Жан Ануй - Жаворонок

Жанна. То, что велят мне мои голоса. Попросить вооруженный отряд у сира де Бодрикура...

Услышав свое имя, Бодрикур удовлетворенно вскрикивает: «Ага!» — и хочет выйти на авансцену.

Ему шепчут: «Да нет, да нет же, еще не время» — и оттаскивают на место.

...и когда у меня будет свой отряд, отправиться в Шинон к дофину, сказать ему, что он и есть настоящий король, поставить его во главе войска, освободить Орлеан, — а потом в Реймсе монсеньер архиепископ помажет дофина на царство, — и сбросить англичан в море.

Отец (все понял). Ага, наконец-то ты правду сказала, мерзкая девка! Вот чего тебе хочется, стать солдатской подстилкой, стать самой последней...

Жанна (таинственно улыбаясь). Нет, отец. Не последней. Самой первой, идти впереди под градом стрел и никогда не оглядываться назад, пока я не спасу Францию, — так сказали мне мои голоса. (Вдруг, погрустнев.) А потом, да свершится воля божья!

Отец (планы Жанны приводят его в бешенство). Спасать Францию? Францию спасать? А кто тем временем будет наших коров пасти? Значит, я тебя растил, ничего не жалея, на всякие жертвы шел для того, чтобы ты с солдатами гуляла, потому что тебе нужно, мол, Францию спасать, да еще когда? Когда ты выросла и можешь на ферме помогать? А ну, держись! Я тебя научу Францию спасать! (Подскакивает к ней и изо всех сил бьет ее по щекам, пинает ногой.)

Жанна (кричит под его ударами). Перестаньте, отец! Перестаньте!

Отец отстегивает пояс и начинает ее хлестать, ухая при каждом ударе.

Ладвеню (побледнев, вскакивает с места). Остановите же его! Ей больно!

Кошон (тихо). Тут мы бессильны, брат Ладвеню. Ведь узнаем мы Жанну только на процессе. Каждому из нас дано играть лишь свою роль — хорошую или плохую — так, как они написаны, каждому в свой черед... И вы же знаете, что по нашей милости ей скоро будет еще больнее. (Оборачивается к Варвику.) Не правда ли, эта семейная сцена не слишком приятна?

Варвик (машет рукой). Но почему же? Мы, англичане, определенно сторонники телесных наказаний для детей, они формируют характер. Меня самого чуть не засекли в детстве до смерти, и, как видите, это только закалило меня.

Отец (в изнеможении бросает пояс и, вытирая с лица пот, орет на Жанну, которая без чувств лежит у его ног). Эй, дохлятина! Ну что, будешь теперь Францию спасать? (Чуть сконфуженно поворачивается к другим действующим лицам.) А вы, мессиры, что сделали бы на моем месте, если бы ваша дочь такое плела?

Варвик (отводит взгляд от этого мужлана, флегматично). Одно только меня удивляет, более того — огорчает: полная несостоятельность нашей разведки в данном деле. Мы должны были с самого начала столковаться с этим типом.

Кошон (улыбается). Верно, но нельзя же все предвидеть.

Варвик. Хорошая разведка обязана все предвидеть. Какая-то девчонка ясновидящая, где-то в захолустье, твердит, что спасет Францию. Следовало об этом своевременно узнать и столковаться с отцом, чтобы он заставил ее держать язык за зубами, и мы задушили бы всю интригу в зародыше. Не дожидаясь, что она там натворит... А так это обошлось нам слишком дорого... (Снова нюхает розу.)

Мать (выступает влеред). Неужто убил?

Отец. Пока еще нет. Но если она в следующий раз посмеет заикнуться, что уйдет с солдатами, я ее, твою родную дочку, в Маасе утоплю, слышишь, утоплю собственными руками. А если меня уже в живых не будет, сыновьям накажу утопить... (Уходит, крупно шагая.)

Мать (наклоняется над Жанной, вытирает ей лицо). Жанна, доченька... Жаннета... Больно он тебя, а?

Жанна (испуганно отшатывается, потом узнает мать и жалко улыбается). Да. Бил сплеча.

Мать. Ничего не поделаешь, терпи. Отец ведь.

Жанна (слабым голосом). Я и терплю. И пока он меня бил, я молилась за него, чтобы господь его простил...

Мать (все же с некоторым возмущением). Господу богу нечего прощать отцам, когда они своих дочек колотят. Они в своем праве.

Жанна (кончает фразу), ...и чтобы он понял.

Мать (ласкает ее). Да что понял-то, козочка? К чему ты все эти небылицы ему рассказываешь?

Жанна (кричит в тоске). Надо же, чтобы хоть кто-то меня понял, матушка, ведь одна я ничего не смогу!

Мать (баюкает ее). Ну-ну, да не расстраивайся ты так. Прижмись ко мне, помнишь, как маленькая ко мне прижималась... До чего же ты, дочурка, выросла! И обнять-то ее не обнимешь... И все-таки ты моя маленькая, ты в меня пошла. Помнишь, сколько времени ты за мою юбку цеплялась, в кухню за мной ходила. А я тебе то морковку дам почистить, то тарелку вытереть, чтобы ты вроде меня стала... Братья твои — это другое дело — они мужчины, все в отца... Разве им, мужикам, что втолкуешь, не стоит и стараться... Говори просто «да», мол, все равно они целый день в поле торчат, а когда за дверь, дома ты полная хозяйка. Может, и зря я все это тебе говорю, но ты уже женщина, взрослая стала... Наш отец человек хороший, справедливый, но если бы я не хитрила с ним, так, чуток, — для его же добра, — думаешь, я выкрутилась бы? (Шепчет Жанне на ухо.) Наскребла я немножко денег, на всем экономила. Там грош, тут другой. Давай-ка купим тебе на ярмарке хорошенькую вышитую косынку. Будешь у нас красавица.

Жанна. Не красавицей я хочу быть, мама.

Мать. Я тоже в свое время с ума сходила, тоже, прежде чем встретилась с твоим отцом, одного парня любила, красавец был, да ничего не вышло, ушел он в солдаты, а я, как видишь, все-таки живу счастливо. Ну, скажи, кто же он? Нехорошо от матери секреты иметь. Значит, не можешь даже его имя назвать? Хоть из нашей деревни-то? Может, отец и даст согласие, против хорошей партии он возражать не будет. И уговорим его, дурачка, что это он, мол, сам тебе его выбрал... Знаешь ведь, какие они, мужчины, — орут, командуют, дерутся, а мы их за нос водим.

Жанна. Я не хочу выходить замуж, матушка. Святой архангел Михаил сказал, что я должна уйти из дому, надеть мужское платье, отправиться к нашему сиру дофину, чтобы спасти французское королевство.

Мать (строго). Смотри, Жанна, я к тебе по-доброму, ты мне глупости молоть не смей! И никогда я тебе не позволю одеться мужчиной, слышишь! Моя дочь да в мужском платье! Хотела бы я это видеть!

Жанна. Но, матушка, этого не избежишь, раз я должна скакать на коне впереди войска! Это Михаил-архангел мне велел.

Мать. Пусть себе Михаил-архангел велит или не велит, а на лошадь ты в жизни не сядешь! Жанна Д'Арк на коне! Да тебя вся деревня засмеет!

Жанна. Но ездит же барышня де Вокулер верхом на соколиную охоту.

Мать. А ты в жизни не поедешь! Одно дело — ты, другое — она! Да что ты о себе, в самом деле, возомнила!

Жанна. Но если я не сяду на коня, как же, по-твоему, я смогу повести за собой солдат?

Мать. И к солдатам я тебя в жизни не пущу, скверная ты девчонка! Да уж, по мне, легче видеть тебя в гробу. Слышишь, я то же, что и отец, говорю. Все-таки мы кое о чем одинаково с ним думаем. Девушка — она прядет, ткет, стирает и сидит дома. Бабка твоя дома сиднем сидела, да и я тоже, и тебе нечего об этом думать, а когда будет у тебя своя дочка, ты и ее к этому приучишь. (Внезапно разражается бурными рыданиями.) Уйти с солдатами! Да чем же это я провинила господа бога, что он такую дочку послал? Значит, тебе хочется меня в гроб загнать?

Жанна (бросается в ее объятия, тоже рыдает и кричит). Нет, мама! (Выпрямляется и восклицает сквозь слезы.) Вы же видите, монсеньер Михаил-архангел, ничего не выйдет, они никогда не поймут.

Мать тем временем уходит в глубину сцены.

Никто никогда не поймет. Лучше мне сразу отказаться. Бог велит покоряться отцу и матери. (Отвечает голосом архангела.) «Вперед, Жанна, надо быть покорной богу!» (Своим голосом.) «Ну а если бог прикажет сделать невозможное?» — «Тогда надо спокойно попытаться сделать невозможное. Начинай, Жанна, бог требует от тебя только этого, а потом он вознаградит тебя за все. И если тебе почудится, будто он тебя оставил, если воздвигнет он на пути твоем неодолимое препятствие, то лишь затем, дабы помочь тебе, ибо он тебе верит. Ибо думает: раз за дело взялась маленькая Жанна, к чему мне убирать с пути гору — и без того хлопот по горло, — уж она себе все руки и колени в кровь исцарапает, а через гору перелезет, я-то ее хорошо знаю. Всякий раз, когда он не пожелает убрать с твоего пути гору, Жанна, можешь этим гордиться. Это бог пожелал взвалить на тебя еще одно бремя». (После паузы.) «Значит, вы думаете, мессир, господь бог может хотеть такого — пусть, мол, плачут ее отец и мать, пусть, если она уйдет, умрут из-за нее с горя... И понять-то такое трудно...». «Бог сказал: я пришел принести не мир, а меч... Я пришел, дабы брат восстал на брата, а сын на отца... Бог явился, чтобы принести войну, Жанна. Не за тем явился бог, чтобы все уладить, он пришел за тем, чтобы все стало еще труднее. Не от всех он требует невозможного, а вот от тебя требует. И полагает он, что нет для тебя ничего слишком трудного. Вот и все». (Встает; совсем просто.) «Ну что ж, пойду».