Владимир Пресняков - Терроризм

2–ая женщина: Опоздал, видимо, и ноет, а мы помешали, я отсюда никуда не уйду!

1–ая женщина: А они мои стали спрашивать инициалы и адрес, у машины, говорят, шины спущенные, и никто не знает, чья она, вы, спрашивают, знаете, видели, кто в неё садился, или, шины кто у неё спустил?

2–ая женщина: Я уже ничего не жду, я дождалась, – он будет у меня спрашивать! Я ждала тридцать лет назад, а потом перестала, да!

1–ая женщина: Я им говорю, не видела я, кто в неё садился и кто там у неё, в неё спускал, мне и дела нет до этого, вон, у меня внук качается и всё – и зачем мне где–то инициалы свои оставлять?!

2–ая женщина: Я даже, это, детям своим взрослым – и то не отчитываюсь, где я сижу и куда хожу, что мне тут ещё будет кто–то… У них своя жизнь, у меня своя – так получилось, что их жизнь с меня началась, но я за это с них ничего не требую! И они знают, что с матери уже ничего не поиметь!

1–ая женщина: Всё равно всё взяли, всё записали, и даже и индекс! Во как! Так я в тот двор не хожу теперь, от греха подальше! Здесь тоже качели есть! Неплохие качели! Давай колёса твои! (Скрип качелей резко стихает).

2–ая женщина: На! (Передаёт 1–ой женщине пузырёк с таблетками). Кто он вообще? Как его фамилия? С чемоданами! Сейчас всех, кто с чемоданами, – проверять надо!

1–ая женщина: Что это у тебя на лбу? (Смотрит в упор на лоб пожилой подруги. У той, как у замужней индианки – прямо посередине лба – подёргиваясь, горит ярко–красная точка – только это не знак замужества, а лазерный прицел).

2–ая женщина: Что?

1–ая женщина: Пятно красное. Ну–ка… (Плюёт на палец, хочет стереть пятно – однако красная точка, словно солнечный зайчик, убегает от пальца и смещается чуть выше). Платок нужен…

2–ая женщина: Платок унёс! А, как! Развёл нас, как я не знаю кого! Да что ты! (Отстраняет ото лба руку своей подруги).

1–ая женщина: О, исчезло! Ой, опять появилось!

2–ая женщина: Что это, ты скажешь?

1–ая женщина: А, это, кажется, прицел, лазерный… Как будто тебя снайпер на мушку взял…

2–ая женщина: Зачем?

1–ая женщина: Расстрелять!

2–ая женщина: Ой, да ты что! (Вскакивает, обегает скамейку, прячется за 1–ую женщину, выглядывает из–за неё). Смотри, это внук твой навёл что–то на нас!

1–ая женщина: А! Так это ему отец подарил! Прицел, это игрушка!

2–ая женщина: Ага, уже – началось, с игрушки всё и начинается! Пусть он её уберёт! (Снова прячется за 1–ую женщину). Скажи ему!

1–ая женщина (кричит внуку): Ты что творишь, а?! (Поворачивается к своей подруге) Не бойся, оно не стреляет, оно просто прицеливается!

2–ая женщина: Ага, прицеливается! Прицеливается, а потом стреляет! (Кричит непослушному ребёнку) Убери, слышишь, убери от нас!

1–ая женщина (внуку): Садись, качайся! Внучек, садись качайся!

2–ая женщина: Не слушает!

1–ая женщина: Ну, сейчас я ему наваляю! (Срывается к качелям с криком) Я кому сказала, убери! Убери! Садись качайся! Домой сейчас пойдёшь!

2–ая женщина (приподнимаясь): Вот кровь что творит! Одна кровь – и всё, уже ничего не поделаешь, воспитывай, не воспитывай, им всем надо подсыпать, всем… (Кричит 1–ой женщине) Да как ты, разбей! Разбей её вообще, чтобы он в руки его не брал! (Бежит к качелям).

Казарма одного из военизированных подразделений. Раздевалка перед душевой комнатой. В раздевалку из душевой пробивается пар, обволакивающий многочисленные вещевые шкафчики и невысокие скамейки. На одной из скамеек перед раскрытой дверцей шкафа сидит мужчина атлетического сложения; выдавливая из продолговатого и объёмного тюбика на ладонь белый крем, он аккуратно смазывает им пальцы своих ног. Из соседнего шкафчика раздаётся нетерпеливый стук и треск, как будто там заперли кого–то, и он пытается выломать дверь изнутри. В это время с шумом распахивается дверь душевой и в раздевалку вбегают ещё двое молодых мужчин с полотенцами на бёдрах. У одного в руках коробка со стиральным порошком; другой подбегает к своему шкафчику, роется в нём, достаёт лист белой бумаги. Вместе – они подходят к шкафу, откуда доносится стук; мужчины смеются, подзадоривают друг друга. Один высыпает на лист порошок, другой подносит его к прорезям в шафу и что есть силы дует. Из шкафчика доносится кашель; мужчины, довольные своей «шуткой», хохочут.

1–ый мужчина: Химическая атака!

2–ой мужчина (кричит в шкаф): Не дыши!

3–ий мужчина (вытирает руки от крема): Что вы его мучаете?

1–ый: Он пельмень потому что!

2–ой: Равиолли! (Оба ржут, снова подносят к шкафчику порошок, высыпанный на лист бумаги, дуют; в шкафчике кто–то сильно кашляет).

3–ий: Где были сегодня?

1–ый: На пожаре! Дом подорвали один…

3–ий: И чего там? (Кто–то, запертый в шкафу, начинает остервенело долбиться, перекрывая голоса разговаривающих). Да откройте… вы его… задолбал уже!

2–ой мужчина открывает шкафчик, – оттуда, задыхаясь от кашля, вываливается тшедушного вида голый мужчина, внешне выглядящий гораздо старше тех, кто его запер. Он откашливается, подходит к своему шкафчику, открывает его и начинает одеваться, всё время бормоча…

4–ый: Уроды…

2–ой: Ты ещё спасибо нам скажешь, смотри, ты уже готов ко всему, даже к химической атаке! (Ржёт).

3–ий: Так чего там было?

1–ый: Взрыв газа!

3–ий: Бытовуха?

1–ый: Нет, пока ещё не ясно, но, наверняка, не бытовуха. Там, вобще, разнесло весь этаж, а всё из одной квартиры рвануло – там по первым признакам эксперты уже накопали, что всё подстроено было, кто–то газ включил, все комфорки…

2–ой в это время роется в своём шкафу, достаёт оттуда фотографию, показывает 3–ему.

2–ой: На, смотри, я пофоткал там, клёво, да? Клёво?

3–ий: Это чьи руки?

1–ый: Смотри, руки и ноги к кровати привязаны, а посередине – пустота! Вобще, да!

3–ий: Вы мэ'ньяки! У вас уже на фотовыставку набралось таких, да?

2–ой: Смотри, они потому что привязаны были, поэтому со спинкой кровати остались, а тело вылетело, его, вобще, на улице нашли, ага! (Ржёт, суёт фото прямо в нос 3–ему, тот отталкивает его, тогда 2–ой подносит фотографию к глазам 1–го).

1–ый: Да убери ты! И так я, вобще, уже не сплю с этой работой!

4–ый: Вас всех лечить надо!

2–ой: Ты чего, а? (Передаёт фотографию 1–му, снимает с пояса полотенце, складывает его вдвое и скручивает, размахивает над головой, приближается к 4–му – с силой стегает его по ляжкам).

4–ый (истерично кричит): Отстань от меня!

2–ой: Сейчас я отстану – я так отстану, что ты в нашу фотовыставку угодишь, я вот только ноги тебе оторву и положу их в твой шкаф, и мы их там сфотографируем, и назовём всё это «Ноги в шкафчике» (ржёт).

1–ый: Не, мы их прикрутим к шкафу, и он будет стоять на его ногах! (Оба ржут).

4–ый: Что вам от меня надо?! Почему вы всё время ко мне пристаёте?.. (Плачет).

2–ой: Потому что ты пельмень!

1–ый: Равиолли!

2–ой: Ты уши свои видел?

1–ый: У тебя папа слон был? Мама в зоопарке слишком близко к клетке подошла, да? А потом ты родился!

2–ой: Элефант!

3–ий: Ладно, отстаньте от него! Пусть одевается и валит, он стонет так, я не могу уже!

2–ой снова стегает 4–го полотенцем, тот прижимается к шкафу, молчит.

2–ой: Ну–ка, – постони! Постони!

4–ый вдруг разворачивается к 2–му и со всей силы, наотмашь, чуть подпрыгивая, бьёт того прямо по лицу, – 2–ой падает, некоторое время лежит неподвижно, соображая, что произошло, затем резко вскакивает, подбегает к 4–му, замахивается, бьёт, 4–ый ловко уворачивается от удара и ещё раз сильно впечатывает кулаком в глаз своему обидчику, тот в ярости вскрикивает и прыжком сшибает 4–го на пол, – там их тела свиваются в клубок, бешено перекатывающийся из одного угла раздевалки в другой. В это время в раздевалку входит пожилой полный мужчина; на нём – только брюки и майка, ноги – босые, китель и ботинки – в руках. Мужчина в недоумении останавливается, смотрит на дерущихся, затем переводит взгляд на 1–го и 3–го. Те вскакивают, бросаются к 4–му и 2–му, разнимают их; все вместе 1–ый, 2–ой, 3–ий и 4–ый вытягиваются по стойке смирно перед 5–ым мужчиной. 5–ый подходит к своему шкафу, ставит вниз ботинки, развешивает китель, снимает брюки, оборачивает вокруг бёдер полотенце, не глядя на четверых, продолжающих стоять навытяжку, командует им…