Кир Булычев - Именины госпожи Ворчалкиной

Анна. Ты что, паучиха, что ли?

Матрена Даниловна. Хуже. Я баба. Причем с большим жизненным опытом. Чего и тебе, Аннушка, желаю.

Анна. Неужели ты еще не поняла, что жизненный опыт любви только помеха. Каждая твоя встреча начинается с пустого места, растет, как младенец в колыбели, и потом принимается тебя душить. И ты тянешься к возлюбленному, а он ускользает к другой, потому что она моложе тебя, слаще и глупее. Скажи, на что женщине ум?

Матрена Даниловна. Он дан нам в наказание. И тому примеров я могу привести множество. Покойная Клеопатра через своих мужиков смерть от гадюки приняла. Большого ума была женщина! Не нам чета.

Анна. А ты не сравнивай. В любви каждая из нас Клеопатра. Мужики одинаковы. Мы для них – легион, а для нас каждый из них – царь и господин.

Матрена Даниловна. И раб при этом. Потому что если его в рабстве не держать, он радости от любви не получит. Радость для раба – обладать королевой.

Анна. А потом отметить ей с молоденькой служанкой. Знаешь, Матрена, я тут подумала, что княжнам изменяют с герцогинями, герцогиням изменяют с девками-чернавками.

Матрена Даниловна. И как тебе этот Гаврила?

Анна. Уступаю его тебе, моя славная наперсница.

Матрена Даниловна. А Прелесту нам с тобой не жалко?

Анна. Ты не поняла меня, Матрена. Я вижу в этой девушке воплощение всего лучшего, что таилось во мне десять лет назад.

Матрена Даниловна. Пятнадцать.

Анна. Пять лет назад! Никому не позволю Прелесту обидеть! Ни один волосок не упадет с ее головки. И я сделаю все, чтобы она получила своего Гаврилу. Гаврила должен быть счастлив, судьба русской поэзии висит на волоске.

Матрена Даниловна. А чего ты мне насоветовала?

Анна. Я тебе насоветовала подарить поэту клочок счастья. Тело такой женщины, как ты, должно быть телом музы. А у поэта может быть несколько муз.

Матрена Даниловна. А не может так статься, что ты в его лице мстишь всем мужчинам и в первую очередь обидевшему тебя?

Анна. Матрена, не старайся показаться умнее себя самой. Это опасно.

Матрена Даниловна. Значит, твоего интереса в нем нет?

Анна. Нет и не будет. Меня интересует только поэзия. Слова «ямб» и «хорей» заставляют меня пускать слюни. Но бог не дал мне настоящего дара. А ему, Гаврюше, дал! Милый ты мой мальчик, талантливый ты мой. (Кружится в танце.)

Матрена Даниловна. Нет, пожалуй, не стоит мне соблазнять этого солдатика. Поэзия поэзией, а постель постелью. Может быть, утешится моя девочка?

Анна. А Христину я так понимаю, так понимаю! Нет мужчины, который бы превзошел красотой и верностью обычного коня. Слышала, как он сказал: «Я царь – я раб! Я червь – я Бог!» Столетия пройдут, наши имена забудутся, а на углах улиц, на площадях русские люди будут эти чеканные строки повторять.

Саша выглядывает из столовой.

Саша. Куда вы пропали! Сейчас уже сладкое подавать будут.

Анна. Спасибо, мой мальчик. (Обнимает его за плечи, на ходу поворачивается к Матрене Даниловне.) Присмотрись к этому мальчику. Он далеко пойдет.

Матрена Даниловна. Чего мне смотреть, Анюта, мое дело свечу держать, а уж амурными ласками пускай ваше молодое поколение занимается.

Они уходят, а из-за занавески появляется Фентифлюшин. Фентифлюшин подкрадывается к двери в столовую и машет рукой. Из залы появляется Гремыхин.

Гремыхин. Ну и что? Нашел проект, чтобы нам разбогатеть?

Фентифлюшин. Сначала он сказал, что нам надо жениться.

Гремыхин. Правильно. Хорошо сказал. А ты чего ответил?

Фентифлюшин. Я спросил, врет он или деньги нам заплатит?

Гремыхин. А он что?

Фентифлюшин. А он меня чуть не убил. С помощью своего друга Гаврилы Державина. Который по Прелесте исстрадался.

Гремыхин. Опасный человек!

Фентифлюшин. Он ему проект подсказал, что нужно всех женихов на дуэлях перебить, а самому остаться.

Гремыхин. А ты чего?

Фентифлюшин. А я ему говорю: «Стой!»

Гремыхин. А он?

Фентифлюшин. А он как закричит: «Я царь – а ты раб!» Представляешь, это он мне, наследному маркизу неаполитанскому? Он, видите ли, царь, а я для него раб!

Гремыхин. Позор! Такого солдата батогами надо! Ты мне его завези на конюшню, а я прикажу его батогами!

Фентифлюшин. Серый ты человек, а того не понимаешь, что у нас с тобой теперь один путь – жениться на сестрах Ворчалкиных, прежде чем Державин нас с тобой перебьет и сам женится.

Гремыхин. Эх, давно я об этом подумывал, да медленно. А ты теперь меня как бы под зад коленкой подтолкнул. Мне без их приданого дальше жить нелегко.

Фентифлюшин. Бон, екселлант, что ты мне в этом признался, сосед. Я без их приданого вообще по миру пойду.

Гремыхин. Где Некопейкин?

Фентифлюшин заглядывает в столовую и вытаскивает в гостиную Некопейкина. На этот раз он с куском торта в руке и измазан кремом.

Фентифлюшин. Мы обдумали твое предложение и решили – копейка с рубля приданого будет твоей.

Некопейкин. И все такие щедрые. С ума можно сойти. А если у меня подходящего проекта нет?

Фентифлюшин. Придумаешь, апре муа а ля луж. То есть после меня как бы лужа. Нам надо сделать так, чтобы госпожа Ворчалкина своих дочек за нас в одночасье отдала.

Некопейкин. Не отдаст. Народ вы несолидный, а приданое немалое.

Гремыхин. Вот и думай. Если с проектом выйдет, быть тебе тоже небедным.

Некопейкин. Ты чудак-человек, неужели не понимаешь, что Ворчалкина вам дочек не отдаст, даже если небо на землю упадет!

Гремыхин. А ты небо на землю не роняй, это лишнее. Много народу подавит.

Фентифлюшин. Подумай о своей спокойной старости.

Некопейкин. А если откажусь?

Гремыхин. Не советую, кончишь дни у меня на конюшне. Мои люди тебя из-под земли выкопают.

Фентифлюшин. Делай, как велят.

Они уходят в столовую, а Некопейкин начинает расхаживать по гостиной и думать, потом кричит.

Некопейкин. Саша! Сашок! Иди сюда, дело есть!

Саша. Ты вызывал меня, дух изгнанья?

Некопейкин. Не болтай чепухи! Нам с тобой нужен проект. Как жениться на сестрах Ворчалкиных.

Саша. Так мы же его придумали! Державин вот-вот шпагой проколет всех соперников.

Некопейкин. А соперники нам вдвое больше отстегнут.

Саша. Дай-ка я попробую угадать, кто же с тобой говорил! Неужто это Гремыхин и один неаполитанский маркиз?

Некопейкин. Так ты же знал!

Саша. Нет, это у меня такая метода преступления раскрывать. Называется дедукция. Тебе такого слова вовек не выучить.

Некопейкин. А я и не стремлюсь.

Саша. Значит, что мы имеем? Мы имеем двух дураков помещиков, которые, конечно, не лучшие женихи, но и не чета нашему Державину – все же знать волостная.

Некопейкин. И оба в разорении, так что за деньги готовы душу продать. Невест с приданым – раз-два и обчелся. Ворчалкины – лучшая добыча, да их мамаша не спешит с дочками расстаться. Ждет достойных женихов.

Саша. Правильно, мой друг. Значит, единственный выход для наших женихов – поторопить Ворчалкину.

Некопейкин. Как так поторопить?

Саша. Госпожа Ворчалкина должна сообразить, что ей нужно срочно отделаться от дочерей. Иначе случится неприятность.

Некопейкин. Что же может произойти? Неужели землетрясение?

Саша. Вот ты изобретатель, надежда науки российской, собственный Невтон и Платон. Придумай такую катастрофу.

Некопейкин. Что ж, задача достойная меня!

Они уходят. Появляются Дремов и Ворчалкина.

Дремов. Но будь справедлива! Ведь ты же бесприданницей была, твой покойный бригадир тебя за прекрасные глаза взял.

Ворчалкина. А разве я ему плохой женой была? Разве я ему хозяйство не поставила, доходы не преумножила, пока он германцев бил, разве я ему красавиц не вырастила?

Дремов. А раз так, не стой на пути их счастья.

Ворчалкина. Счастье, мой друг, понятие относительное. Я когда за одноглазого бригадира замуж шла, все подушки искусала. И ты знаешь почему. Из-за тебя, дурачина!

Дремов. А что я мог сделать?

Ворчалкина. Я думала, руки на себя наложу. Я мечтала знаешь о чем? Чтобы ты прискакал на вороном коне, увез меня в лес и сделал со мной, что пожелаешь… Как мне плохо было! Я ж тебе больше двадцати лет об этом не говорила. У нас все мирно, все как у людей.