Женя Новиков - kniжka (сборник)

Элизабет

Из зависти к тем, кто хоть чем-то занят, из зависти к тем, кто сейчас крепко спит, и из зависти к самому себе я вожу ручкой по бумаге. И это невероятный факт – теперь я тоже чем-то занят. О чём будет этот очередной рассказ? О чашке кофе с шоколадом, о покупке блока сигарет? Нет, сейчас навру чего-нибудь покруче, чтобы было похоже на фантастику. Но вот совесть-то вроде позволяет, а фантазия что-то уже не очень. Хромает Пегасик.

Я стоял на станции уже два часа. В январе на улице холодно стоять, таков климат. Европа, конечно, не Африка. А вот в Африку и нужно было ехать. Подошёл какой-то в форме и попросил сигарету. Я, как обычно, предложил две. Так зарабатывается благодарность. Люблю, когда мне улыбаются. А вот и поезд. Какой-то ржавый и то ли в плесени, то ли так выкрашен по-злодейски каким-то дизайнером-негодяем. Безобразный скрежет издал он остановившись. В воздухе сильно завоняло керосином. На керосине что ли? И никого. Никто не вышел встретить одинокого человека с билетом. Зайду. А внутри-то! Да как он еще не сгнил. Болото. Как если бы через болото были проложены рельсы и поезд по дну этого болота проехал. Только лягушек не хватает. Вместо сидений деревянные ящики, ай да поезд, люкс! Сел, сижу, полчаса, час, два – стоим. В вагон зашел тот самый в форме и попросил предъявить билет и ещё попросил сигарету. Я отдал ему кончающуюся пачку. А он объявил как бы: « Европа – Африка. Следующая остановка – Мюнхен. Чаю?» И вот я сижу на ящике, кругом грязь, лужи, но уже едем и я пью горячий чай. Пока ехали до Мюнхена, я съел всю булку, что была у меня с собой. За окном и, правда, одни болота. Правда, Европе конец, всё затоплено. Вот Мюнхен, вот, – что от него осталось, – три домика на холме. Но голодать не придется, к поезду идёт уже кто-то в белом халатике. Нет, о нет, только не это. Из соседнего вагона вышли четыре человека и окружили его. Они же всё скупят и мне ничего не достанется. С криком, бешеным насколько это возможно (Рубли!!!) я бросился за едой. И мне повезло, повезло, что он меня услышал. Всё, что угодно за рубли, но осталось только три батона. Дотянем до… Что там, следующая какая остановка, Лион? Дотянем до Лиона. Вскоре поезд въехал на какой-то бесконечный мост. Лион оказался просто остановкой на этом мосту, бараками вдоль этого моста, вот чем оказался Лион. Я еду в шикарнейшее место, в Зимбабве. Там рок-группа Dear Beth даёт концерт, там тепло, там есть фрукты, это вообще что-то из детства. Ананасы в банке, это мне папа подарил на первый – пятилетие – юбилей. С тем же успехом он мог бы купить мотоцикл, это мне мама потом рассказала. Ещё мама рассказывала про Африку, про леса Африки. Я так понял, что лес – это когда очень много деревьев растут вместе и ничего за ними не разглядеть. Можно сказать, что сев в этот ржавый с плесенью поезд, я осуществил мечту детства – увидеть лес. В Испании на рубль с портретом Микеланджело (редко попадается) я купил карту мира и ведро рыбы. Всю дорогу до Африки я жевал эту рыбу, которая оказалась не просто копчёной, но как будто перекопчённой. Преодолев затопленную Европу, поезд подразогнался, и марокканских мандаринов хватило (я их никогда раньше не пробовал) аж до Нигера. И вот в мой вагон наконец-то кто-то зашёл кроме Деста (так зовут контролёра, который у меня стреляет всю дорогу сигареты) с горячим чаем. Прошла целая неделя, как я был в пути, и вот, в сердце Африки, в вагон зашла женщина. Она была чёрного цвета! Я, конечно, видел таких по телевизору, но разве можно верить тому, что показывают по телевизору? В руке она держала какой-то синий цветок, который, наверное, можно найти только в её родном лесу, через который мы ехали весь сегодняшний день. Я был так потрясён появлением этой женщины, что забыл про лес, про голод, и начал уже забывать про концерт Dear Beth, как вдруг она засмеялась и подарила мне свой синий цветок. Как-то так просто протянула руку и отдала это лесное сокровище. Пришёл Дест и сказал, что нового пассажира зовут Элизабет и что она едет в Зимбабве, и ещё он сказал, что она немного понимает по-английски, что выходить он не советует и что поезд наполовину заправлен фруктами, которые он будет продавать пассажирам, которых всего десять. Ещё он предложил чаю и ящик бананов (за пятьдесят копеек). Чай, бананы, чёрная женщина – вот это да! И деревья, сплошные деревья за окном. Первое, что я ей сказал – это спасибо за цветок. На что она сказала, что я белый и мне идёт синий, что-то вроде этого. Я показал ей фотографию Dear Beth.

– Еду на концерт в Зимбабве.

– А сколько стоит билет?

– Недорого. Два рубля всего. Пойдёте?

– У меня нет рублей.

– Это не беда. Я за Вас заплачу.

– Спасибо.

Я записал этот разговор в ежедневнике и поэтому привожу его слово в слово в переводе с английского. Я готов был лопнуть от впечатлений. Мне хотелось поцеловать свою спутницу, а не то что просто купить ей билет, но таких вольностей в чужой стране, на незнакомом континенте я не мог себе позволить. Наконец приехали в Хараре. Всю дорогу, как я уже написал, всю дорогу был сплошной лес, и Хараре – это столица и единственный «город» Зимбабве – тоже сплошной лес, но в этом лесу мы с Элизабет вышли из проезда. Мы шли по указателям на деревьях. Вечерело, когда мы пришли в город. Самый натуральный город. Деревянный, с домами по пять-семь этажей. А это я специально написал город с кавычками раньше, чтобы был как бы сюрприз, чтобы читатель ощутил немного и моего удивления, которое я испытал при виде Хараре. Я не стал надоедать своим обществом Элизабет, у которой были дела в Хараре. Мы дошли до семиэтажной постройки, в которой были магазины и касса, то есть что-то вроде театральной кассы у нас, а там просто касса, я купил ей билет и мы договорились встретиться на концерте. А впрочем, я так подумал, встречу ли я её, найду ли в этой толпе или нет, что это уже не важно. Я был не против сейчас же сесть в обратный поезд и уехать. Я был переполнен впечатлениями. Курить в городе запрещено, все дома же из дерева. Не дай бог загорится. За этим следят такие же чёрные, как Элизабет, полицейские. Не в силах унять дрожь волнения, я спрятался в подвале какого-то дома и закурил. Тут же завыла какая-то сирена. На выходе меня уже ждали двое полицейских. Африканских денег у меня не было, фунтов или как их там не было, пришлось отдать десять рублей, это, как вы уже, наверное, понимаете, немаленькие деньги. Но – ничего. Так, небольшое приключение. Я шёл бесцельно по улице и набрёл на гостиницу. До концерта было ещё два дня и значит, так должно было случиться, что я там остановился. Кровать, шкаф с газетами (откуда в Африке газеты?), стол и телефон были к моим услугам. Первым делом я разрезал ананас (который купил ещё у Деста в поезде), он оказался безумно чем-то вкусным. Потом попробовал позвонить маме в Польшу. Ничего не получилось, слишком далеко. Моей маме завтра будет девяносто восемь лет, а я не смогу её поздравить. Конечно, ещё она волнуется, что пятнадцатилетний ребёнок уехал куда-то к чёрту на рога в Африку. Ни сестёр, ни братьев у меня нет, и вряд ли уже появятся, мама живёт в Польше, а папа я вообще не знаю где. Семь лет назад он пропал, как и не было, оставив только записку: «Ухожу». Одиссей, как мама его называет. Что ж, полистаю газеты эти африканские, может, что-нибудь про Польшу пишут. Конечно вряд ли. Но вдруг. Достаю пачку газет, аккуратно кем-то сложенных вместе. И тут вдруг из неё выпала фотография. Элизабет! В этой гостинице всего восемь номеров, и именно в этом, получается, она жила. Видимо, забыла свою фотографию. Перевернул, с другой стороны – номер. Теперь я могу ей позвонить. Если, конечно, это её номер. Скорее всего. Набрал.

– Алё, кто звонит?

– Белый с синим цветком.

– Dear Beth?

– Элизабет?

– Как ты узнал мой номер?

Я рассказал.

– Мне эта фотография очень нужна.

В общем, мы встретились утром в кафе BROL. Подумать только, даже здесь, в Хараре, есть BROL! Попили кофе. А фотографию она мне подарила. Сказала, что видит, что мне она нужнее. И вот настал день концерта. Я, конечно, ни о каком концерте уже не думал, я ни о чём уже не думал. Я думал, как бы мне остаться в Африке. Желательно навсегда. Концерт должен быть на главной площади. Элизабет по телефону объяснила мне, где это. Народу собралось человек триста. Главным образом, чёрные. Где-то и она была. Тут на сцену вышел вокалист, Мэтью Кофф и сообщил на ломаном русском, что нуждается в человеке, знающем по-польски. Вот это да! Это же я! Не помню, как оказался на сцене с Dear Beth. Всё, что от меня требовалось – это кричать в микрофон что-нибудь по-польски во время концерта. Вот так.

И сейчас, когда не только я её, но и (это точно, потому что вокруг ни души) она меня не видит, я на наших польских просторах, когда я гуляю в поле с собакой, или один, кричу (с музыкой Dear Beth в наушниках), кричу что есть силы: «ELISABETH!!!»