Альбер Камю - Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула (сборник)

Калигула. И не предатель?

Старый патриций. Это само собой разумеется, Гай.

Калигула. И следовательно, никакого заговора нет. Это была просто шутка, скажи?

Старый патриций (сбитый с толку). Шутка, обыкновенная шутка…

Калигула. По всей очевидности, никто не собирается меня убивать?

Старый патриций. Никто, конечно, никто.

Калигула (глубоко вздыхает и продолжает медленно). Тогда исчезни, моя прелесть. Человек чести – такое редкое животное в этом мире, что слишком долго лицезреть его мне трудно. Мне нужно побыть одному, чтобы прочувствовать как следует этот чудесный миг.

Какое-то время Калигула, не двигаясь, глядит на табличку. Потом берет ее и читает. Переводит дыхание и зовет стражника.

Калигула. Приведи Херею.

Стражник идет к выходу.

Постой.

Стражник останавливается.

Будь с ним почтителен.

Стражник уходит. Калигула меряет зал шагами. Потом идет к зеркалу.

Калигула. Ты решил быть логичным, идиот. Остается только узнать, до какого предела. (С иронией.) Если бы тебе принесли луну, все бы изменилось, да? Невозможное стало бы возможно, и все преобразилось бы разом, в один миг. Почему бы и нет, Калигула? Как знать? (Озирается кругом.) Все меньше людей вокруг меня, как странно. (Глядя в зеркало, глухим голосом.) Слишком много мертвых, слишком много мертвых. Какая от этого пустота! Даже если бы мне принесли луну, я уже не мог бы вернуться назад. Даже если мертвые снова зашевелились бы под ласками солнца, убийства оттого не ушли бы обратно под землю. (С яростью.) Логика, Калигула, надо твердо держаться логики. Безграничная власть, безграничная верность своей судьбе. Нет, назад не возвращаются, надо идти до конца!

Входит Херея.

Калигула, туго завернувшись в плащ, откидывается на спинку кресла. Вид у него измученный.

Херея. Ты меня звал, Гай?

Калигула (слабым голосом). Да, Херея. Стража! Факелов!

Молчание.

Херея. Ты хотел мне что-то сказать?

Калигула. Нет, Херея.

Молчание.

Херея (чуть раздраженно). Ты уверен, что мое присутствие необходимо?

Калигула. Совершенно уверен, Херея. (Снова молчание. Потом неожиданно торопливо.) Извини меня. Я рассеян и плохо тебя принимаю. Садись вот сюда, в это кресло, и побеседуем по-дружески. Мне нужно поговорить немного с умным человеком.

Херея садится. Едва ли не впервые с начала пьесы он держится непринужденно.

Как ты думаешь, Херея, могут два человека, равные духом и гордостью, хоть однажды в жизни поговорить с открытым сердцем, словно обнажившись друг перед другом, сбросив с себя всю ложь, все предрассудки, все тайные расчеты, которыми живут?

Херея. Я считаю, что это возможно, Гай. Но думаю, ты на это не способен.

Калигула. Ты прав. Я только хотел узнать, сходимся ли мы во мнениях. Что ж, наденем маски. Вооружимся каждый своей ложью. Покроемся для беседы, как для боя, щитами и латами. Херея, почему ты меня не любишь?

Херея. Потому что тебя не за что любить, Гай. Потому что в таких вещах приказывать бесполезно. И еще потому, что я слишком хорошо тебя понимаю. Нельзя любить ту часть своей души, которую стараешься утаить от себя самого.

Калигула. За что ты меня ненавидишь?

Херея. Тут ты ошибаешься, Гай. Ненависти к тебе у меня нет. Я считаю тебя опасным и жестоким, эгоистичным и тщеславным. Но я не могу тебя ненавидеть, потому что ты не кажешься мне счастливым. И я не могу тебя презирать, потому что знаю – ты не трус.

Калигула. Тогда почему ты хочешь меня убить?

Херея. Я уже сказал: я считаю тебя опасным. Мне дорого и необходимо надежное благополучие. Большинство людей устроено так же. Они не способны жить в таком мире, где самая бредовая идея может в любую минуту стать явью и войти в их жизнь – а чаще всего и входит, как нож в сердце. Я тоже не хочу жить в таком мире. Предпочитаю твердую почву под ногами.

Калигула. Благополучие не в ладах с логикой.

Херея. Согласен. Это взгляд не логичный, зато здоровый.

Калигула. Продолжай.

Херея. Мне больше нечего сказать. Я не хочу вникать в твою логику. У меня другие понятия о своем человеческом долге. Я знаю, что большинство твоих подданных думают так же, как я. Ты всем мешаешь. Значит, ты должен исчезнуть.

Калигула. Очень ясно и вполне оправданно. Для большинства людей это просто самоочевидно. Но не для тебя. Ты многое понимаешь, а за понимание надо дорого платить – или отказаться от него. Я плачу. Почему же ты и не отказываешься, и не хочешь платить?

Херея. Потому что я хочу жить и быть счастливым. А ни того, ни другого не добиться, если доводить логику до абсурда со всеми его последствиями. Я обыкновенный человек. Порой это меня тяготит, и тогда я желаю смерти тем, кого люблю, страстно мечтаю о женщинах, которые для меня запретны по законам семьи или дружбы. Если быть логичным, я должен в таких случаях убивать и брать женщин. Но я считаю, что эти смутные порывы значения не имеют. Если бы все принялись их осуществлять, мы не могли бы ни жить, ни быть счастливыми. А для меня, повторяю, имеет значение именно это.

Калигула. Тогда ты должен верить в высокие идеалы.

Херея. Я верю в то, что одни поступки благороднее других.

Калигула. А по мне, они все равноценны.

Херея. Я знаю, Гай, поэтому и не могу тебя ненавидеть. Но ты мешаешь и должен исчезнуть.

Калигула. Справедливо. Только зачем объявлять мне об этом и рисковать своей жизнью?

Херея. Затем, что другие встанут на мое место, и затем, что я не люблю лгать.

Молчание.

Калигула. Херея!

Херея. Да, Гай.

Калигула. Как ты думаешь, могут два человека, равные духом и гордостью, хоть однажды в жизни поговорить с открытым сердцем?

Херея. Я думаю, это мы с тобой и сделали только что.

Калигула. Да, Херея. А ведь ты считал, что я на это не способен.

Херея. Я был не прав, Гай, сознаюсь и благодарю тебя. А теперь я жду твоего приговора.

Калигула (рассеянно). Моего приговора? А! Ты имеешь в виду… (Достает табличку из-под плаща.) Ты знаешь, что это такое, Херея?

Херея. Я знал, что она в твоих руках.

Калигула (пылко). Да, ты знал, Херея, и сама твоя прямота была притворством. Два человека так и не поговорили с открытым сердцем. Впрочем, это не важно. А теперь отбросим игру в откровенность и снова будем жить как раньше. Тебе предстоит еще попытаться понять, что я скажу, и вытерпеть мои оскорбления и капризы. Слушай, Херея. Эта табличка – единственное доказательство.

Херея. Я ухожу, Гай. Все это зловещее кривлянье мне надоело. Я его слишком хорошо знаю и больше не хочу на него смотреть.

Калигула (столь же пылко и настойчиво). Погоди. Это единственное доказательство, так?

Херея. Едва ли тебе нужны доказательства, чтобы отправить человека на казнь.

Калигула. Верно. Но на сей раз я хочу изменить себе. Это никому не помешает. А изменить себе время от времени так приятно. Это дает отдых. Я нуждаюсь в отдыхе, Херея.

Херея. Не понимаю, и вообще я не ценитель таких изгибов.

Калигула. Разумеется. Ты-то, Херея, человек здоровый. У тебя нет непомерных желаний! (Заливаясь смехом.) Ты хочешь жить и быть счастливым. Всего-навсего!

Херея. Думаю, нам лучше на этом кончить.

Калигула. Нет еще. Чуточку терпения, хорошо? Смотри, вот я держу это доказательство. Я воображаю, что без него не могу вас казнить. В этом моя прихоть и мой отдых. А теперь гляди, во что обращаются доказательства в руках императора.

Подносит табличку к факелу. Херея подходит ближе. Между ними факел.

Табличка тает.

Калигула. Видишь, заговорщик! Она тает, и, по мере того как исчезает это доказательство, заря невинности занимается на твоем лице. У тебя чудесные, чистые черты, Херея. Как прекрасен невинный человек, как прекрасен! Оцени мое могущество. Самим богам не дано возвращать невинность, не послав сначала кары. А твоему императору потребовался только язычок пламени, чтобы сделать тебя снова безгрешным и бесстрашным. Продолжай, Херея, доведи до конца великолепные рассуждения, которые я от тебя услышал. Твой император ждет отдыха. Это его собственный способ жить и быть счастливым.

Херея тупо смотрит на Калигулу. Делает едва заметное движение, словно понял, открывает рот, чтобы заговорить, – и внезапно уходит. Калигула все держит табличку над огнем и, улыбаясь, провожает Херею взглядом.