Жан де Лафонтен - Лисица и виноград (сборник)

            Орел
    Из-под небес на стадо налетел
            И выхватил ягненка,
А Ворон молодой вблизи на то смотрел.
            Взманило это Вороненка,
Да только думает он так: «Уж брать, так брать,
            А то и когти что марать!
Бывают и орлы, как видно, плоховаты.
            Ну, только ль в стаде что ягняты?
                    Вот я как захочу
                            Да налечу,
Так царский подлинно кусочек подхвачу!»
            Тут Ворон поднялся над стадом,
            Окинул стадо жадным взглядом:
        Из множества ягнят, баранов и овец
Высматривал, сличал и выбрал наконец
                    Барана, да какого?
            Прежирного, прематерого,
Который доброму б и волку был в подъем.
            Изладясь, на него спустился
        И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.
Тогда-то он узнал, что добычь не по нем.
    Что хуже и всего, так на баране том
        Тулуп такой был прекосматый,
        Густой, всклокоченный, хохлатый,
    Что из него когтей не вытеребил вон
                Затейник наш крылатый
И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.
    С барана пастухи его чинненько сняли;
            А чтобы он не мог летать,
            Ему все крылья окорнали
            И детям отдали играть.

        Нередко у людей то ж самое бывает,
                    Коль мелкий плут
            Большому плуту подражает:
Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют.

Павлин Юноне говорил:
        «Меня Юпитер одарил
Противным голосом… В природе
Он самый худший в птичьем роде…
Уж я не то, что соловей!
Простая птица, – а ведь пенье
Его приводит в восхищенье
Весной всех тварей и людей!»
        Юнона в гневе отвечала:
«О злой завистник! перестань!
Тебе ль завидовать пристало
И возносить на небо брань?
Не ты ли носишь ожерелье
С роскошной радугой цветов,
Что так похоже на изделье
Из ловко собранных шелков?
Ты только плачешь, забывая
О том, что твой уж хвост один
Похож, каменьями играя,
На ювелирный магазин!
Скажи-ка мне, какая птица
С тобой сумела бы сравниться
Такою массою чудес?
Нет совершенства в группе птичьей, –
Но каждой птице дан удел,
Особый признак и отличье:
Орел отважен, горд и смел,
А сокол легкостью гордится,
Ворона – вестник всяких бед,
А ворон нам открыть стремится
Глубокий мрак грядущих лет;
И все довольны… Не мешало б,
Друг, и тебе, забыв мечты,
Не приносить мне больше жалоб,
Чтоб не лишиться красоты,
Которой мной отмечен ты!»

Был в старину такой дурак,
        Что в Кошку по уши влюбился;
        Не мог он жить без ней никак:
        С ней вместе ночью спать ложился,
        С одной тарелки с нею ел,
И, наконец, на ней жениться захотел.
Он стал Юпитеру молиться с теплой верой,
Чтоб Кошку для него в девицу превратил.
Юпитер внял мольбе и чудо сотворил:
Девицу красную из Машки-Кошки серой!
Чудак от радости чуть не сошел с ума:
Ласкает милую, целует, обнимает,
            Как куклу наряжает.
        Без памяти невеста и сама,
    Охотно руку дать и сердце обещает.
Жених не стар, пригож, богат еще притом,
        Какая разница с котом!
Скорей к венцу. И вот они уж обвенчались;
Все гости разошлись, они одни остались.
        Супруг супругу раздевал,
То пальчики у ней, то шейку целовал;
Она сама его, краснея, целовала…
        Вдруг вырвалась и побежала…
Куда же? – Под кровать: увидела там мышь.

Природной склонности ничем не истребишь.

В день именин своих затеял царь зверей
    Охотой позабавиться на славу.
        Понятно, дичь его крупней,
            Чем воробей:
    Оленей, кабанов он загонял в облаву.
        Чтобы удачнее охота та была,
Лев в помощь взял себе Осла,
Который, голосом Стентора обладая,
Загонщиком мог быть, лес ревом оглашая.
    Установив его в засаде меж ветвей,
    Прикрыв кустами от зверей,
        Лев дал ему приказ –
            Реветь тотчас.
Лев был уверен: ни единый
Из всех зверей, услыша рев ослиный,
            Не устоит,
        И в страхе побежит.
Действительно: едва лишь по лесу раздался
Ослиный рев, – весь лес заволновался.
    Не зная, что грозит, беды откуда ждать,
        От страха звери заметались,
        В смятенье бросились бежать
        И в сети Льву попались.
    Осел по глупости успехом возгордился
И молвил: «Как я отличился!»
    С презрением ему на то ответил Лев:
    «Ты прав, – твой был ужасен рев.
Я сам бы от него пришел в смущенье,
Когда бы твоего не знал происхожденья!»
Осел обидеться бы мог,
Хотя осмеян был по праву…
Но для Осла в обиде нет тревог:
Осел – животное покладистого нрава.

Если верить тому, что Эзоп говорил
        (Он умнейшим средь граждан считался,
    И за мудрость у греков оракулом слыл:
    Всяк с советом к нему обращался),
        Вот одна из историй. Ее кто прочтет,
        Занимательной, верно, найдет.

Один богач имел трех взрослых дочерей,
Различных по характерам. Кокеткой
Одна взросла в семье своей,
Другая – пьяницей, а третья – домоседкой,
Скупой, расчетливой. Отец,
    О смертном часе помышляя,
Законам следуя, как истинный делец,
Духовную составил, оставляя
        Имущество свое трем дочерям
        По равным трем частям;
Жене ж своей лишь то, что каждая даст дочь,
Когда своим добром владеть не будет мочь.

        Вот умер он. Все тотчас поспешили
        Узнать, кого и чем он наделил.
        Когда же завещанье вскрыли,
Неясный смысл его невольно всех смутил.
    Что матери возможно дать,
Когда своим добром не будешь обладать?
Что в завещании хотел сказать отец?
    Напрасно думали и мудрый, и глупец.
Вот судьи собрались, устроили совет
    И головы свои ломали;
Но как слова ни толковали, –
Все в завещанье смысла нет.
                И, выбившись из сил,
                Совет решил:
Пусть дочери добро все поровну поделят,
Кому что нравится; а матери своей
    Пусть каждая из дочерей
Назначит пенсию иль часть добра отделит.
                Согласно этому решенью,
    Устроили раздел при помощи судей,
    И каждая сестра по своему влеченью
                Взяла одну из трех частей:
Кокетка дом взяла со всею обстановкой,
С конюшнею роскошных рысаков;
Чтоб ежедневно тешиться обновкой,
Взяла портних, уборщиц, евнухов,
Все драгоценные убранства.
    А пьяница, для кутежей и пьянства,
    Все принадлежности пиров:
Буфеты, погреба с вином сортов различных,
Для кухни и стола прислужников-рабов,
        Служить пирующим привычных.
А третьей, что была жадна и бережлива,
Досталися рабы, домашний разный скот,
Сады и лес, луга и нивы,
Весь, словом, сельский обиход.
        По нраву каждая свою достала долю,
        Исполнивши отцом завещанную волю.
    В Афинах граждане все жарко восхваляли
    Оценку и дележ; и мудрый, и дурак
        О завещанье толковали,
                Хваля ареопаг.
Один Эзоп, с насмешкою лукавой,
    Раздел премудрый находил
Лишенным даже мысли здравой
                И говорил:
        «Когда б покойник ухитрился
Ожить внезапно, как бы он
Решенью судей изумился
И попрекнул бы ваш закон!
        Вы справедливостью гордитесь,
        А завещанья не смогли
        Понять, и даже не стыдитесь,
Что бедную вдову на голод обрекли!»
        И после этого внушенья
        Он снова произвел раздел именья.
        И, как покойник завещал,
                Его согласно воли,
        Добро он разделил на равные три доли;
                Но дочерям те доли дал
Их склонностям вразрез. Кокетке
        Он дал посуду, вина, мед;
        Безделки – домоседке,
А пьянице – весь сельский обиход.
        Так доли их не стали уж «своими»,
                И поделиться ими
        Они охотно с матерью могли.
        Когда ж в замужество пошли,
                То ни одна из них не пожалела
                        Все матери отдать…
        Сумел один Эзоп лишь разгадать,
                        В чем было дело.
Дивились граждане, что ум его светлей,
Чем несколько умов разумников-судей.