Эдвард Радзинский - Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано! (сборник)

Он назвался и объяснил, что звонит по важнейшему делу. Голос жены помягчел:

– Я передам ему, когда вернется. И он вам сразу отзвонит.

З. нервно расхаживал по комнате. Через пятнадцать минут он не выдержал, позвонил снова.

– Нету дома, – уже сурово ответил голос.

В кабинет вошла его жена:

– Что случилось?

– Перепутал портфели, – злобно сказал З.

– И конечно, в портфеле что-то было! – торжествовала жена.

– Было! Было! – заорал он.

– Что ты орешь? Сам наделал – и орет! Ты что, не знаешь, какое сейчас воровство? Моя сестра проводила обследование в школе: собирала анализы мочи. Анализы поставила в чемоданчик. Их поликлиника – в двух шагах от школы. И по дороге она зашла в гастроном самообслуживания. Оставила чемоданчик на столе. А когда вернулась…

– Уйди! Я прошу – уйди!

Моча, однако, произвела впечатление, и он опять позвонил.

– Послушайте, – металлическим голосом сказала жена А. – Я вам все объяснила. Он на банкете, звоните утром.

В трубке раздались гудки.

Мысль о похищенной моче совсем вывела З. из равновесия. Он позвонил в «Арагви» – и с ужасом услышал, что банкет час назад как закончился. Страшные мысли пришли в голову: хорошо, если этот развратный сукин сын А. ушел с тварью Б. А если он на улице подцепил какую-то… А та украдет портфель!

Он опять позвонил.

– Нету! – рявкнул голос жены.

В безумии он опять набрал номер.

– Я вызову милицию!

Опять гудки.

Он снова набрал.

– К черту стыд! – успел он проорать в трубку. – Вопрос идет о жизни и смерти. Исчезла статья руководителя государства! Где ваш муж? – вопил он.

– На банкете! – орали в трубке.

– Банкет закончился час назад! К черту стыд! Если вы можете предположить, где ваш муж, немедленно сообщите!

В ответ сказали нехорошее слово, и послышались гудки.

Он опять позвонил, но телефон не ответил. А он все звонил и звонил.

Потом он катался по полу, и ему вызвали «неотложку».

…Критик А. вернулся домой под утро.

Жена не спала.

– Ну и банкетуля был! – сказал он и потянулся чмокнуть супругу.

В ответ он получил молчаливый удар в переносицу.

…Уже через час редактор З., оправившийся от припадка, держал в руках драгоценный красный сафьян. Он прижимал его к груди, поглаживал, страстно ласкал застежки.

Первый раз в жизни редактор З. испытывал любовь.

– Любовь в тридцатых годах, – объявил прокуренный женский голос…

– Ах, какие женщины были в тридцатых! Сейчас они уже старушки, чистенькие, благонравные. О, милые лукавицы, на дне ваших выцветших глаз, в ломких костях рук… вижу, вижу – «Декамерон», «Декамерон»!

Вот типичный сюжет тридцатых: А. и Б. преданно дружат, еще как дружат! Их обоих преданно любит жена А. И все это не тайно, не шепотом, а «во весь голос».

Да, это было время любовных коллективов…

О, цепочки тридцатых: А. живет с женой Б., Б. живет с женой С., С. живет с женой Д. Только Д. ни с кем не живет, он попросту ни о чем не подозревает. Вот Д. и считается рогатым. Фривольное время! Правда, потом, во время посадок тридцатых годов, когда брали А., то, естественно, брали и Б. и С. И ничего не ведавшего Д. тоже брали! Ибо это были подлинно «опасные связи»! Я хотел бы уточнить, что все это абсолютно не касалось массы, искренней массы, занятой размахом пятилеток. Но наверху… Ах, какие были изыски… Взять хотя бы похождения Берии – ну что там Синяя Борода или маркиз де Сад! А салон Лины Ш-к (не смею назвать фамилии), а волнующая игра во «флейту», когда…

Здесь рассказчицу решительно прервали, ибо дальше, видимо, шли картины, не предусмотренные автором «Де-Декамерона». Мы потребовали уважения к покойнику.

Рассказчица извинилась и продолжала:

– Ах, как неотразимы были женщины тридцатых! Например, некая Т. женила на себе по очереди всех знаменитых писателей. Просто не женщина была, а антология нашей литературы. Добро бы красавица. Мне показали ее, когда она была, естественно, уже не первой молодости. С трепетом я вглядывалась в Музу стольких Дарований – но никаких следов красоты! Когда я ее разглядывала, появился знаменитый старый поэт. Он шагал, тучный, важный, уже бронзовея, примеряясь, как лучше ему стать памятником. И тут он увидел ее. И замер под ее взглядом тигра, завидевшего лань. Старик обратился в бегство… Да, когда-то она была и его женой (ох, как много лет назад!). Но даже теперь он не владел собой в ее присутствии…

А какие смешные выражения бродили во фривольном декамеронистом лексиконе того времени! Например: «У этой женщины изношена материальная часть». По́шло? Но здесь вся эпоха. Мы оценим это через четыреста лет, как оценили «Декамерон». Или некий замечательный поэт, взглянув на пляж южного Дома творчества, произнес лучшую свою строку: «Тела давно минувших дней». Ныне его когда-то знаменитые стихи умерли, а эта острота пережила десятилетия. А в какие словесные игры пускались его литературные собратья с буржуазным словом «тело», какое знание пословиц при сем выказывали. Например: «Телу время – потехе час»; «Тело мастера боится»; «Кончил тело – гуляй смело»…

А какие трогательные обычаи сопровождали перипетии любви в те незабвенные годы!

– Что должна делать замужняя женщина, когда она идет к любовнику? – спрашивала прекрасная Г., известная таким количеством связей, что о них даже не сплетничали. – И сама же отвечала: – Уходя к любовнику, каждая порядочная женщина должна поставить тесто. У теста будет время взойти, и она сможет по возвращении накормить мужа его любимыми пирогами!

Здесь второй раз прервали рассказчицу (второе серьезное предупреждение), и она вынуждена была наконец перейти к сюжету;

– Речь пойдет о самой блестящей из них. Допустим, ее звали… Боже мой, герои этой истории почти все умерли, и все-таки я укрою ее под тургеневским именем Ася.

Ее мать была из блестящей дворянской семьи, к тому же антисемитка. В нее влюбился еврей из известной профессорской семьи. Она заставила его креститься. И, сказав себе, что «из всей этой христоубийственной нации он единственно порядочный», – вышла за него замуж.

Итак, два противоположных начала соединяются в любви. Так родилась Ася!

Ася росла в комнатах, заставленных цветами. Цветы в китайских вазах окружали колыбель. Перед глазами ее было только прекрасное. Лучшие репетиторы и сам отец (медицинская знаменитость) занимались с девочкой Асей.

У нее был профиль Суламифи, волосы цвета воронова крыла. И узкое великолепное тело. И еще – был некий гипноз: когда мужчина входил в комнату, где была Ася, он видел только Асю. Самые прекрасные женщины в ее присутствии – растворялись!

«Я вздрогнул – и уже смотрел только на нее» (вечный рассказ очевидцев).

И в тринадцать лет это существо, обожаемое родителями, воспитанное среди любви и счастья, это невинное существо – решило заразиться сифилисом! Так в первый раз проступило в ней…

Она решила получить болезнь изгоев – этот вечный ужас в сочетании с любострастием… после нежности, красоты, любви…

В летнюю ночь она вышла на улицу. Какой-то пожилой господин со слюнявым ртом (всю жизнь она будет помнить этот рот) схватил ее под руку, усадил в пролетку. Его лицо приблизилось, он зарылся в ее рот… Это случилось, когда пролетка проезжала мимо ее дома. Через его плечо она увидела окно своей детской, свет лампы. И с воплем на ходу выскочила из пролетки…

Революция, нэп. Она блестяще сдала экзамены в медицинский. Профессора писали отцу о ее великом будущем. Через год она бросила дом, медицинский – и вышла замуж за поляка из ГПУ. Почему? Потому что это было самое постыдное для ее семьи, для нее самой! Наконец-то – падение! Их ночи – после допросов, крови, расстрелов врагов… девичье тело, распростертое (распятое) на кровати… Читайте «Боги жаждут» Анатоля Франса! Да, русские девушки всегда любили классику!

Но кровь не помогла. Тьма, которая душила ее, не нашла выхода. И поляк почувствовал это! Он изнемогал от страсти – и не мог пробудить ее мертвое тело. И однажды… Сходя с ума от безответного желания, он протянул ей пистолет. Он умолял застрелить его. Она смеялась. Он ползал у нее в ногах, лизал ее пальцы. Продолжая смеяться, она приподнялась на кровати, взяла пистолет. Он отошел к стене. Она прицелилась, выстрелила. И прострелила ему челюсть. И, теряя сознание от боли, он овладел ею. Вот тогда, перепачкавшись в его крови, она впервые что-то почувствовала.

А потом все опять стало обычным, никаким.

Тогда-то она познакомилась с писателем К. К. был главный Донжуан тридцатых годов. Умный, добрый, легкий, блестящий рассказчик, обольститель. Все было по правилам: главный Донжуан овладел главной красавицей. Они поженились. Поляка она бросила. В последний раз она увидела поляка в тридцать шестом. Тогда вовсю сажали прежних кремлевских бояр, судьба поляка была решена, и она сама пошла к нему – попрощаться. Это было очень опасно, но она пошла. Она легко забывала своих мужчин… и всегда их помнила. Она позвонила в прежнюю свою квартиру. Дверь открыла маленькая девочка. С безумным криком «мама» девочка бросилась к ней на шею. Вышел поляк, побледнел, увидев ее, но сразу понял: она не вернулась. Он провел ее в гостиную. Вся комната была увешана ее фотографиями. Ее халат висел в ванной на том же месте, и зубная щетка стояла в стакане. Девочку, которая открыла дверь, поляк взял в младенчестве из детского дома. И всегда говорил девочке, что на фотографиях – ее мать, которая в отъезде и скоро к ним вернется…