Евгений Шварц - Дон-Кихот

Дон-Кихот. Нельзя! Нет! Ни за что! Прощайте!

Рыцарь салютует даме копьем, поворачивает Росинанта и останавливается пораженный.

Дама разражается хохотом. И не она одна — хохочут все ее слуги.

Дон-Кихот пришпоривает Росинанта и мчится прочь во весь опор, опустив голову. Ветер сдувает с него перья. Громкий хохот преследует его.

Дама(слуге). Разузнайте у его оруженосца, где он живет. За такого великолепного шута герцог будет благодарен мне всю жизнь.

Вечереет.

Кончилась скалистая гряда вокруг дороги. Теперь рыцарь и его оруженосец двигаются среди возделанных полей. За оливковыми деревьями белеют невдалеке дома большого селения. За селением — высокий лес.

Санчо снова едет возле своего повелителя. Поглядывает на него озабоченно.

Дон-Кихот(печально и задумчиво). Думаю, думаю и никак не могу понять, что смешного нашла она в моих словах.

Санчо. И я не понимаю, ваша светлость. Я сам, ваша милость, верный и ничего в этом не вижу смешного. Жена приучила. Каждый раз подымала такой крик, будто я всех этих смазливых девчонок не целовал, а убивал. А теперь вижу — ее правда. Все девчонки на один лад. Вино — вот оно действительно бывает разное. И каждое утешает по-своему. И не отнимает силы, а укрепляет человека. Баранина тоже. Тушеная. С перцем. А любовь?.. Ну ее, чего там! Я так полагаю, что нет ее на белом свете. Одни выдумки.

Рыцарь и оруженосец в глубокой задумчивости следуют дальше, пока не исчезают в вечерних сумерках.

В просторной кухне усадьбы Дон-Кихота за большим столом собрались его друзья и близкие.

Поздний вечер.

Дождь стучит в окна. Ветер воет в трубе. Экономка перебирает фасоль в небольшой глиняной чашке. Племянница вышивает у свечки. Священник и цирюльник пристроились поближе к очагу.

Племянница. Бедный дядя! Как давно-давно уехал он из дома. Что-то он делает в такую страшную непогоду?

Экономка. Безумствует — что же еще! У всех хозяева как хозяева, а мой прославился на всю Испанию. Что ни день — то новые вести о нем!

Стук в дверь.

Экономка. Ну вот опять! Войдите!

Вбегает Альдонса.

Экономка. Слава богу, это всего только Альдонса. Что тебе, девушка? Ты принесла нам цыплят?

Альдонса. Нет, ваша милость, принесла удивительные новости о нашем сеньоре!

Экономка. Что я говорила! Какие? Он ранен? Болен? Умирает?

Альдонса. Что вы, сеньора! Новости гораздо более удивительные. Он влюбился!

Племянница. Пресвятая богородица!

Альдонса. Вот и я так сказала, когда услышала. Слово в слово. Влюбился наш сеньор в знатную даму по имени Дульсинея Тобосская. Отец мой родом из Тобосо и говорит, что в детстве видел такую.

Экономка. Значит, она старуха!

Альдонса. А мы так порешили, что это ее дочь или даже внучка, потому что уж больно сильно влюбился наш сеньор. Колотит людей в ее честь, не разбирая ни титула, ни звания. И вздыхает целыми ночами. И слагает ей песни. И говорит о ней ласково, как о ребенке или птичке. Я даже позавидовала.

Экономка. Чему?

Альдонса. Меня никто небось так не полюбит.

Племянница. А Педро?

Альдонса. Он только тискает да щиплется. Счастливая Дульсинея Тобосская!

Стук в дверь.

Экономка. Ну вот опять! Войдите!

Дверь распахивается, и в комнату входит человек в промокшем насквозь плаще. Глаза и нос красны, не то от непогоды, не то от природы. Длинные усы свисают уныло. Впрочем, едва войдя в комнату, он подкручивает их воинственно.

Неизвестный. Здесь ли проживает идальго Алонзо Кехано, именующий себя Дон-Кихот Ламанчский?

Экономка. Здесь, ваша милость.

Неизвестный. Он дома?

Экономка. Нет.

Неизвестный. Жаль, ах как жаль. Жаль от всего сердца. Будь он дома — я бы его арестовал.

Племянница вскрикивает. Альдонса забивается в угол.

Цирюльник и священник встают.

Неизвестный. Обидно. Ну да ничего не поделаешь, другим разиком. Не найдется ли у вас стакан вина?

Экономка. Как не найтись! Снимите плащ, сеньор. Садитесь, пожалуйста! Вот сюда, к огню.

Священник. Вы из братства Санта Эрмандад?

Неизвестный. Да, я стрелок славного старого Толедского братства Санта Эрмандад. Вот уже много лет боремся мы с преступлениями, а они, как нарочно, благодарю вас, все растут в числе. Прекрасное вино.

Экономка. Что же натворил наш идальго?

Стрелок. Сразу не перечислишь. Напал, например, на цирюльника.

Цирюльник. Какой ужас!

Стрелок. И отобрал у него медный бритвенный тазик ценой в семь реалов.

Священник. Зачем?

Стрелок. Заявил, что это золотой волшебный шлем, да и носит его на голове.

Цирюльник. Какой ужас!

Стрелок. Ну ограничься он этим — ладно. Так нет. По случаю засухи крестьяне одной деревни — люди разумные, почтенные — решили собраться на предмет самобичевания. Благодарю вас. Прекрасное вино. О чем я? Ах да. Подняли они, стало быть, статую мадонны. Бичуют себя по-честному, не жалея плеток, вопят о грехах своих. Все чинно, разумно. Вдруг — раз. Ого-го-го! Топ-топ, скачет верхом наш сеньор-безумец. О-о-о! У-уй-уй! И разогнал бичующихся. Принял, нечестивец, мадонну за некую пленную или там похищенную.

Священник. Какой ужас!

Стрелок. Ужас, такой ужас, что, если бы не ваше вино, у меня, человека привычного, и то встали бы волосы дыбом. Напал на стадо баранов, крича, что это войско каких-то злых волшебников, и пастухи избили вашего сеньора чуть не до полусмерти. Да не плачьте, барышня! Ваш папаша — такой здоровяк, что встал после этого да и пошел.

Племянница. Он не отец мой, а дядя.

Стрелок. Тем более не стоит плакать. Конечно, мы понимаем, что он не в себе. Однако есть сумасшедшие в свою пользу, а ваш сеньор безумствует себе во вред. А может, достаточно? Впрочем, наливайте. Чего вы кладете мне в сумочку? Пирог да кошелек? А зачем? Ну, впрочем, воля ваша. С дамами не спорю, ха-ха-ха! Беда в том, что он сумасшествует как-то… как-то этак… Жалуются многие! У меня к вам такой совет. Заманите вы его домой, как птичку в клетку. Похитрей. Тут, мол, угнетенные завелись. Цып-цып, на помощь. А как он войдет, раз — и на замок.

Священник. Вы правы, добрый человек. Так мы и сделаем.

Стрелок. Да, я прав. Простой стрелок — а всегда прав. Благодарю вас. Сеньора племянница и вы, сеньора, глядите веселее. Я ваш слуга. В среду на будущей неделе будут одну еретичку душить железным ошейником. Милости просим. Только скажите: Алонзо — и вам местечко на балконе над самой виселицей. Пожалуйста! А в субботу жечь будем ведьму. Милости просим, пожалуйста, в самый первый ряд, сразу за стражей. А сеньора Дон-Кихота цып-цып-цып — и в клеточку. И все будет славненько, и все будут довольны.

Уходит.

Священник в волнении вскакивает с места:

– Нельзя терять ни минуты времени. Добрый человек дал прекрасный совет.

Цирюльник. Научно говоря, следует начать с уничтожения книг.

Дверь в библиотеку Дон-Кихота снята с петель. Священник и цирюльник в фартуках работают прилежно, закладывают ход в библиотеку кирпичами, замазывают известью.

Экономка пристроилась возле. Шьет.

Племянница сидит на скамеечке, держит в руках маленькую книжечку в кожаном переплете. Глядя в нее, она спрашивает, как учительница ученика, то священника, то цирюльника.

Племянница. Проверим теперь с самого начала. Вот встречаете вы дядю на дороге. И тогда…

Священник. Тогда я надеваю маску, а мастер Николас — бороду. Он становится на колени, а я стою возле и низко кланяюсь.

Племянница. Так. И вы говорите…

Цирюльник(торжественно). О Дон-Кихот Ламанчский! Помогите самой безутешной и обездоленной принцессе на свете. (Естественным голосом.) Ну вот, слава богу, последние кирпичи положены — и замурована окаянная библиотека!

Священник. Когда известь высохнет, никто не найдет, где тут была дверь! Теперь только бы нам разыскать поскорее сеньора и вернуть его домой. А уж из дома мы его не выпустим.

Экономка. Да он и сам не уйдет, раз эти ядовитые книги запрятаны словно в склепе. Теперь я вижу, сеньор священник и сеньор цирюльник, что вы настоящие друзья. Если вам удастся заманить бедного идальго в клетку, то я буду считать вас просто святыми людьми!

Раннее утро.

Дон-Кихот и Санчо Панса едут по большой дороге.

Рыцарь оглядывается, привстав на стременах.