Александр Островский. - Красавец мужчина

Лупачев. Погоди жалеть-то! Коли она умна, так будет не бедней тебя.

Окоемов. Что толковать-то! Ты богат как черт.

Лупачев. Допустим и это. Ты меня не попрекай, что я богат; я не виноват, родители виноваты. Как они наживали, это не мне судить: я сын почтительный, мне только остается грешить на их деньги.

Входят Зоя и Олешунин.

Окоемов, Лупачев, Зоя и Олешунин.

Зоя. До свидания, Федор Петрович, не забывайте! Мы всегда рады вашему посещению.

Олешунин раскланивается и уходит.

Лупачев (Зое). Сияете!

Зоя. Сияю, Никандр Семеныч.

Окоемов. Ну, вы побеседуйте, а я пойду приведу в порядок кой-какие счеты.

Лупачев. Прощай! Я уеду сейчас домой, вечером увидимся.

Окоемов уходит.

Зоя. Ах, Никандр Семеныч, как он меня любит! Ведь уж мы не первый год муж и жена, а точно неделю тому назад обвенчаны.

Лупачев. Да, он порядочный человек, он свои обязанности помнит.

Зоя. Какие обязанности? Любить жену разве обязанность? Я люблю его, потому что он мне нравится, я думаю, и он тоже.

Лупачев. Когда люди сходятся по любви, так они и живут в любви, пока не надоедят друг другу; а когда бедный человек берет за женой большое приданое, так он рад ли, не рад ли, а обязан любить.

Зоя. И вы можете так дурно думать о моем муже и вашем друге.

Лупачев. Я ничего о нем не думаю; я говорю только, как это обыкновенно бывает у людей.

Зоя. Но разве не могут быть исключения?

Лупачев. Конечно, могут; и желаю, чтобы любовь вашего мужа была исключением.

Зоя. Какие у вас мрачные взгляды на жизнь!

Лупачев. Зато я никогда и не разочаровываюсь, я этого горя не знаю; а вам, с вашими розовыми взглядами, придется разочаровываться постоянно и много страдать.

Зоя. Не пугайте, пожалуйста!

Лупачев. Предостерегать не значит пугать. Пора вам, Зоя Васильевна, приходить в совершеннолетие. Браки между людьми неравного состояния по большей части торговые сделки. Богатый мужчина если женится на бедной, то говорят, что он берет ее за красоту; то есть, проще сказать, платит деньги за ее красоту.

Зоя. Как это нехорошо покупать женщин за деньги!

Лупачев. Точно так же нехорошо и женщинам покупать красивых мужей.

Зоя. Да этого никогда не бывает, вы клевещете на женщин.

Лупачев. Нет, бывает, и очень часто.

3оя. И что же это за женщины, которые без любви выходят замуж за богатых людей? Это значит продавать себя. Это разврат. Я презираю таких женщин.

Лупачев. Погодите презирать, погодите! Во-первых, ни одна женщина не скажет вам, что она выходит замуж по расчету, а будет уверять, что любит своего жениха. И не верить ей не имеете никакого права, потому что в ее душе не были. Во-вторых, девушки часто жертвуют собой, чтоб спасти от нищенства свою семью, чтоб поддержать бедных престарелых родителей.

Зоя. Ах, да, конечно. Я поторопилась. Извините!

Лупачев. Погодите, погодите! Продавать себя богатому мужу, конечно, разврат; но и богатой женщине разбирать красоту мужскую и покупать себе за деньги мужа, самого красивого, – тоже разврат; но тут есть разница: между продающими себя часто попадаются экземпляры очень умные и с сильными характерами; тогда как те, которые бросаются на красоту,'по большей части отличаются пустотою головы и сердца.

Зоя. Вы не знаете женщин, оттого так и говорите.

Лупачев. Нет, знаю лучше вас. Деньги – это дело прочное, существенное, а красота – блестящая игрушка, а на игрушки бросаются только дети.

Зоя. Зачем вы мне это говорите?

Лупачев. На всякий случай; может быть, и пригодится.

Зоя. Вы ужасны, вас слушать невозможно.

Лупачев. Как хотите, я с своими разговорами не навязываюсь.

Зоя. Но иногда и боль бывает приятна, и потому я вас слушаю.

Лупачев. Вот и ваш брак. Я не знаю, может быть, и в самом деле он был следствием обоюдной горячей любви – это вам знать; но в глазах посторонних он имел вид торговой сделки.

Зоя. Нет, уж это слишком! я вам говорю, что я люблю Аполлона, люблю и люблю безумно.

Лупачев. Безумно? Ну и прекрасно: так уж и не сетуйте, не жалуйтесь и принимайте с покорностью последствия, которые непременно следуют за всяким безумием.

Зоя. Это что еще?

Лупачев. А вот будемте продолжать разговор. Угодно?

Зоя. Хорошо… Истощайте мое терпение…

Лупачев. В браках, которые основаны на денежных расчетах, любовь пропорциональна деньгам: чем больше денег, тем больше и любви; убывают деньги, и любовь убывает; кончаются деньги, и любовь кончается, а часто и раньше, если в другом месте окажется для нее богатая практика.

Зоя. Послушайте, я на вас буду мужу жаловаться.

Лупачев. Жалуйтесь! А если ваш муж думает так же, как и я? тогда кому жаловаться?

Зоя. Во всяком случае, уж не вам.

Лупачев. Напрасно. Вы меня не обегайте, я гожусь на многое. До свидания. (Подает руку.) Быть хорошенькой женщиной – привилегия большая.

Зоя. Да, это по вашей денежной теории.

Лупачев. Что ж делать! Прежде была теория любви, теперь теория денег.

Зоя. Прощайте, извините! Разговор зашел так далеко, что я боюсь услышать от вас что-нибудь дерзкое.

Лупачев уходит.

Сколько раз меня расстроивал этот человек. После того разговора с ним щемит сердце, как перед бедой, уж лучше разочароваться и страдать, чем совсем не верить в людей.

Входит Лотохин.

Зоя и Лотохин.

Лотохин. Не узнали?

Молчание.

Ну, задумались; так, значит, не узнали. Родственник ваш, только дальний.

Зоя. Ах, Наум Федотыч! То-то мне сразу что-то очень знакомое показалось, да боялась ошибиться. Да ведь уж сколько лет мы не видались-то!

Лотохин. Да лет шесть, коли не больше.

Зоя. Забыли вы меня, совсем забыли.

Лотохин. Вы в Москве не бываете, мне сюда не дорога – вот и не видались; а забыть, как можно! Помним. Знаем, что вы живете под крылышком у тетеньки Аполлинарии Антоновны, изредка получаем от нее известия о вас… Кстати, как ее драгоценное здоровье?

Зоя. Она здорова.

Лотохин. И все так же молода душой?

Зоя. Все так же.

Лотохин. Ну, вот и прекрасно. Надо правду сказать, слухов об вас было мало; но это я считаю хорошим знаком. По пословице: нет вестей – хорошие вести. Знаем, что вы вышли замуж, слышали, что живете согласно, порадовались за вас. Да и нам полегче на душе стало, одной заботой меньше: выпустили птенца из гнездышка, пусть порхает на своей воле.

Зоя. Ах, Наум Федотыч, как он меня любит!

Лотохин. Кто он-то?

Зоя. Муж.

Лотохин. Ну, слава богу, слава богу! Что ж тут удивительного, что он вас любит! это его прямая обязанность.

Зоя. Нет, вы представьте… ах, милый Наум Федотыч, вы только представьте себе, как он меня любит, как балует…

Лотохин. Да-с, уж это обыкновенно так бывает; я очень рад-с. Вы мне сказали, ну, я так знать и буду, и распространяться об этом нечего.

Зоя. Нет, я не могу… Ах, кабы вы знали!… Ведь мне все завидуют.

Лотохин. Завидуют? Чему же-с?

Зоя. Да ведь он у меня красавец.

Лотохин. Красавец! Да-с… это дело другого рода… Виноват-с. Это обстоятельство значительно усложняет дело, и вы уж мне позвольте предложить вам несколько вопросов.

Зоя. Сделайте одолжение! Я очень рада отвечать на все ваши вопросы; я так довольна, так счастлива!

Лотохин. Позвольте-с! Красавец! Значит, тут любовь-с безотчетная и безрасчетная.

Зоя. Да, да, страстная любовь и взаимность; одним словом, полное счастие…

Лотохин. Из всего этого позвольте мне заключить, что у него собственного состояния не было.

Зоя. Ах, да какое же мне до этого дело! Никогда я не спрашивала, есть у него состояние или нет. Того, что у нас есть, с нас довольно, и мы живем очень хорошо; а мое ли, его ли состояние, это решительно все равно. Мы муж и жена, зачем нам делить? У нас все общее.

Лотохин. Неоспоримая истина. Против этого и говорить ничего нельзя.

3оя. Я думаю.

Лотохин. Но если у него не было состояния, так долгов не было ли? Вы не удивляйтесь, что я вас о долгах спрашиваю! У мужчин-красавцев постоянно бывают долги – это их всегдашняя принадлежность.