. Все от лучших модельеров. Последние коллекции.

Наталья. Это что же, каждый день новое можно надевать?

Борис. Мне ничего не жалко!

Наталья. Ну дела! У меня от вас будет рак мозга! Это что же – у нее там горы шмотья, а она Машкины ремки донашивает?

Борис. Натальенька Гавриловна, я же пытаюсь вам объяснить, что это модно, что ли.

Наталья. Ремки?

Борис. Нет, прикидываться, например, бомжом или пойти в киоск торговать, ну или работать на завод, ну что-то типа такого. Это называется… как же это называется-то, сейчас скажу.

Наталья. Это с жиру беситься называется.

Борис. А вот Аня решила сюда, на железную дорогу, вот приспичило ей в такой домик. Хочу, говорит, в самую глушь, в самую жопу.

Наталья. У меня от вас будет рак мозга!

Борис. А давайте за ваше здоровье!

Борис наливает, снова пьют.

Наталья. Давай в следующий раз за Мишино здоровье, а то туго парню сегодня пришлось. (Мишке Карабану.) Миша, ты как, дорогой? Может, поешь?

Мишка Карабан никак не реагирует.

А, ну понятно. Посиди, посиди, отдохни. (Борису.) Он всегда после заскоков своих такой тихий. Скорая приедет, обколет его, и все. Нет чтоб забрать, подлечить. Голову на место поставить. Ох, и устроил сегодня, придурок лагерный. Ведь верно, придурок? Да ты не бойся, говори, как есть. Он не слышит. До утра просидит, там и домой уйдет. Ну, как обычно.