Гармония слов. Китайская лирика X–XIII веков - Коллектив авторов

Далеко-далече пчелка, и не вспомнит дом,

грай вороний в свежих ивах, что стоят рядком,

я задумался о давнем – где-то на краю небес.

Но свернул, как старый свиток, сон тревожный свой,

ласточки опять вернулись, только без словес,

а цветочки в малой вазе ветр обтряс ночной.

Ах, бедная красотка,

тебя ли не любить?

Т ы расцветаешь, а душа болит,

в сё дождь да ветер – нет иной погодки,

и розовыми слезками плетень совсем залит.

Еще не вспыхнули цветки,

а вспыхнут – не приду,

закроюсь в доме в хладные деньки,

уж лучше вёдренности подожду…

О, как растрепана ты, к моему стыду!

Хрисанфа желтизной,

багрянцем клена

нам что-то шепчет осень, загрустя,

постукиванием дождя

и ветра завыванием студеным.

Все двадцать пять ударов день деньской[87]

сквозь расписные двери

заходят в терем.

Далёко милый друг,

но чьих подвесок слышу звук[88]?

Гремок под крышей звякнул вдруг.

Лишь месяц пал, как звук рожка

поднял бивак,

ему ответил дудок бряк.

В окне соседском свет,

размерный стук валька,

и до зари просвета нет.

Унылый цвирк сверчка

тоской гнетет.

В сей миг

издалека

с ним слился гуся крик.

Короб мал-малёк, да в нем – весна,

чудо, как бела да как красна!

Коробейник носится туда

и сюда.

За окном вопят на все лады,

и бежит чернавка торопливо:

что купить-то – персика цветы

или сливы?

Осень сама по себе не печальна,

только пришлец

как-то осенне уныл.

Стар я и хил,

гулок, как жбан поминальный,

гальки не сдвину, хитрец.

Скрылось все то, чем я был озабочен,

только осталась убогая грусть.

Лишь улыбнусь,

слыша, как в небе гогочет

к югу летящий гусь.

Заперты двери,

светильник умерен,

книги – на полке,

цитра примолкла.

Есть ли такое в приюте мирском?

Темь и покой за окном.

Слышу – прибой закрутил тростника карусель,

редкие капли стучат по листочкам утуна…

Смутно,

как сон из былого уюта, —

чья-то свирель.

В юности дожди я слышал в кабаке,

где горели свечи томно.

Повзрослев – уже на утлом челноке

на чужой реке,

сирый гусь кричал из тучи темной.

А сейчас я слышу дождь в монашьей келье,

мои пряди поседели.

К вывертам судьбы я равнодушен,

даже если стук капели

до рассвета буду слушать.

В златом чертоге призрачного сна

грустит струна,

колки́ – гусиный клин —

давно в пыли.

Ты возвратишься ль нежной птицей,

узнав былые занавески?

Дождик редкий

по вишенкам струится.

Вы поняли, что не унять тоски?

На гранях шахматной доски

фигуры все смешались,

и тень моя устало

на сирую свечу ложится.

Хмельные чаши и приют услад…

Вернешь ли их назад?

Одни осколки,

не отыскать ни яшмовой заколки,

ни облачных бровей разлета,

остались лишь портреты.

Да ныне мода —

иной породы.

Все те же веера и плектр,

да нет уж тех,

кто слышал прелесть давних звуков.

Смахну слезинку с век

и прислонюсь к бамбуку.