Иаков Стюарт - Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (сборник)

Обветренный, убогий дом!..

Но в нем великий наш поэт,

Шотландский гений, в первый раз

Открыл глаза, увидел свет!

Кудесник Бернс! Впервые здесь

К тебе наитие сошло;

И получил ты свыше, бард,

Непогрешимое стило.

Слетает наземь желтый лист,

Царит осенний хмурый дух.

Но лавр, тебе врученный встарь

Шотландской Музой – не пожух.

Поэт гляделся в светлый Дун,

В широкий ток журчащих вод,

И пел: «Беднягу зришь ли ты,

Что вдаль бредет и слезы льет?» [4]

И у хрустальных этих волн

Досель растет невдалеке

Ольха – любили Роб и Джин

Сидеть под ней, щека к щеке.

В июльский зной среди холмов

Бродил поэт, любивший тишь;

А после пел на берегу

Про маргаритку и про мышь.

Бессмертен стих его литой!

А сердце замерло в груди,

И над могильною плитой

Шумят осенние дожди…

Ушел поэт, ушел навек

В иной, непостижимый мир…

Сама Природа слезы льет:

«Шотландия, где твой Шекспир?»

Край печальный, край счастливый,

Незабвенный тихий край!

Край печальный, край счастливый,

Говорю тебе: прощай!

Славный Дун в лучах заката

Вдаль стремится – светел, тих…

Подле струй твоих когда-то

Сочинил я первый стих.

О, прощай, приют влюбленных

Средь густых плакучих ив!

О, прощай, простор зеленых,

Радостных лугов и нив!

Други! В памяти храните

Расставанья горький час.

О, как больно резать нити,

Что давно связали нас!

Други! Не могу иначе —

Ухожу… Скажу всерьез:

Много ль толку в вашем плаче?

Я не стою ваших слез.

Край печальный, край счастливый,

Незабвенный тихий край!

Край печальный, край счастливый,

Говорю тебе: прощай!

Ты вознеслась, душа поэта —

Чредой бессмертных песнопений

Заоблачную полнить высь!

Но днесь покинь обитель света

И к нам спустись, крылатый гений, —

И здесь на торжестве явись!

Любые ссоры да раздоры,

Как демоны от слов молитвы,

От песен Бернса мчатся вон!

Восславил он леса и горы,

И восхвалил былые битвы,

И пиршественных кубков звон!

Любовь он пел – резвясь, играя:

Смятение души и тела,

Нежнейший, благодатный жар!

Дитя утраченного Рая —

Любовь! – о, как ты уцелела,

Неотнятый небесный дар?

А кто не помнит строк щемящих

О милой – и умершей! – Мэри?

Как пусто без нее в глуши

Лесной, – как неприютно в чащах!..

Рыдайте, если вы не звери,

У коих нет людской души!

Он пылко утверждал, и гордо:

«Никто не должен быть унижен

Вовеки, молния и гром!

Ужель сельчанин хуже лорда?»

И благородной бедность хижин

Казалась под его пером!

Не у его ли колыбели

Стояла невидимкой лира, —

И заводила Муза речь

О духах ливня иль метели,

О голосах иного мира,

И о героях древних сеч?

Пространным Баннокбернским лугом

Проходит юноша-оратай

И шепчет Бернсовы слова,

Взрывая почву тяжким плугом…

Трудись! А будет нужно – ратуй!

Честь предков доблестных жива!

Изгой шотландский, на чужбине

Творенья Бернсовы читая

От Каледонии вдали,

Не забывает и поныне

О прелести родного края,

О радостях родной земли.

И даже в джунглях на привале

Твердит его стихи служивый!

Шотландский воин вспомнить рад,

Как ливни дома бушевали,

Как ветерок витал над нивой,

Как низвергался водопад.

Зовет Поэзию презренной,

Шипит: «Зачем забава эта?»

Философ-материалист.

Но жизнь покрыта грязной пеной —

И лишь старанием поэта

Поток житейский станет чист.

Сколь часто песни говорят нам:

Священные родные стяги

Пора вздымать – зовет война!

И в сухопутном поле ратном,

И средь морской соленой влаги

Так песня храброму нужна!

Вот над геройскою могилой

Слова и залпы отзвучали,

А дальше – недосуг и лень

Скорбить… Но с вящей, вещей силой

Поэт, исполненный печали,

Восславит доблестную тень!

Пал Эдвард мой, храбрейший воин!

О Бернс! Не гневайся, не сетуй

На то, что в песне о тебе

Мой друг помянут! Он достоин

Хвалы. В строфе, любовно спетой,

Он жив наперекор судьбе!

Великий Бернс! Равно ты дорог

И селянину, и солдату,

И мудрецу, и простаку —

Лишь негодяю вечный ворог…

Прими бессмертие, как плату

За каждую свою строку!

Ты жив, пока щебечет птица,

Пока ручьи журчат по чащам,

Пока гроза гремит в горах…

И кто посмеет не склониться

Перед надгробием, хранящим

Бессмертного поэта прах?

Ты ль не любишь, милашка,

Холмистых земель,

Где поет на просторе

Пастушья свирель?

Солнце светит вовсю,

Воздух чист и горяч.

Сбирайся живее —

И на-конь, и вскачь!

Ты ль не слышишь, милашка,

Щегла и дрозда?

Не тебя ли зарянка

Зовет из гнезда?

Не к тебе ль ковыляет

Напыщенный грач?

Сбирайся живее —

И на-конь, и вскачь!

Ты ль не помнишь, милашка? —

Над светлым ручьем,

Одинок и уютен,

Возвышается дом…

Нет, не скроешь румянца —

И взора не прячь!

Сбирайся живее —

И на-конь, и вскачь!

Идем пылающий рассвет

Встречать на берегу;

Благоухающий букет

Сбираем на лугу;

На сеновале спим подчас,

А иногда в стогу, —

И тем сильнее тянет нас

К родному очагу!

Люблю глядеть на облака

И радугу-дугу…

Травинку, пташку и зверька

Люблю и берегу!

А вечером всего милей

В приятельском кругу —

Пора вернуться из полей

К родному очагу!

« – Ребятки, вот уж полночь бьет,

И честной повсеместно храпит народ!

Говорю вам опять:

По домам – да и спать!»

Не внемлют ребятки – ватага пьет:

« – Утихни, пустомеля Кэт!

– Налей-ка нам сызнова эля, Кэт!

Да неужто же нам

Разбрестись по домам?

Наступила шальная неделя, Кэт!

Ужель не вдоволь припаса, Кэт?

– Нынче пьем до рассветного часа, Кэт!

Нынче наша пора!

Мы гульнем до утра!

Эй, пива живее! И мяса, Кэт!

– Что ни день – забота: работа, Кэт;

До седьмого трудимся пота, Кэт.

Ох, пора отдохнуть

Хоть зимой, хоть чуть-чуть! —

И нынче нам клюкнуть охота, Кэт.

– Наполни кружки снова, Кэт!

Неси на закуску мясного, Кэт!

Ай да радостный пир!

Покинуть трактир

Грешно было б – честное слово, Кэт!»

Я опять говорю «прощай»,

И гляжу, не скрывая слез,

На любезнейший сердцу край!

Не шутя повторю, всерьез:

Я душой в эту землю врос…

Грустный голос холмов и рек,

И ветров, и рассветных рос

Нынче внемлю: «Прощай навек!»

Час прощания столь тяжел!

Понимаю, надежды нет:

Не вернуться в шотландский дол,

Чтобы алый встречать рассвет!

Здесь роскошен весенний цвет,

Здесь веселый журчит ручей…

Нынче будет последний спет

Гимн отраде моих очей!

Ты прекрасней всех прочих стран,

Расставаться с тобой – беда!

Знаю: тает в горах туман,

Иссякает в ручьях вода,

Гибнут замки и города…

Но возлюбленный окоем

Не изменится никогда —

Он бессмертен в сердце моем!

Когда я славил в прошлый раз

Бессмертного поэта,

Сверкало солнце, как алмаз, —

О, сколько было света!

Теперь пою в чужой земле…

Здесь тучи низки, серы,

Здесь укрываются во мгле

Чащобы и пещеры.

Не внемлю дружественных слов,

Не слышится привета.

Январский мир весьма суров,

И далеко до лета.

До поднебесья восстают

Верхи мохнатых кряжей.

Природа! Ты предстала тут

Угрюмой, дюжей, ражей.

Но вспомню Бернсову хвалу

Приволью и безлюдью —

И дышится в моем углу

Медвежьем полной грудью!

Здесь, в чужедальней стороне, —

Простор людскому праву;

И Бернсу этот край вполне

Пришелся бы по нраву!

За Бернса пьют шотландцы днесь

Вино из полной чаши.

И гордостью – и там, и здесь! —

Пылают души наши.