Габриэль Марсель - Пьесы

Фред. О Бергсоне, сударыня; о фехтовании у меня есть определенное представление.

Эдме. Мы сейчас заняты; поговорим обо всем попозже, хорошо?

Фред. Прошу прощения. (Уходит.)

Эдме. Через какие-нибудь три года этот юнец будет приставлен к душам в маленьком уголке Юра.

Клод (сдавленным голосом). Что ты только что хотела сказать? Что за доказательство?

Эдме. Ты хочешь знать?

Клод. Что это?

Эдме. Ну, хорошо. Я снова виделась с ним.

Клод. Ты была у него?

Эдме. Мы договорились о встрече в «Лютеции», он живет там; вышли вместе. Но он почти не может ходить, сразу устает; мы сели на скамью.

Клод. Что дальше?..

Эдме. В этот раз он не упрекал меня; и это было хуже всего. Он говорил о своей болезни. И, главное, он меня расспрашивал об Осмонде. Он хочет знать, когда сможет снова повидать ее.

Клод (резко). Я не хочу, чтобы он еще раз встречался с ней.

Эдме (иронически). Прекрасно.

Клод. Во-первых, под каким предлогом? Она и так уже была заинтригована в тот вечер. Пришлось бы все ей объяснить. Это невозможно. Она не выдержит.

Эдме (с той же иронией). Она тебе кажется такой хрупкой?

Клод. Ну а ты сама… ты можешь вынести мысль, что твоя дочь… тебя осудит?

Эдме. Так это из-за меня? Ну нет, уволь, меня этой комедией не одурачишь.

Клод. Я знаю, что ты подумала.

Эдме. Возможно.

Клод. Но ты ошибаешься, это не трусость, просто я категорически против того, чтобы волновать ее понапрасну.

Эдме. Здесь всё вместе.

Клод. Повторяю тебе, это все напрасно, она ничего не может сделать, никто не может ему помочь. Он обречен. Это обреченный человек.

Эдме. Не понимаю, почему ты так кричишь. Я просила тебя сказать «да» или «нет». Я только констатирую, что едва лишь от тебя потребовалась истинная жертва…

Клод. Это неправда.

Эдме. Слышишь, я сказала: истинная жертва…

Клод. Это не потому, что я не хочу жертвовать.

Эдме...ты тотчас же находишь аргументы, притом великолепные, чтобы отказаться это сделать.

С письмом в руках быстро входит Осмонда.

Осмонда. Папа, я надеюсь, это письмо было отправлено без твоего ведома?

Клод. Какое письмо?

Осмонда. Читай. (Передает письмо Клоду.)

Эдме. Этот тип отдал тебе мое письмо? Ну, это уже верх всего…

Осмонда (отцу, с возмущением). Что ты на это скажешь?!

Клод. Послушай, милая, даже если допустить, что твоя мать в своей осторожности зашла слишком далеко…

Осмонда. При чем здесь осторожность? Что это за манера оберегать меня как вещь!

Клод. Поверь, тут нет ничего оскорбительного; твоему возрасту свойственно не замечать некоторых опасностей, это совершенно естественно.

Осмонда. Каких опасностей? Я требую, чтобы были, наконец, поставлены точки над «i».

Клод. Отец этих девочек…

Осмонда. Вы испугались, что ему доставляет радость меня видеть? Ну что ж! Да, конечно; он от меня этого не скрывает. К тому же, он вдовец.

Клод. Осмонда, его жена жива.

Осмонда. Он вдовец. И если вы меня доведете до крайности…

Эдме. Это угроза?

Клод (вполголоса, Эдме). Оставь меня с ней на минуту.

Осмонда. Папа, скажи ей, что она поступила дурно.

Эдме. Не вижу никакого толку в подобных беседах, но если тебе это доставит удовольствие…

Осмонда. Мама права, это все ни к чему.

Клод подходит к Осмонде, ласково кладет ей руку на плечо; Эдме смотрит на них с недоброй улыбкой и выходит.

Клод. Дорогая моя, ты катишься по наклонной плоскости…

Осмонда. Опять это слово!

Клод. Теперь мне стали ясны твои недомолвки в нашей прошлой беседе.

Осмонда. Так что же?

Клод. Этот человек…

Осмонда. Ты его не знаешь и не имеешь права судить о его поступках.

Клод. Уже сам факт, что он передал тебе письмо…

Осмонда. Это я потребовала.

Клод. Но в каких вы отношениях?

Осмонда. Я думаю, что его привязывает ко мне сильное чувство; я его тоже очень люблю.

Клод. Но ты не ребенок; ты не можешь не отдавать себе отчета в том, что в его чувстве к тебе, возможно, есть что-то… смутное.

Осмонда. Ты хочешь сказать — плотское? Не сомневаюсь ни секунды.

Клод. И все же я убежден, что если бы ты взглянула на вещи трезво, ты бы поняла… Прежде всего, это безвыходная ситуация.

Осмонда. Не уверена.

Клод. Ты что, делаешь ставку на смерть его жены?

Осмонда. Ну, она-то всех нас переживет.

Клод. В таком случае… В конце концов, на что ты надеешься? На что ты рассчитываешь?

Осмонда. Я ни на что не надеюсь и ни на что не рассчитываю; мне нужно разобраться в себе.

Клод. Видишь, ты даже не уверена в своем чувстве… благодарение Богу!

Осмонда. Я вовсе не это имела в виду. Разобраться в себе для меня означает: знать, что я считаю хорошим, а что — дурным. Я не строю никаких иллюзий относительно характера его чувств, и тем не менее… возможно, ты будешь очень шокирован — но если б он питал ко мне лишь самую почтительную привязанность, должна признаться, я была бы не слишком обрадована… Вот так. Да, я думаю, что допусти я неосторожность, он бы с восторгом этим воспользовался. Все мужчины одинаковы. Папа, понимаешь, ты здесь не судья. Так вот: я должна либо не допускать неосторожности — либо это должен быть вполне осознанный шаг.

Клод (с трудом беря себя в руки). Ты сейчас рассуждаешь как совершенное дитя. Или, вернее, пытаешься обмануть себя. На самом же деле, моя бедная девочка, ты в ужасном смятении.

Осмонда. Ничуть, уверяю тебя.

Клод. Твой голос дрожит.

Осмонда. В тот день, когда я проникнусь уверенностью, что это лишь предрассудок…

Клод. Так вот — этот день не наступил.

Осмонда. Что тебе за удовольствие терзать меня? Но я понимаю, это твой профессиональный долг — не оставлять людей в покое.

Клод. Мой долг — добиться, чтобы ты глубже заглянула в себя.

Осмонда. Что поделаешь, папа, для меня все это пустые слова.

Клод. Мой долг — предостеречь тебя от тщеславия… да, именно, от тщеславия, которое ты испытываешь при мысли, что мужчина питает к тебе двусмысленное, а точнее, вполне определенное чувство.

Осмонда. Никакого тщеславия. В первый и, возможно, единственный раз в моей жизни кто-то думает обо мне, не путая это с мыслями о благолепном домашнем очаге, о чинном, послушном выводке… Мне необходимо жить собственными силами; мысль о том, что придется существовать в наезженной колее, внушает мне ужас; я не уверена, что в моем чувстве есть что-то низменное, что мой выбор — хуже. В такой обыденной, банальной жизни, как наша, — если еще тебе не повезло и ты не верующая…

Клод. Ты воображаешь, что это вопрос везения?

Осмонда. Да, воля здесь бессильна, я пробовала много раз.

Клод (с растущей горечью). Следовательно, я должен принять всерьез этот цинизм, это спокойное бесстыдство! Ты взвешиваешь «за» и «против»… Ничто в тебе и не дрогнет при мысли об оскорблении, которое ты наносишь…

Осмонда. Но это не оскорбление.