Расул Гамзатов - В горах мое сердце

Песни разных народов привозят поэты,
Возвратясь из доселе не виданных стран.
Сутки был я в стране, что Гомером воспета,
Но и там я писал о тебе, Дагестан.

На земле Рафаэля мне стал еще ближе
Край, где был я когда-то аваркой рожден.
Земляка-эмигранта я встретил в Париже.
Не найти человека несчастней, чем он.

Там, где парни открыто целуют девчонок,
Вспоминал я горянку в ауле своем,
Что, встречая меня, проходила смущенно
И поспешно лицо прикрывала платком.

Здесь, в Европе, под звуки наречья чужого,
Все поет в моем сердце знакомый родник,
Все я слышу хунзахский отрывистый говор,
Схожий с лязгом кинжалов, гортанный язык.

А когда на чужбине дожди выпадают,
Вижу в брызгах ковровые нивы Цады.
Если ж град барабанит, в тревоге гадаю:
Как там, целы гимринские наши сады?

Я от Черного плыл до Балтийского моря,
Пел я всюду, рокочущей вторя воде,
О тебе, мой народ. Как ты выдержан в горе,
Как ты плачешь беззвучно, как стоек в беде.

Как ты сдержан и скромен, добившись удачи,
Как безмерно смущен, если хвалят тебя,
Как без пылких признаний и вздохов горячих
Раскрываешь ты душу, безмолвно любя.

Как без фраз громогласных и жестов красивых
Ты умеешь на деле надежно дружить,
Как исполненный гнева, за ложь и насилье
Ты умеешь врагу вероломному мстить.

Обладаешь ты сердцем, как море, просторным,
Хоть селился в теснинах во все времена,
В этом сердце ни точки не сыщется черной,
Лишь андийская бурка у горца черна.

О косматая бурка! В отелях Европы
Сладко так не уснешь, как в объятьях твоих.
Дождь идет. Завернуться в тебя хорошо бы,
Чтобы детство явилось во сне хоть на миг.

Да, когда засыпал я вдали от России,
Как суровый мой гость, что присел на диван,
Снились мне Дагестана хребты вековые,
Глыбы скал, из расселин ползущий туман.

Пусть любые ведут обо мне разговоры,
Я тоскую везде с незапамятных пор
По тропинкам, что круто взбираются в гору,
По студеным потокам, что катятся с гор.

По далеким аулам тоскую. Как чудо,
В каждом издавна создан особый фольклор.
Старика Исбаги вспоминаю повсюду —
Наш цадинский шутник говорлив и остер.

Побывать у друзей в Унцукуле я жажду,
Там, куда ни заглянем, умельца найдем.
В Ашильту я стремлюсь — там ведь чуть ли не каждый
Появился на свет прирожденным певцом.

В Дагестане чем выше, тем травы сочнее,
В Дагестане чем выше, тем чище ручьи,
Тем прекраснее песня. В сравнении с нею
Беден даже Саади, бедны соловьи.

Мне услышать бы песню знакомую снова
В исполненье ковровщиц села Таилух.
Удивительный звук, чистоты родниковой,
Обаятельный голос, ласкающий слух!

В Дагестане чем выше, тем женщины краше.
О горянки, живущие там, в облаках,
Как пленительны черные родинки ваши
И смешливые ямочки на щеках!

Где б я ни был, стремлюсь к одному непрестанно:
Пусть мой стих долетит до кремнистых высот,
Пусть в сокровища песенные Дагестана
Хоть единой строкою навеки войдет.

Пусть еще не написана строчка такая,
Только смысл ее ясен — он в сердце живет.
Это чувство извечное не иссякает.
Где б я ни был, люблю тебя, горский народ!

Встал осенний рассвет. В эту раннюю пору
Ты давно на ногах, ты давно на ходу.
Дни уборки пришли — ты торопишься в поле
И снимаешь плоды в отягченном саду.

Я в раздумье включаю приемник и слышу
Звучный голос Муи — голос высей твоих.
Слышу ласточек ласковый щебет над крышей,
Время летних каникул прошло и для них.

В город дети твои собираются снова,
В институт уезжают студенты с утра.
Провожая их, птицы взлетают на провод,
Словно канатоходцы аула Цовкра.

Я афиши театра аварского вижу —
Сам ревнивец Отелло к тебе заглянул.
Ребятишки по листьям багряным и рыжим
В школу мчатся вприпрыжку в соседний аул.

На дорогах пылали костры до рассвета,
С горных пастбищ стада на зимовку пришли.
И в долину вдогонку ушедшему лету
Улетели, курлыча, твои журавли.

Журавлиной дорогою к теплому морю
Земляки из района в столицу летят.
Добрый город, овеянный свежестью взгорий,
Новостям, привезенным аварцами, рад.

А в лесах Тляроты уже снег выпадает,
Там охотники ценят стрелка мастерство.
Днем рождения мальчика люди считают
День торжественный первой охоты его.

Сватов к девушке там засылать не годится,
Коль медведя поймать не сумеет жених,
Коль без ястреба к парню стрела возвратится,
В Тляроте не прощают промашек таких.

Горы, горы родные! Меня не спросили,
Где родиться я должен на этой земле.
И когда меня слову родному учили,
Тоже выбора не предоставили мне.

…Тот аул, где горянка мне жизнь даровала,
Не велик и, признаться, не очень богат.
Там деревья с трудом коренятся па скалах,
Всюду камни, как горцы на сходке, стоят.

Не велик и язык, на котором я песни
Стал слагать. На земле он немногим знаком.
К сожаленью, он Пушкину был неизвестен
И Гомер упивался другим языком.

Наша музыка Лермонтова пленяла,
Но слова для него оставались мертвы.
Перевод без подстрочника с оригинала
Недоступен и ныне поэтам, увы.

Ну а если бы все начинал я сначала?
Пусть на свете четвертый десяток живу,
Пусть немало наречий различных звучало
В дальних странах, что я повидал наяву,

После всех испытаний нелегких и странствий,
После всех живописных заморских красот
Я опять предпочел бы аул дагестанский,
Где орлица орлят выпускает в полет.

Я хочу, чтобы вновь над моей колыбелью
Наклонялась аварка в ночной тишине,
Чтобы снова мне песни знакомые пели,
Чтобы сказки знакомые слышались мне.

…Есть кинжал у меня — наших дедов ровесник.
На ковре над тахтой он спокойно висит.
Мне давнишний хозяин его неизвестен,
Говорят, он в земле дагестанской зарыт.

Говорят, он скончался не дома, в постели,
А в сраженье, заколотый царским штыком.
Был кинжал его найден в одном из ущелий,
Кровь рязанского парня алела на нем…

Скорбно слушаю грустные эти рассказы,
Горько сетую, память о прошлом храня.
Это братоубийство в теснинах Кавказа,
Хоть столетье минуло, терзает меня.

О Россия — поборница правды и мира!
Ты когда-то не дружбу дарила горам.
Даже русских поэтов в солдатских мундирах
По веленью царя присылала ты к нам.

Ты поручика Лермонтова потеряла,
Рядового Бестужева… Помнят у нас
Твоих бедных сынов. Их погибло немало.
Как святыню, хранит их могилы Кавказ.

Но, вскипая от ярости, в реках аварских
Бьются воды, а скалы от гнева дрожат,
Если кто-нибудь вспомнит наместников царских,
Тех, что гнали на гибель российских солдат.

…Кровной мести закон на земле Дагестана
Соблюдали аварцы с давнишних времен.
Годы шли, заживали старинные раны,
Но сердца бередил этот дикий закон.

Но закон единенья сильнее, святее.
Он возник, правотой наивысшею прав.
О Россия, в семнадцатом кровью своею
Нашу дружбу скрепили мы, братьями став.

С той поры моя родина краше и шире,
С той поры горизонты земные ясней.
Подмосковные рощи, просторы Сибири
Вижу я из подоблачной сакли моей.

О Россия, фиалки альпийские наши
На надгробьях твоих коммунаров лежат.
А у Волги березкой плакучей украшен
Тот курган, под которым схоронен мой брат.

О Россия, ты тесно сплотила в бою нас!
Твои песни всегда в моем сердце живут.
С милым томиком Пушкина встретил я юность,
На столе моем рядышком — Блок и Махмуд.

Ты в двадцатом году принесла Дагестану
Жаркий пламень знамен — мой излюбленный цвет.
В детстве стал моей гордостью галстук багряный,
В годы зрелости — алый партийный билет.

Человека дороже на свете не знаю,
Чем прославленный Ленин — великий твой сын,
Мир принесший впервые бесправному краю,
Подаривший свободу народу вершин.

Без тебя мы спасенья найти не смогли бы,
Навсегда породнился с тобой Дагестан.
И тебе говорит мое сердце: «Спасибо,
О Россия — безбрежный людской океан!»

…В мир большой я из малого вышел селенья
И в долину спустился с моей крутизны,
Чтоб на малом наречье, горя вдохновеньем,
Песни петь для большой стоязыкой страны.

С незапамятных пор, замурованный в камень,
Мой народ, был ты беден, и дик, и забит.
Но теперь, окруженный своими друзьями,
Защищен ты надежно от бед и обид.

И с другими в ряду ты готов, если нужно,
Кровь пролить за друзей, в единенье влюблен.
Непреложный закон человеческой дружбы —
Самый мудрый на этой планете закон.

Он — страница заглавная в каждой поэме,
Все живое о нем говорит и поет.
Я люблю тебя в дружбе с народами всеми,
Я люблю тебя в братстве, мой щедрый народ.