Римма Казакова - Сентиментальная лирика о любви

карманный экземпляр.

Контраст их стати тощей,

что вылезла на старт.

Там, где не надо, толще,

пикантный нестандарт.

И в юности всесильной,

презрев мои мечты,

меня б не пригласили

на конкурс красоты.

Нет, вовсе не жестоки

со мною мерки лет:

лишь не по мне – высокий

и узкий трафарет.

И, храбро пошагавшим

на подиум судьбы,

желаю я гигантшам

добра, а не борьбы.

Не знаю, где растят их, –

тех, выше похвалы.

Мой метр плюс шесть десятых –

уютны и милы.

Любой, со мной знакомясь,

доволен: у него –

значительности комплекс,

величья своего.

Мне с ним неплохо тоже,

и в том моя судьба,

что я всегда похожа

лишь только на себя.

Я знаю: кто-то млеет,

не ставя мне в вину

всего, что я имею,

объем и крутизну.

И нет во мне обиды,

и я без суеты

смотрю, как рвутся дылды

на конкурс красоты!

Зачем влипать друг в друга так упорно?

Я ничего не выпрошу у полдня.

И кто-то озорно, двадцативесно

меня обскачет, как моторка – весла.

О, племя отнимальщиц безмятежных!

И вы, как в модных юбочках, – в надеждах.

И чтобы тем надеждам вашим сбыться,

приходится вам тоже насмерть биться.

О, банда отбиралыциц юноликих!

Даю дорогу вашей жадной клике,

хоть мы равны – пусть парадокс в том явный

в надежде нашей, трепетной и главной…

Есть что-то в настоящей сути женской

такое, что, как звонко в мир ни шествуй,

как ни победен жизни час весенний,

перед любовью беззащитны все мы.

Мне больше вас известно, что – там, после, –

уменьем вековым, прозреньем поздним.

И дерзкое в себе задую пламя.

И станут две руки двумя крылами.

Но если вдруг ты тоже – из крылатых,

пускай простит нас хоровод хохлаток!

Ты поднят над молвою и виною.

Ты отнят далью, небом, а не мною.

У тебя в руке клубок,

волшебный шелк.

И, какой бы я дорогою ни шел,

он покатится, клубок,

в золотых лучах зари…

Ариадна,

мне ты ниточку надежды

подари!

Ариадна,

Ариадна,

заблудился я в чужой стране!

Ариадна,

Ариадна, как из лабиринта выйти мне?!

В той стране живут влюбленные одни.

И летят там удивительные дни.

Если к сердцу твоему

я дороги не найду,

растеряюсь,

потеряюсь

и навеки пропаду.

Ну, а впрочем, мне не нужен твой клубок,

чтобы выбрать лишь одну из всех дорог.

Мне нужна твоей любви

путеводная звезда!

И пускай она сияет

в нашем небе навсегда.

Не узнать прохожим на ходу

в человеке дерзкую звезду…

Безответная любовь…

Тихий звон зари.

Настоящею ценой

все оплачено.

Ты себя не береги,

ты себя дари!

Так навек тебе судьбой

предназначено.

Безответная любовь,

безнадежная,

как лесная глухомань

бездорожная.

Безнадежная любовь,

безответная…

А была б она – твоя,

беззаветная!

Безответная любовь,

небо на плечах…

Ты зачем в полон взяла,

чем в ответ воздашь?

Я не знаю, почему

в сердце – свет и страх,

и зачем летит стрела

в золотой мираж?!

Ты – мой зимний костер,

уголек раскаленный.

У тебя на плечах

звезды родинок спят.

Ты – отчаянный спор

дня и ночи влюбленной,

ты – мой утренний час,

мой горячий закат!

Без тебя не могу,

без тебя пропадаю!

На край света сбегу,

но такой не найду.

К пьедесталу твоих

белых рук припадаю.

Без тебя не могу!

Без тебя пропаду.

Ты такая одна,

озорная, родная.

То я счастлив и пьян,

то печален и трезв.

Ты одна мне нужна.

Почему? – я не знаю.

Ты отрада моя,

горький жребий и крест.

Бывает так темно, как будто – навсегда,

и так светло, что мир становится бесцветным.

Легко мы говорим, что горе не беда,

а горе есть беда на горе вправду бедным.

Уже не сосчитать всего, что потерял,

и дорого до слёз потерянное в прошлом.

Уже дано понять: незаселён и мал

остаток дней, куда неотвратимо брошен.

И вновь не избежать ошибок в суете,

где бытие и быт почти неразличимы,

и чуждые не те плотней вокруг, чем те,

и лицами зовём приросшие личины.

Но все ж любой урок того, что мир жесток,

пророчит: будут впрок соблазн и обольщенье,

коль победишь порок и обретёшь итог:

возможность попросить и заслужить прощенье.

На площадке, светом залитой,

человек работает звездой.

Он еще от жизни не устал,

он еще в душе звездой не стал.

Быть звездой – безумная задача:

бить в набат, одаривать, грубить…

Быть звездой! –

и улыбаться, плача.

Быть звездой –

и человеком быть!

На площадке, светом залитой,

человек работает звездой.

А любовь в шестнадцатом ряду

облучает нежностью звезду.

На скамейке около пруда

о своем задумалась звезда.

В подземных переходах метро

от музыки весенней светло.

Играет скрипка, вторит труба…

И только не хватает тебя.

Еще нам по карману кино,

кафе не по карману уже.

В Москве, как в подворотне, темно,

но музыка сияет в душе.

Ты играй,

ты играй,

музыкант подземный!

Позабыть нам не дай,

кто такие все мы.

Сохрани этот свет, –

он один – отрада!

Если музыки нет –

ничего не надо.

Рискну я и тебя позову

в подземную столицу Москву,

в простые закоулки метро,

где музыка играет светло.

Не надо нам кафе и кино, –

мелодия пьянит, как вино.

И связаны счастливой судьбой

мы на галерке жизни с тобой!

Снова тропинкою памяти

в той стороне, на войне

тихо бреду я – и падаю,

словно во сне.

А за спиною молчание,

горя и слез забытье.

И догорает печальное

детство мое.

           Нет той войны,

           той стороны,

           грома, огня и гуда…

           Но в новом дне,

           в этой стране

           все мы – оттуда.

Где моя мама усталая?

Мало ей жить суждено.

Мамой сама уже стала я,

стала давно.

Где мой солдатик молоденький?

В той стороне, на войне.

Значит, он нужен был родине

больше, чем мне.

Снова звезда моя ранняя

в той стороне, на войне

маленькой птицею раненой

кажется мне.

Помню победу с салютами,

но самой нежной весной

память жестокая, лютая

будет со мной.

           Нет той войны,

           той стороны,

           грома, огня и гуда…

           Но в этом дне,

           в этой стране

           все мы – оттуда!

В буре летящего рока

вдруг, неизвестно откуда,

вальс зазвучал издалека –

как позабытое чудо.

В звуках мелодии чистой

все, что печалило, тонет,

и на плечах беззащитных –

добрые чьи-то ладони.

Вальс,

           вальс,

                      вальс!

Вновь сердце чаруй!

Вальс,

           вальс,

                      вальс!

Медленный – как во сне.

Вальс,

           вальс,

                      вальс!

Долгий, как поцелуй…

Вас,

           вас,

                      вас

так не хватало мне!

Вальс этот вечер украсил

трепетом юности давней.

Кружится в ласковом вальсе

позднее наше свиданье.

Льется легко и безгрешно

музыки светлая ода…

Вальс старомоден, конечно,

но и любовь старомодна!

В мире так много разбито, разрушено…

Вместе со всеми плетем жизни кружево

И открываем внезапно в себе:

в играх судьбы мы не станем игрушкою!

Вот наш исток: мы – наследники Пушкина.

Скажем за это спасибо судьбе!

           Припев:

Где б ни пришлось нам по свету скитаться,

но одного не забыть ни на миг:

с Родиной нам никогда не расстаться!

Наше Отечество –

Русский язык.

Любим Париж и горды Барселоною,

нам Будапешта проспекты зеленые

стали родными, как Брест и Москва.

Пусть же сияют, бессмертно и молодо,

в финском кафе и на улицах Лондона

русские наши простые слова!

Припев.

Молитва на музыку Глинки