Александр Галин - Сон героини

Молчат.

Да-а, вот такой выбор дочь сделала – матушка теперь. Я ведь в церковь никогда не ходил и не хожу. Мне зачем? Я не хожу. Не верю я во всё это. Раньше не верил, а сейчас я им ещё больше не верю. Но дочь, как говорится, за отца не отвечает… Она и внешне на вас похожа… Ямочки ваши на щеках… в улыбке… Но ничего про вас, конечно… не знает… Может, это наш с Таней грех… но мы про вас не сказали ей… что вы отец…

Шубин. Семён… ты дай-то мне передохнуть, переварить… подожди… Не вали всё сразу… И памятник… и дочь… и отец…

Горячев. Я вот так всё выложил… сразу, чтобы всё сказать и забыть. Я думал: говорить – не говорить? Да вот так всё и выложил. Потому что это мой грех, что я вашу дочь вроде как от вас скрывал. Не нашёл вас, не сказал… что Таня тогда родила… от вас… Но вы и не искали… ни её, ни меня…

Шубин. Семён… Я про дочь… не знал ничего…

Горячев. Ну вы-то что-то знали… Пашенька Сергеевич! Знали… Таня ко мне от вас вернулась…ведь уже был у неё животик большой… От вас…

Шубин. Почему обязательно от меня? Всё-таки ты её муж… А мы с ней и не жили вместе… никогда.

Горячев. Она когда от меня ушла, жила она тогда у матери… а к вам бегала… Вы тогда ещё получили большую квартиру… огромную… за роль Владимира Ильича. Она мне потом всё рассказывала, Таня… и про вас и про вашу квартиру. Мне же интересно было… Я сейчас Таню спросил: говорить Павлу Сергеевичу про Свету – не говорить? Сказала: спросит – скажи. Вы, Пашенька Сергеевич, спросили…Таня ведь мучается до сих пор, что дочь не знает, кто её настоящий отец. Мне внучка сейчас вот говорит: «Дед», – а какой я ей дед? Дед у неё – Владимир Ильич Ленин!

Шубин. Запутал ты меня… совсем.

Горячев. Да никакой нет путаницы. Просто Таня, она до сих считает, что на ней грех! И она до сих пор мучается. И вдруг вы сами идёте ей навстречу в коридоре…

Шубин (предельно смущён). Ты знаешь, я последние годы… в церковь постоянно хожу… Замаливаю грехи… Про это тоже надо… будет… Что мне тебе ещё сказать? Не знаю…

Горячев. Я не к тому про дочь сказал, чтобы вы передо мной каялись, Павел Сергеевич! Что вы! Хотите – забудьте этот разговор. Давайте дальше текст ваш разбирать…

Шубин. Какой теперь текст!

Горячев. Ничего, ничего, давайте читать! Значит, Верка спит и видит сон. «Боже! Боже!» Это мы уже читали?

Шубин. Читали, читали…

Горячев. Вот ваше второе «А-а, девушка!» И Верка говорит: «Я ведь сплю, и ты мне снишься» … Чего это она на ты с вами? Дальше ваши слова…

Шубин. Подожди, Семён! Чёрт-те что!.. У меня голова кружится… Дай мне лекарства принять…

Горячев. Воды вам?

Шубин. Да… запить…

Горячев. Ну где же тут воды взять?! Может, вам прилечь?! Может быть, к нам, в нашу гримёрную? Там Таня…

Шубин. Нет! Нет! Не надо никой Тани! Семён, не трещи ты… над ухом… Уйди куда-нибудь…

Горячев. Ухожу, ухожу… Сейчас воды принесу. Присядьте… Господи… Ну вот хотя бы сюда… прислонитесь… Это что? Постамент?

Шубин. Упали!..

Горячев. Что?

Шубин. Таблетки упали!.. Не вижу, где они… Помру без них… Таблетки!.. Мне надо… принять… Где они?!

Горячев. Не наклоняйтесь, Пашенька Сергеевич! Не наклоняйтесь!

Шубин опустился на колени, ищет. Горячев рядом.

Поднимитесь, поднимитесь! Дайте я найду… Вы только не волнуйтесь! Это я, дурак, вас так расстроил! Вы забудьте! Забудьте всё!

Шубин. Быстрее!..

Горячев. Не вижу… не вижу… Темно! (Кричит.) Светики! Э-эй! Светики! Гады!.. Включите же вы свет!

Шубин. Семён… чёрт с ними, с таблетками! Не ползай тут!.. Иди сюда!

Горячев. Сейчас я пойду свет попрошу, свет!

Шубин. Подожди! Если помру тут… прости меня ради Бога! И Таня… пусть простит…

Горячев. Да что вы! Что вы! Родной! Все эти страсти-мордасти давно позабыты! Милый Пашенька Сергеевич! Мы с Таней даже смеёмся иногда. Считается, что у Ленина с Надеждой Константиновной детей не было, а на самом деле у него есть дочь Света… два внука, Костя и Петя, и внучка Анюта.

Шубин. Прости, Семён…

Горячев. Да за что, дорогой мой человечище! Дорогой мой Владимир Ильич! (Смеётся.) Обиды эти, страсти всякие… – всё позабыто. Таня, когда ко мне вернулась, сказала: «Семён, я беременна!» Ну, я тогда сгоряча и брякнул: «От кого? От Ленина Владимира Ильича?» Она плачет, кивает… и говорит: «От Ленина». Ну, как водится, она волосы рвёт нас себе, воет! Промеж нас бутылка. Я стакан – она стакан… «Не от человека я, от Владимира Ильича залетела!» – такие были её слова! Как сейчас вижу: плачет… и смеётся! Прошло время – я понял её! И мне жалко её стало! Нас ведь с детства учили любить нашего вождя. И мы его любили. Так что я её простил. Я её понял. И мы с ней так и решили: это была и не измена… это… была любовь, народная любовь.

Шубин. А я её… не узнал, Танечку… Видишь, какая я свинья…

Горячев. Таня вас тоже с трудом узнала. А для меня вы, можно сказать, моя главная жизненная радость! Что было в моей жизни, если вспомнить, кроме Ильича?! Я тогда на студию летел! Ведь до сих пор вспоминаю! На нашей картине у меня в мужской гримёрной сидели: Сталин Иосиф Виссарионович, Феликс Эдмундович Дзержинский! Ведь подумать только: я к таким колоссам даже и не прикасался. Свердлова Якова Михайловича Таня моя делала. Свердлова! А я только вас, только Ленина Владимира Ильича! Пойду… побегу!

Шубин. Подожди, Семён! Если помру здесь… Скажи им: хотите снимать Ленина? – снимайте его мёртвого! Как он лежит у вас под ногами.

Горячев. Ленин живой! Живой! И эта Верка должна от радости вскричать: «Боже! Боже!» Увидела – и мысленно, себе: неужели это он к ней спустился с постамента?.. И тогда вы скажете ей… но тихо скажете, по-ленински, с вашей улыбкой… чтобы ямочки, чтобы бородка легонько затряслась: «Ага! милые!.. Вспомнили Владимира Ильича, узнали?!» И пусть эта Верка вас любит!

Шубин. Кого? Я для неё мумия… по имени Вовец…

Горячев. Вы – Ленин! Вы Ленин! Ленин! Там Таня сейчас, как будто ожила! Я её таких глаз не видел с тех самых пор! Горят – и ничего она с собой поделать не может! Она вас до сих пор любит! Потому что нельзя Ленина не любить. Он же был нашим Богом! Это не просто так сказано: «Ленин и теперь живее всех живых!»

Шубин. Нет! Не надо так говорить! Грех – это, Семён! Большой грех!.. Я верую в Бога! Они правы: мумия! Мумия!

Горячев. Пашенька Сергеевич! Не надо так!

Шубин. Хорошо! Не мумия. Памятник… Был человек… Владимир Ульянов. Прожил пятьдесят с лишним лет. За что он мою душу сгубил!

Горячев. За то, что вы его так играли… За то, что мы поверили в такого… каким вы его создали, вам триста памятников надо поставить! Вам, Павел Сергеевич! Не кайтесь! Не смейте, Павел Сергеевич!

Шубин. Я перед собой каюсь, и мне пред Богом стыдно. Прокартавил всю жизнь, вместо того, чтобы хорошие роли играть! Бог меня наказал. Я вот поэтому теперь один… Один. Жизнь моя кончилась вместе с той страной. Я же стал… всеобщим посмешищем. Мне прямо в лицо бросали проклятья… а за спиной кто только меня не проклял! А ведь я за всех ходил! За всех просил… Квартиры, машины… больницы. Все знали, что они не могли Ленину отказать. И Ленин за всех их просил… Они хитрее меня оказались. Они мною пользовались! А я ещё в этом своём ленинском ореоле под самый-то развал союза женился сдуру на молодой. Дочь большого партийного начальника… очень большого! И в этом тоже был разврат! Разврат… страшный… Они же меня заставляли голым в бане тосты для них картавить… (Голосом вождя.) «А теперь, товарищи, предлагаю по баночке, пивка… и в баньку…» Ну она, как ветер исторический поменялся, меня быстро обобрала. Квартиру ту, что мне за Ленина дали, продала и на эти деньги уехала. Жила в Германии, потом осела во Франции. По ленинским местам, сучка, поехала… А я, Сенечка, в Доме ветеранов кино живу. Там меня ваши киношники и нашли… А-а! Сердце давит… опять… А-а! Не продохнуть!

Горячев. Господи! Пашенька Сергеевич! Да что же это такое! И никого нет! (Кричит.) Да кто-нибудь! Помогите! Дайте же свет! Собаки! Свет!

Шубин. Никто мне не поможет. Кому он нужен теперь – Вовец!..

Горячев. Я быстро! Я сейчас!.. Свет! Надо, чтобы свет сюда дали… и врача… скорую… Господи! Что же я натворил! Сейчас, сейчас…

Горячев быстро уходит. Тихо. Шубин один в огромном павильоне.

С трудом поднимается. Долго стоит у постамента, потом, собрав силы, отрывается от него.

Шубин. А-а! Не помереть бы мне здесь… Умру в этой личине проклятой… Семён! Ты где? Семён… Не пойдёт Ленин в Кремль! Он к храму пойдёт, и тексты эти – «Боже! Боже!» Это не Верка… это он сам говорит… А зачем ему храм?! (Пауза.) Он стоит ночью на площади один… над ним только небо…С кем ему ещё говорить кроме Бога?! А-а… и лесенка тут есть. Значит, хотят его снимать на пьедестале… Снимайте – мы сумеем ещё подняться…