Габриэль Марсель - Завтрашняя жертва

Ноэль. Если ты сама признаёшь, что в твоем поведении этой ночью было что-то от помешательства…

Жанна. Но, Ноэль, ты говоришь не о том: ведь это все — не в счет, это — не мы. Ты что же, не можешь понять?.. Неужели ужас постоянной опасности, постоянной неопределенности не откроет тебе глаза? Неужели ты не избавишься от этой мании, не сможешь побороть ее в себе? Два бренных тела… (С дрожью.) Бренных…

Ноэль. С той минуты, как ты отказываешь мне безо всякой причины, ты перестаешь быть моей женой. Ты… делаешь из меня вдовца.

Жанна. Не произноси это ужасное слово. Ноэль, возможно ли, что даже в такой момент нам не будет дано отнестись к жизни с глубочайшей серьезностью?..

Входит Моника с озабоченным видом.

Моника. Жанна, было бы неплохо, если бы вы заглянули в детскую. Жюли только что собралась одеть Андре в костюм моряка; мне кажется, лучше его оставить для воскресных дней, — но вам виднее.

Жанна. Какое это имеет значение?

Моника. Вероятно, не помешало бы дать этой неопытной бонне кое-какие инструкции; по-моему, она довольно-таки глупа. Но, конечно, как сочтете нужным. Я хотела бы еще добавить, что Андре ее совершенно не слушается. Наверное, пора и тут навести порядок.

Жанна (выведенная из терпения). Хорошо. (Уходит.)

Ноэль. Моника, у меня к тебе вопрос. Жанна заметно изменилась. Не можешь ли ты мне помочь разобраться в причинах этого? Что, аббат Рушет часто бывал здесь в последнее время?

Моника. Раз в неделю, как и прежде.

Ноэль. Ты ведь знаешь, я считаю его опасной личностью.

Моника. Я знаю только то, что у тебя против него — предубежденность, недостойная тебя.

Ноэль. Аббат Рушет — зловредный человек; он не только напичкан всеми предрассудками, присущими его собратьям, но — кроме того, помнится, я обнаружил в нем наряду с невыносимо вкрадчивыми манерами, которые в этих господах никого не должны удивлять, склонность соваться в чужие дела — что ему стоило в свое время нескольких колкостей с моей стороны. (Вставая.) Ведь это он умудрился тогда вбить клин между Шарлем Кордье и его женой, как тебе известно.

Моника. Ну можно ли быть до такой степени несправедливым! Неужели аббат Рушет виноват в том, что этот негодяй…

Ноэль. О Шарле Кордье у меня очень давно сложилось мнение как об одном из лучших парней на свете. Его выходки, вызывающие твое негодование, меня мало волнуют; но я точно знаю: это аббат Рушет восстановил против него его святошу-жену. И, проводя параллель, я уже не удивляюсь некоторым вещам.

Моника. Не знаю, чего ты добиваешься. К несчастью, Жанна никогда не беседовала с аббатом. Я говорю: к несчастью, потому что будь у нее оказия послушать этого божьего человека, возможно, у нее бы ума прибавилось.

Ноэль. Думаю, это не то, чего ей недостает. Во всяком случае, я пожелал бы, чтобы визиты аббата Рушета к нам стали реже… значительно реже. К тому же, совершенно незачем приглашать его к обеду. Если мама или ты нуждаетесь в его поучениях, можете приглашать его в те часы, когда Жанны нет дома. Надеюсь, я ясно выразился.

Моника. Как ты со мной разговариваешь!

Ноэль. Не вдаваясь в детали, повторю тебе еще раз: у меня есть основания предполагать, что он оказал на Жанну пагубное влияние… И, кроме того, я не хотел бы, чтобы вы таскали Жанну с собой на все ваши приходские лицедейства.

Моника (резко). Успокойся, она совершенно непредсказуема, в том числе и в посещении служб. Вчера она нам сказала, что пойдет к мессе, которую должны отслужить по погибшим 422-го полка. Моему удивлению не было предела!

Ноэль. По-видимому, ты плохо помнишь, что когда я просил маму взять к себе Жанну с детьми, я поставил несколько условий.

Моника. Можешь не возвращаться к этому; ты нас тогда достаточно оскорбил.

Ноэль. Я рассчитываю, что мне не придется к этому возвращаться. Имеющий уши да слышит. (Выходит из комнаты.)

Моника (подходя к двери). Жанна! Жанна!

Жанна (за сценой). Я занята.

Моника ходит взад и вперед в сильнейшем возбуждении. Она зовет Жанну еще раз.

Жанна (входя). Что случилось?

Моника. Можно подумать, что вы поклялись всех нас тут свести с ума. Из-за вас Ноэль разговаривал со мной так, как не разговаривал за всю свою жизнь!

Жанна. Из-за меня?

Моника. Он перекладывает на нас вину за тот более чем странный прием, какой вы ему оказали… Не можете же вы воображать, что я ничего не заметила. Я не слепая. Мама — тоже.

Жанна. Не понимаю, к чему вы клоните.

Моника. Разумеется, я не могу точно знать, в чем он вас упрекает.

Жанна. Если ни вы, ни я не знаем, о чем речь, разговор мне кажется беспредметным. (Собирается уйти.)

Моника. Видели бы вы, какое у вас сейчас выражение лица!.. (Жанна пожимает плечами.) Вы слишком склонны забывать, что живете у нас.

Жанна. Но вы не пренебрегаете ни малейшей возможностью напомнить мне, что я действительно не у себя; и я хотела бы предупредить вас, что у меня уже не хватает сил терпеть этот постоянный надзор за тем, что я говорю и что делаю.

Моника. Не я одна нахожу, что вы нуждаетесь в опеке.

Жанна. Что вы хотите этим сказать?

Моника. Ничего.

Жанна. Я жду.

Моника. Антуан, единственный, с кем вы здесь хоть как-то считаетесь…

Жанна. Так что же?..

Моника. Он того же мнения, что и я.

Жанна. Сильно сомневаюсь в этом.

Моника. У меня есть доказательства.

Жанна. Могу я их знать?

Моника. Нет.

Жанна. Моника, я не привыкла к подобному обращению; и если вы не выскажетесь яснее, сегодня же нас с детьми в этом доме не будет.

Моника. Это может решать только Ноэль.

Жанна. Ноэль не допустит, чтобы меня здесь оскорбляли.

Моника. Никто вас не оскорбляет, вас только считают безответственной, вот и все. И, повторяю, Ноэль полностью разделяет это мнение; он вынужден усматривать в этом дурное влияние…

Жанна. Ваше, вы хотели сказать?

Моника. Он еще не в курсе некоторых странных вещей; знал бы он, что вы сжигаете его письма!.. Сжигать письма мужа, когда неизвестно, вернется ли он вообще! Вот — одно из доказательств бессердечия, по поводу которых вы так негодуете; это все до того противоестественно!

Жанна (резко). Довольно.

Моника. Бедный, к счастью, ему это и в голову не приходит; если ему суждено отдать богу душу на поле боя, пусть он хотя бы сохранит свои иллюзии…

Жанна (со страстью). Я вам запрещаю говорить о его смерти! Вы не имеете права вообще касаться этой темы. Это дозволено лишь тем, кто любит всем своим существом. С вашей стороны это кощунство, преступление!

Моника. Вы смеете утверждать, что я не люблю своего брата? Да есть ли что-нибудь выше нашей с ним взаимной привязанности!

Жанна. Не будем касаться чувств.

Моника. Вы не знаете, что такое семья, вы (помолчав)… это, пожалуй, единственное, что может вас извинить. Ну, конечно, когда перед глазами — известные нам примеры…

Жанна. Замолчите.

Моника. …тогда женщина, возможно, действительно не способна правильно вести себя в жизни. И ей можно посочувствовать.

Жанна. Не пытайтесь чернить меня вашей жалостью: оставьте ее при себе.

Моника. Все же очень горько думать, что… (Замолкает.)

Жанна. Опять!

Моника. Очень горько…

Жанна. Я поставлю Ноэля в известность, что больше не проведу ни одной ночи под этой крышей.