Андрей Зинчук - Дощечка через лужу

Тот же самый пионерский лагерь, неторопливый рассвет. Погода заметно портится.

Аглая(оглядываясь и стараясь отдышаться). Преодолели, кажись. Только ведь…

Лизка. Молчи, молчи!.. Видела, как живут люди?

Аглая. Мрак.

Лизка. А мы-то точно перебрались? Как это проверишь?

Для пробы негромко запевают старую пионерскую песню безо всякой надежды на отклик. И вдруг, как эхо из ближнего леса, долетает до их слуха какой-то странный многоголосый шум…

Лизка.Слышала?

Аглая. Ну, эхо.

Лизка. А почему слова другие? Почему?

Аглая. Да, в самом деле? Кто ж тогда это будет такой? Ну-ка, если еще разок?..

Пробуют петь опять. И опять в ответ странный многоголосый шум.

Лизка. Слова другие, а мотив тот же самый! Это как?..

Аглая(прислушавшись). Да никак это пионерчики? Пионерчики вернулись? Новая их смена подъехала?! Петровна, думаю, была бы счастлива!

Лизка. Да, Петровна… (Смахивает набежавшую слезу.) Лети в столовку, протирай столы, разжигай котлы, Аглайка!

Аглая. Потом! Потом! Мы все это еще успеем! Слышь, Лизка, а ну как мы их накормим, напоим и спать уложим, а они утром снова исчезнут?..

Лизка. Надо как-то сделать, чтобы не исчезли!

Аглая(вглядываясь вдаль). Не, слышь, не пионерчики это, кажись. Как сказала бы Петровна: «Галстухи у них не те!»

Лизка. Кто ж это тогда? Может, все-таки покушение? Нет? (Фальшиво хватается за сердце.) Ой!

Аглая. Не, совершенно не такие! (Желая успокоить Лизку.) Но тоже, впрочем, мальчики, девочки… А помнишь, Аглайка, скаутов когда-то давно? Правда, ты тогда ну совсем еще маленькой была!

Лизка. Ничего не маленькой! Я очень даже прекрасно их помню! Все время прячутся, как индейцы, буквально по нескольку дней, песни тоже поют… А Петровна сказала бы на это, наверное, следующее…

Из корпуса неожиданно появляется… Петровна , похожая на королеву, только вместо мантии с волочащимся куполом парашюта за спиной.

Петровна. Подойдет к тебе какой-нибудь один такой и спросит: бабушка, а не к вам ли это стрела моя залетела? Третий день найти ее не могу! Ты отдай ему стрелу, Аглая. Ладно? Вырастит в мущщину она ему еще пригодится. Слышите, на танцплощадке? Никак уже танцы затеяли, мущщины эти невеликие?.. Сейчас на стадион кинутся. А потом на залив. А потом еще куда-нибудь… А у нас с вами флагшток пустой!..

Лизка и Аглая(хором). Петровна!!!

Аглая(бурчит, ткнув Лизку в бок). Ну, сейчас начнется… разбор полетов!

Петровна. Чего уставились? Сказочные мы или что?

Лизка и Аглая(вместе). Ну…

Петровна. Вот вам и «ну». Так какое же число нам завтра предстоит с утра?

Лизка. Число-то какое? Хм. (Глубоко задумывается.) Это вопрос философский!..

Петровна(начиная говорить, будто различая какие-то отдельные слова между чешуйками волн или вылущивая их из свиста ветра в прибрежных камышах, словно «морзянку» из эфира). В начале не было ничего: ни неба, ни земли, ни тьмы, ни света, ни даже самого времени, про которое позже написали: «В начале…» В дни первые творения числом три все устроилось. В четвертый же было постановлено так: да будут светила на тверди небесной для освещения Земли и для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на Землю. И стало так. И были созданы два светила великие: светило бо`льшее, для управления днем, и светило ме`ньшее, для управления ночью, и звезды; и были поставлены они на тверди небесной, чтобы светить на Землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И было решено, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четверг. НО НАШ РОД БЫЛ ПРЕЖДЕ ТОГО! Потому как если бы нас, не`тварей, не было, то как узнали бы о том, что стало, когда всему пришло время быть? Не стоит о том забывать! Все. Пошла в корпус. Досыпать. И чтобы до следующего четверга меня больше не будили! Слышите? (Любуется произведенным эффектом, подхватывает парашют через руку, как шлейф, и королевой уходит.)

Аглая(она первая приходит в себя). Вправду, Лизка: не будь сказок не завелось бы на свете жизни. Самого бы света, возможно, не было. Сидели бы мы сейчас в темном пустом зале… Да что я говорю? И зала бы, наверное, не нашлось. И Дома бы культуры. Ничего! И болтались бы мы вечно в безвоздушном пространстве (хватается руками за горло, выпучив глаза, хрипит) где-нибудь между звезд!

Лизка. Которых бы тоже не было!!!

Аглая(отдышавшись). Значит, все-таки скауты! Ха!.. Ну, теперь-то точно конец нашей малине! А заодно и мухоморам полный финал! (Как-то судорожно вздохнув.) И пусть! И пусть! То-то утром возле умывалки я приметила досточку через грязь. Лежит себе на двух камушках… Не шатается! Я еще подумала кто ж ее тут приладил?.. Для кого?..

Лизка. Это я положила. Для вас с Петровной. Значит, теперь и для них. Петровна им сказки сказывать будет. Про четверг и не только. А ты, Аглайка всему лагерю по вечерам кино крутить… (Вдруг.) Не она ли телевизору видимость выковыряла? Да, кстати, и стрелу нам подбросила?..

Без ответа.

Аглая(кивает на кусты). Вон они пожаловали!

Начинают мелькать пятнышки ручных фонариков по темным утренним, еще не просохшим от росы кустам. Отчего ближайший из них к крыльцу (рядом со скамейкой, на которой пионеры обычно признаются друг другу в любви) ответно вспыхивает. И сразу же откуда-то с залива доносится мокрое, негромкое, гриппозное, приближающееся: «Буль-буль-буль» да «буль-буль-буль!»

Аглая(взвизгивает). Это восьминос!!! Восьминос! (Нервно.) Лизка, переведи морзянку.

Лизка. Да что тут переводить? Ну, жрать захотел. Причапал на свет.

Аглая. Я же говорила! Говорила! Он уже давно по всему лагерю ползает! (Не зная, что придумать.) От него насморк!..

Лизка. Вовсе не насморк, а обыкновенный неопасный фольклорный грипп! Полежишь чуток в лизарете…

К этому времени в небе над лагерем уже начинает погромыхивать. Над заливом заводят хоровод тяжелые тучи. Все чаще принимается шуметь в камышах похоже, собирается нешуточный дождь.

Аглая(вдруг). Значит, говоришь, вновь приставят нас к своим борщам? Столы положат протирать? Нас, сущих свидетелей, на кухню?!!

Лизка(переглянувшись с Аглаей и вдруг взревев). Петровна где?!!

Лизка с Аглаей , не сговариваясь, ныряют в корпус и появляются оттуда с Петровной . Как прежде, подхватывают ее, сонную, под руки… При этом, конечно, слышат сакраментальное: «Снова разбудили, неладные?!»

Аглая. Пора! Пора!

Петровна. Куда теперь? На поезд? Автобус? А может быть, просто пешком?

Аглая. Как ты и хотела мимо фортов на южный берег!..

Лизка. К наивным деревенским детям! В их ясные сны!

Под занавес затеявшегося дождя они и исчезают, чудом вырвавшись на волю из страшной сказки, начавшейся давным-давно, в далеком 1917 году, уже безо всякого усилия вновь поднимаясь в воздух и отлетая вдаль, в живое золото горизонта, чтобы мелькнуть над лагерем трехголовой нездешней тенью. Кажется, что они так и уйдут по огромной дуге мимо фортов «на южный берег к наивным деревенским детям, в их ясные сны», как вдруг, будто наткнувшись на невидимую стену, все три вертикально взмывают вверх и на мгновение зависают в высшей точке своего полета, после чего начинают расходиться в стороны: каждая по спадающей огромной дуге, исполняя таким образом фигуру высшего пилотажа, известную под названием «тюльпан», и входя в боевой разворот… И, набрав скорость, разлетаются в разные стороны, чтобы с ходу ворваться в сказки нового времени про таинственного «атомного» восьминоса, устроившего им прощальный фейерверк, скаутов, огласивших окрестности песней на мотив «Взвейтесь кострами!..», про взлетевший на флагштоке и расцветший под мокрым ветром новый, синий, спортивный, почти свободный «восьминосый» флажок, про заброшенные форты и ходящие мимо них по заливу огромные многоэтажные дома, которые многие совершенно справедливо называют кораблями, и про удивительный город Кронштадт…

В результате их решительных действий «злые дикторы», в изобилии рассеявшиеся по всему миру, вдруг осекаются и смолкают («затыкаются», по местному выражению), в эфир прорываются пока еще не очень громкие и малочисленные «человеческие» голоса, после чего, как гигантский занавес, на лагерь с шумом обрушивается дождь, смывая последние следы всего прежнего, суетного, наивного и оттого исчезнувшего навек.