Гамзат Цадаса - Мудрость

Зайцам – степи,
Лес – медведям,
А подполье —
Грызунам.
Дол – коровам,
Овцам – горы,
А кутаны —
Табунам.
Тот – чабанит,
Этот – пашет:
Всем в хозяйстве
Дело есть.
И в работе
Общей, дружной
Молодежной
Песне – честь!..
Выскочил я
Из постели
Пулею,
Как говорят,
И черкеску
Вмиг надел я:
Удальцу
Под стать наряд.
И, на палку
Сев верхом, я —
По батыру,
Мол, конек —
Темной степью,
Лесом, кручей,
Сквозь потоки
Скок да скок.
Через долы,
Через горы
Мчусь и мчусь я,
Молодец.
Оставляю
За собою
Каф-гору я
Наконец.
Надышался!
Насладился
Сладкой влагой,
Сил набрав;
На цветущих
Мягких травах
Спал под сенью
Тех дубрав.
Было вёдро,
Был и дождик,
Было солнце
И туман.
Я блаженствовал,
Плодами
И цветами
Сыт и пьян.
На орлице
С журавлями
В землю Цора
Я слетал;
Жил на башне
У Немруда,
Сураката
Край видал;
Был у нарта —
Одноглаза;
Пятиногих
Навестил
И в чертогах
Дивных дэвов,
Как почетный
Гость, гостил.
Я столкнулся
С людоедом —
Чудищем
Превыше гор.
Хворь я встретил
В белом платье,
Маслом ноги
Ей натер.
Чуть не стал я
Жертвой джиннов.
Но смотри-ка:
Что со мной, —
Обошел я
Полвселенной, —
Без сапог
Пришел домой.

Не все друзья верны, – хвалить иных нельзя,
Когда твои дела прекрасны, на обед
Они к тебе толпою сбегутся, лебезя,
Когда ж карман дыряв, – глядишь, – их нет,
как нет.

Ты с книгою дружи, чьи щедрые листы
Ждут взгляда твоего. Она всегда верна.
Пусть ты богат, как хан, пусть без копейки
ты, —
Не станет изменять, не подведет она.

Прилежнее склонись челом к страницам книг,
Где каждая строка мед мудрости таит.
Будь жаден к знаньям, сын! Знай: ты не все
постиг, —
Лишь черпая из них, твой разум будет сыт.

Оружье это ты не выпускай из рук.
Брани его иль нет, – надежен друг такой.
В обиде на тебя не будет этот друг.
Хоть бросишь ты его, в сердцах махнув
рукой.

Будь знанья кунаком. Богат его очаг,
Щедры его дары, густы его сады.
А ты – желанный гость в цветущих тех
садах:
Иди и собирай румяные плоды.

Ты книге поверяй свои мечты и жизнь.
Знай: в сердце, не спросясь, врывается поэт.
Ты всем, что на душе, с поэзией делись:
В ее улыбке ты на все найдешь ответ.

«Кровь нигде не высыхает,
Долг нигде не пропадет», —
Поговорка не смолкает,
Поедает наш народ!

«Если ты свернешь с дороги,
Родовую месть презрев, —
Уноси отсюда ноги, —
Ждут тебя и смех и гнев.

Если, кем-нибудь обижен,
Ты смолчать решил на грех,
Презираем и унижен
Станешь ты потом для всех».

Дикий, зверский тот обычай
Глупо доблестью зовут.
С удальством, с упрямством
бычьим
Над людьми свершают суд.

В Харачи я был, мой милый,
На кладбище бросил взгляд.
Там, в безвременных могилах,
Все убитые лежат.

Тех, что умерли в постели,
Нет почти совсем средь них,
Семьи все осиротели
От кинжалов родовых.

Двое спорят, по досаде
Слово за слово зайдет.
И один уже в засаде,
За кинжал схватившись, ждет.

Упадет седло с балкона,
Друг прошел, – не обессудь!
И кинжалом обнаженным
Оскорбленный тычет в грудь.

…Харачи высокогорный,
Хорошо здесь, лучше – нет.
Воздух чист, ручьи проворны
И целебен солнца свет.

Здесь, на спинах Арактау,
Пуповина Койсубу.
Там речушка протоптала
Средь камней свою тропу.

Там Хиндатль зеленый рядом,
Шелестят весной сады.
Все там есть, что людям надо:
Сыр, и масло, и плоды,

Пашни там – вблизи аула,
И, лаская взор людской,
Там сосна к скале прильнула,
Там – берез шатер сквозной.

Там бы радоваться впору,
Но, на горе и позор,
Не пшеницу, а раздоры
Люди сеют с давних пор.

Страшный, темный дьявол мести
Под людской забрался кров.
И во имя ложной чести
Друга друг убить готов.

Разорились, дом в забросе,
И семья не дорога.
А чего он хочет, спросишь:
«Смерти кровного врага!»

Все глаза пылают злобой.
Не к добру аул притих,
Редкий год проходит, чтобы
Не убили пятерых.

Сын еще лежит в утробе,
А отец уже убит.
Он растет в тоске и злобе,
«Кровь за кровь» – он отомстит.

Им мириться дико, странно.
Разве слыхано о том?
Как сочащаяся рана,
Месть сжигает их огнем.

Замурованы проходы,
Двери заперты в домах.
Что спросить мне у народа?
Для чего вам жить впотьмах?

Даже ссор не мог терпеть я,
Тех, которым грош цена.
Длятся целые столетья
Эти распри, как война.

Я советовал Халиду
Пожалеть своих детей
И, врагу простив обиду,
В мире жить на склоне дней.

Поглядите на убийцу, —
Где-то прячется Гулдач?
Стал людей он сторониться,
Оттого что был горяч.

Распри дедов похороним,
Дорогие земляки.
Злую память рвите с корнем,
Уничтожьте сорняки.

Мы ведь люди новой складки, —
Что нам распри раздувать?
Людям нечего повадки
У зверей перенимать.

Звери дикие хвостаты,
И слова мои просты:
Наших прадедов адаты —
Это прошлого хвосты.

Если каждую обиду
Раздувать опять начнем,
К новой жизни мы не выйдем,
А назад мы повернем.

Свету солнца не затмиться,
Нас, друзья, культура ждет.
Распрей дикие страницы
Ты развеешь, мой народ!

Гостья приехала, – в дом не влезает.
Дети бегут врассыпную.
Конь удирает, узду разрывает,
Женщину эту завидев чудную.

Дети мои, вы гостям были рады,
Что ж вы в испуге бежите от гостьи?
Верный мой конь, отдохнуть тебе надо.
Что ж ты трясешь свои старые кости?

Гостья-красотка застыла в смущенье
В черном чохто – словно ящик почтовый.
Длинный платок – таково мое мненье —
Придал ей сходство с палаткой торговой.

Только когда проживет трое суток,
Гостью мы просим назвать свое имя.
Славный обычай, но мне не до шуток:
«Кто ты? Обрадуй словами своими!»

«Я Патимат из Анди, и дорога
Выпала мне до Хунзаха прямая.
Имя твое мне известно немного,
Вот почему в твою саклю пришла я».

«Кто, как не ты, мне ответит на это:
Шея твоя почему искривилась?
И почему ты, – прошу я ответа, —
Бледной, измученной к нам заявилась?»

«Шея согнулась? Как тяжко ей, бедной!
Груз ее давит, – ужасное дело!
Как не казаться измученной, бледной:
Видишь, какое чохто я надела».

«Как же ты по мосту шла без опаски?
Рухнуть он мог!.. Ты скажи мне
на милость:
Если ты к нам прикатила в коляске,
Как же в коляску чохто уместилось?

Ты не замерзла, равниной шагая?
Вместе с чохто не свалилась ты в речку?
Знаю, за мостом жарища такая,
Будто попала в горячую печку.

Вряд ли сама ты чохто надеваешь, —
Люди на помощь тебе прибегают.
Вряд ли и на ночь сама ты снимаешь:
Родичи, сорок числом, помогают.

В этом мешке тебе долго ль томиться?
Мы превратим его в парус для лодки.
Сшей себе лучше платочек из ситца,
Тонкая шаль – украшенье молодки».

«Против адата пойти не могу я,
Не опозорю аул я андийский,
Если надену одежду другую,
Будут терзать меня дальний и близкий».

«Есть у нас в каждом ауле адаты,
Все они дики, и все они плохи.
Вот, например, есть обычай проклятый:
Саблями люди сражаются в Чохе.

Водят иные вкруг поля барана
Или быка запрягут перед вспашкой,
Ранней зимой. Это глупо и странно.
Ну-ка, сама поразмысли, бедняжка!»

«Нет, никогда я адат не нарушу,
Это чохто никогда я не сброшу,
Я не хочу осквернять свою душу,
Буду таскать я привычную ношу.

Кто моему посочувствует горю?
Видно, в адате – огромная сила.
Как же аул я родной опозорю?
Буду носить я чохто, как носила!»

«Слушай, Пати: нет к былому возврата.
Видишь ты нового мира сиянье?
Освободи же себя от адата:
Наши законы – свобода и знанье».

Бросай науку, горец, поскорей!
Не ровен час, вдруг прояснится разум.
О школе ты и помышлять не смей:
Еще очнешься и прозреешь разом!

Сумеешь имя написать свое —
Прости – прощай старинные привычки!
У грамотеев трудное житье,
Даются им – слыхал? – иные клички.

А что письма простого не прочтешь —
Есть Короглы у нас на этот случай.
Писать ответ?.. Кадил-Али на что ж?
Красиво пишет он. Куда уж лучше!

А если счет приходится вести, —
Зачем же четки?! Щелкай до десятка.
А коли счет побольше десяти,
Ты пальцы пустишь в ход, и – все
в порядке.

Нам о науке новой говорят.
Подите разберитесь – что за штука.
Видали мы обученных ребят.
Что доброго она дает, наука?

Арба не скрипнет, не проскачет конь…
Вон, погляди, автомобиль пронесся.
А что ведет его?.. Тягач? Огонь?
Не нравятся мне чертовы колеса!

На что, скажите, нам аэроплан?
Лишь беспокойство от него народу.
А лодка, что, спустившись в океан,
Грозит и кораблю и пароходу?!

Наука, говорят, изобрела
Дым смертоносный… Но того ей мало,
Почище напридуманы дела:
Пальнут – и вмиг полков как не бывало!

На что мне лампа – молнии под стать?
С коптилкой проще. Я доволен ею.
Чем телеграммы эти посылать,
Дойду пешком… оно куда вернее!

На что, скажите, годен пулемет?
Строчит себе размеренно и четко,
И сыплет пули, что козел – помет…
Подумаешь, великая находка!

Как побеждали прадеды в бою —
О том предания слыхали все мы.
Неужто современному ружью
Уступят звонкие щиты и шлемы?

Ты разве с древней шашкой незнаком?
Из ножен взял – порезался до крови.
Держал ружьишко старое с кремнем?
Стрельнешь – и начисто сжигаешь брови.

Видал, как строили в былые дни?
От ветра стенам здорово досталось,
А все же не разрушились они,
Хотя, конечно, обветшали малость.

Кремневка – что ж? – оружье хоть куда!
Засыплешь порох, так стреляет даже.
А позабыл прочистить – ну, беда!..
Полным-полно твое оружье сажи.

И я когда-то – сознаюсь, друзья, —
Мечтал, всей мудрой правды не изведав,
О меткой силе русского ружья
И был готов продать оружье дедов.

Но, не продав, благодарю судьбу,
Когда кузнец приходит к нам для ковки:
Пришлось бы покупать к мехам трубу,
Не будь ствола прадедовской кремневки!