Михаил Львов - Стихотворения

Засыплю Урал телеграммами снова —
Друзьям, и знакомым, и новым друзьям,
Поэтам уже поколенья другого
И все-таки истинно близкого нам.
Вернулся сюда — не забыт, не отвергнут,
Разлуки — долой! И размолвки — долой!
Разносам, допросам никем не подвергнут,
И — прибыл не в гости, а прибыл — домой!
И вслух не берется никем под сомненье
Уральство мое и с Уралом родство.
А мненье мое и мое «самомненье»
Не будут уже раздражать никого…
…А в общем-то, что там — «далекие были»…

И — мелкие, может, — их помнит ли кто?
Мы — разными были. (И — мелкими были.)
И — крупно нас били… И — мелко нас
   били…
Одни — нас «лупили», другие — любили —
И было, наверное, все же за что.
А главное — это! Да, главное — это!
И — к финишу вышли не с нищей сумой,
И было немало и силы и света,
И в близких, и в дальних, и в жизни самой.
Спасибо за чудо той юности чистой,
Которая сверена с гор высотой,
С высокой грядой, каменистой, плечистой,
И с будничной жизнью, святой и простой.

Тебе, Златоуст, за учебу спасибо!
И — город на золоте, старый Миасс!
Нас школа учила (и — нас не спросила),
Как учит рабочих рабочий наш класс.
Еще в семилетке мы знали, кем будем, —
Мы были серьезны, как здешний народ! —
Где будем нужней и полезнее людям,
Кто — в техникум горный, и кто — на завод,
Спасибо тебе, ЧТЗ, за науку —
Работал я там от весны до зимы,
Но ты протянул мне рабочую руку,
Еще приобщил и к поэтскому кругу —
К кружку начинающих, добрых друг
   к другу…
Дал верного друга. И даже — подругу…
Хочу поклониться тебе до земли!
За дружбу народов у нас на Урале
Спасибо! Мы — дети единой земли,
И вместе учились, и вместе играли,
И вместе — сквозь Время какое! — прошли.
В душе я храню благодарное слово,
По радиоволнам его передам.
Я шлю телеграммы — с восторгами — снова
Друзьям, и товарищам,
И городам!

Умаялись мои —
   спит вся семья большая,
Запели соловьи,
   покой не нарушая.
Был отдых невесом —
   из музыки и лета.
Был соловьиным сон
   до самого рассвета.
Как будто лес
   свои
      сменил магнитофоны:
Замолкли соловьи,
   затихли нежно звоны…
И сразу в тот же миг
   закаркали вороны, —
И не было от них
   у спящих обороны…

Не все бывали «ненормальны»,
Кто прятался в… монастыри.
Иные были — идеальны.
Иные были — гениальны.
Иные были — и цари…
И я бы мог себя угрюмить,
И — в скит, обдумать жизнь, людей…
И человечество обдумать,
Пыль суеты с себя обдунуть,
Укрывшись ото всех страстей…
Такой соблазн в уединенье,
В раздумиях наедине,
Такое это упоенье,
Как упоение в вине…
Жить, не помадясь и не пудрясь,
Себя в пустынники постричь
И ускользающую мудрость
В пустыне времени постичь…
Но мне нельзя. Нельзя мне это…
Нельзя, друзья, нельзя никак:
Не только мой — мой каждый шаг,
Когда на всем — «добро» иль «вето»
Ракетно-ядерного века —
А вдруг тут что-нибудь случится,
А вдруг тревога постучится,
Качнется Времени каркас —
Не хватит вдруг меня как раз,
Не хватит лишь одной крупицы,
Чтобы беде не раскрупниться,
Не разразиться чтобы ей —
Не хватит доли лишь моей,
Пусть малой доли, но — моей,
Не главной роли, но — моей,
Хоть малой воли, но — моей…

Цивилизации
   погибли.
Тысячелетия
   прошли.
И археологи
   в Египте
В песчаной
   возятся
      пыли.
Я
   занят
      бездною
         и высью,
Но все
   в пределах
      близких
         дней…
Тысячелетьями
   не мыслю,
Мне
   дни мои —
      веков
         родней.
И все ж
   нельзя
      не содрогнуться,
Когда подумаешь
   о том:
Любить,
   пылать,
      гордиться, гнуться
И — стать
   песчинкою
      потом?

История!
   С тобою мне высóко!
Как будто бы я сам
   тебя творю:
То — мудро и гуманно,
   то жестоко,
И — запросто —
   то — к хану, то — к царю…
В столетия вступаю,
   как в музеи, —
Я описал бы этот путь
   в стихах,
То — гневаясь, а то — благоговея,
И — надолго застряв
   в твоих веках, —
Но нас
   живые времена растили!
И в них — истоки
   пенья моего.
Мы выражаем
   данный час России —
И это
   упоительней всего!

Как будто —
   в веках Сорок пятый.
Как будто —
   в глубинах времен.
А здесь —
   в современности —
     датой
И зыбкою памятью —
   он.
А был он
великою явью,
А был он —
   вершиной вершин.
Закрою глаза
   и представлю
И шествие
   наших машин,
И нас —
   на вершине Победы.
Мгновенье!
   Ты — чудно!
      Постой…
Но — годы летят,
   как кометы,
С растущей
   все
      быстротой.
Как будто — вчера лишь расстались,
А где он?
   Моли — не моли…
И вы
   в Сорок пятом
      остались,
В веках,
   ветераны мои.
И новые годы —
   как глыбы —
Над тем,
   Сорок пятым,
      моим.
Лишь воспоминанья,
   как рыбы.
Всплывают,
   сверкая
      над ним.
И видим себя
   мы
      такими,
Кем были
   мы
      в возрасте том.
А люди нас видят
   другими,
Какими
   мы стали потом.
Лишь дети —
   с тогдашними —
      с нами —
По нашим маршрутам
   пошли,
Как птицы,
   звеня голосами,
Все
   нашими видя глазами,
И в этом —
   надежда земли.

Еще ходившие не грузно,
Прицельные, как при стрельбе,
Мы заявили всесоюзно
И всенародно о себе,
О поколении поэтов,
Пришедших нежными с войны.
Еще нам — тысячи рассветов
До юбилейной седины.
Знавали мы и попадания
На фронте, в жизни и в стихах.
Знавали мы и пропадания
Не только без вести в боях.
И все-таки прошли знаменно
Путь от войны до седины.
Под юбилейные знамена
Теперь мы вместе сведены.
Припомним лучшие минуты —
А не пропащие часы.
Припомним в нашу честь салюты. —
Положим это на весы.
И зависть в юношей зароним,
Чуть прихвастнем, чуть утаим,
И малость гордости позволим
Себе и сверстникам своим.

Я получил
   от маршала Чуйкова —
С курьером —
   персональное письмо.
Не ожидал
   послания такого.
Запомню это утро
   и число.
Бросаю все —
   заботы,
      телефоны,
Свидания.
   Дискуссии.
      И — дом.
На краткий курс
   гражданской обороны
Я приглашался
   маршальским письмом.
…Мы жили в доме отдыха
(спасибо!),
Но — служба,
   как положено бойцам.
Режим был снисходительнейшим,
   ибо
Герои
   снисходительны
      =к певцам.
Но —
   чувствую:
      у века я —
         невольник:
Я
   в тайны обороны той
      вникал —
И расцветал
   от радости, как школьник,
И — встретясь с беззащитностью —
   сникал.
Покоя нет.
   Покои
      все
         потеряны.
Нам
   даже сниться перестал покой:
Когда я спал —
   убийственные термины,
Что коршуны,
   кружили надо мной:
«Ракеты»,
   «облученье»,
      «мегатонны»,
«Чума»,
   «холера»,
      «ядерный удар»…
Давила современность
   многотонно.
Все нервы
   завертелись, как радар.
Днем —
   думаешь: в учебном
      этом рвенье,
Иль — издали
   любимую любя,
Сидишь и вдруг —
   обуглишься в мгновенье,
Ни — мира.
   И ни — милой.
      Ни — тебя…
К нам приезжал,
   на встречу с нами,
      маршал,
Бессмертный
   сталинградский бог
         Чуйков.
Сегодня он —
   и ласковей и старше
Того —
   героя волжских берегов.
Мы
   победили все
   и — каждый лично.
Но — пусть
   не повторится
      Сталинград
(И — не дай бог —
   новейший вариант…)
Мы
   курсы завершили
      на «отлично».
Я был в тот день,
   как лейтенантик, рад.