Леха Никонов - Галлюцинации

облака всё летели куда-то,

а я, отказываясь умирать,

решил всё вернуть обратно:

скорая, мусора, батарея,

верёвка, стихотворение,

и прочее, прочее, прочее.

Получив непонятно чьё одобрение,

я проснулся в объятиях чёрной ночи.

Это щас, а потом?

нулевые, среда.

Облака летят за моим окном

никуда, никуда, никуда.

02.35.15.07.08.

Это было под Выборгом

в день сентября.

Так чего же мы выбрали,

радость моя?

Пересудов и сплетен,

что весь город поёт.

Так чего же мы выиграли,

горе моё?

Мы построили памятник

без народной тропы,

не большой и не маленький

из обломков судьбы,

без иллюзий надежды,

без нечаянных слов.

Посмотри, как и прежде -

между нами любовь,

что похожа на шлюху

в ожиданьи расплаты,

протяни же мне руку,

где рассветы, закаты,

где прошедшее время,

где улыбка твоя.

Это было под Выборгом

в день сентября.

13.40.24.03.08.

Но разве не значат слова,

произнесённые вслух

тех, что едва-едва

шипят на губах старух.

14.33. 23.08.07.

Это больно, как время года,

как беспечное время торча,

как альбомы, что вышли из моды,

как привычное многоточие...

Это, видимо, чей-то смех

обрывается в нас кулаками,

и луна, одинаковая для всех,

снова прячется за облаками,

фонари беспощадных звёзд

разрывают на части вату,

превращая пространство в гипноз

ошарашенного заката.

Лес вцепился в кровавый гранит

и говядину чернозёма,

а напротив него висит

созвездие из картона.

01.30.13.03.06.

Обезьяны вокруг меня

судят цены на молоко,

окончание этого дня

далеко, далеко, далеко.

Не вылезая из предыдущих,

он представляет собою

религию простодушных -

огромную, как любовь,

и отрезая ломоть

рваного облака, рвёт небо на части.

А мне остаётся только что,

как только и восхищаться.

06.09.11.07

Видишь, память кидается в прошлое

недоверием вырванных фраз,

мы запомнили только хорошее,

но запомнит ли кто-нибудь нас?

из раздавленных светом подвалов,

чердаков и публичных домов...

а девчонка опять доставала

два билетика - страх и любовь.

Первый - это, конечно, удача

и сияние глаз в темноте,

а второй (разве может иначе?)

свобода в другой широте.

Так что хули искать виноватых?

И запомнит ли кто-нибудь нас.

Видишь, память бросается в прошлое

недоверием вырванных фраз.

20.30.17.04.08.

Я хотел рисовать, как Ван Гог.

Я хотел рисовать закат.

Я хотел видеть жизнь, как предлог.

Я глотал твою пыль, Ленинград.

Я жду ареста со дня на день

так же, как Мандельштам или Селин,

Я завязал нюхать амфетамин.

Я себя представляю учеником Марциала.

Воспеваю унылую мерзость Питера.

Например, одна моя подруга видела,

как сестра у брата сосала

прямо перед своими родителями.

15.40.24.08.07.

Кажется, тянет омутом.

Чья же в этом вина?

Стихов бесполезное золото

вышвырну из окна.

02.00.24.04.07.

В небе неприлично криво

засверкало. Грохнул гром.

Надо мною плачет ива

безупречным серебром.

Это всё, что в жизни надо,

остальное - трын-трава,

очередь из автомата

и слова, слова.

23.43.21.07.08.

Если ехать в метро до Автово,

развязав с героином и даже с мечтами, -

точный до того,

что самого тошнит от собственной точности.

Если же вы читали мои предыдущие сборники,

уважаемые товарищи в потёмках,

то понятней не стало,

а это значит, что жизнь много, много больше,

чем можно себе представить.

Вот повод для гордости,

печали и страха - какая разница?

Всё это просто - ерунда.

Не Рим, не Троя, не Орда,

не утро и не ночь -

Империя лежит у наших ног,

красивая и гордая шалава

в одежде бедной. Пусть

ты вечно пьяная и в непотребном виде.

И видите?

Как падает на плечи бледный свет

и ничего такого нет.

Ни ночь, ни день,

ни даже вечер

или утро,

так безрассудно

галлюцинировать  не год - тринадцать лет,

ни Рим, ни Троя, нет, нет, нет -

холодная пронзительная ночь,

которую готовила судьба.

Ужасные дела!

Признать своё же поражение

в стихотворении.

Какая катастрофа!

Но девочкой обиженной Европа

седлает ритуального быка -

у грязных луж вдоль Невского проспекта,

где вновь рождается последняя строка,

в горячих лапах северного лета.

16.00.24.07.07. 

Гремит июль ударами грома,

мне это знакомо.

Ты в призрачном парке.

Здесь, недалеко, пройдя через арку

и набрав определённый код

можно попасть на чердак, где живу.

Год какой-то свиньи, год кентавра.

если честно - мне похуй.

В жалком, подложном свете луны

здесь вдоль проспекта стоят проститутки.

Я - Никонов Лёха,

из моего окна видны

только крыши.

Ко мне повернулся водитель маршрутки

- Можно, пожалуйста, потише?

- Иди ты в жопу, о житель горячего юга!

Меня уже три часа ждёт подруга...

И знаешь, неважно - жара ли, метель,

Она меня будет ждать весь день.

15.00.24.07.07.

Мне с вами детей не крестить,

в окопы не падать и даже

мне с вами не говорить

о купле-продаже.

Что солнце и чёрный страх?

Что ваши смешные советы?

Что цифры на ваших деньгах?

И ваши дурные газеты?

На это одно - удар!

Строкою, размером, словом!

Грабёж, ритуал, пожар.

И ничего другого.

12.27.16.03.08.

Он лизал ей между ног,

а она стонала -

это был немецкий порнофильм.

С русыми волосами,  маленькой грудью

она, запрокинув голову,

дергалась от его языка.

И смотрела в камеру сумасшедшими глазами...

Мне сказали,

что моя репутация - хуже некуда и что так

я не останусь в литературе.

Хули,

это было понятно сразу...

Пацан уже трахал эту заразу,

в белых, как снег, носках,

а потом он опять лизал

ее скользкий розовый клитор...

Тот, кто это когда-нибудь видел

понимает, о чём я.

Между тем

девчонка продолжала орать,

как зарезанная свинья.

02.00.07.02.06.

О, как же я счастлив,

когда колбаса, что вы разменяли

на Свободу с визгом, собачьим воем

подорожала вдвое.

Но было бы много круче

в десятки, в десятки раз!

Мне не хватило бы авторучек

радоваться за вас.

Потому что известно,

во что верите -

жизнь очевидно проста,

так что требуйте, требуйте, требуйте

пряника и хлыста.

17.00.11.07.

Он чем-то похож на крысу, -

сказала моя знакомая, -

и все его, блядь, министры

какие-то бестолковые.

03.06.

Я по-прежнему пишу дурные слова.

Что делаешь ты?

Слушаешь музыку, читаешь книжку

или всё-таки думаешь обо мне?

или с отчаяния привела пацана,

и он тебя трахает. Ах, не надо, это всё лишнее.

У меня температура тридцать восемь.

Здесь давно непонятно,

куда делось лето.

Здесь давно неизвестно,

куда спряталась осень.

22.10.20.04.05.

Не говори мне о любви -

вчерашний день проспался,

и пряник Спаса-на-Крови

в канаве кувыркался,

фасадом меряясь с зарёй -

он безусловен, жуток

и выглядит пустым враньём

любое время суток.

Ты говоришь, что невозможно...

что мы знакомы два часа...

и кажутся такими безнадёжными

испуганные небеса.

03.25.07.04.06.

Четырнадцать часов из четверга...

На площади пустой

разорванный лоскут седьмого года.

Играется свобода

испорченной мечтой -

где жизнь без правил,

грязный секс,

наркотики, которые оставил

до следущего года, воля к власти,