Предисловие к Мирозданию - Саша Немировский

Да, это так. Когда бы мы сияния

свои перемешали,

пронзив огни

друг друга гармоничными лучами

света,

из нас возникло б существо при этом

на степень выше,

ближе

к Создателю, чем мы сейчас с тобой.

Так дерево вершиной над плющами

растёт, там суть его является иной.

Быть может, мы с тобой соединимся,

но не сегодня, не сейчас, не тут.

Я смутно чувствую, что скоро породнимся,

настанет миг, когда нас позовут.

Планета. Низший мир. Пещера. Тьма.

В пустом пространстве плоский камень,

похожий на алтарь. Пещеры свод имеет щель.

Через неё тесьма

желтеющего света падает на нечто,

что на поверхности плиты.

В структурной раме

собрана модель

звезды.

У края как бы алтаря

стоит фигура в форме человека.

То Загадор. Глаза горят

чуть красноватым блёклым

светом, модель на пьедестале освещая

там, где она темнее.

Он двигает руками, как-то неявно

перемещая

стенки, устройство делая плотнее.

Вспыхивая, звезда приподнимается над камнем

и зависает, медленно вращаясь.

Ну вот, маяк – магнит готов,

настроенный на Землю по её физическим константам

и на Адели ангельскую душу.

Едва она кого-то пожалеет вновь

или ещё чем ангельскую сущность

свою проявит,

так мой маяк её притянет

прямо в наши кущи,

ко мне обратно.

Я с нетерпеньем жду с ней нашей встречи.

Кто знает? Может быть, ещё не вечер,

и наши сущности

друг с другом совместимы?

Она мне до сих пор мила.

Когда бы купидона выстрел – мимо,

то не случилась бы её любовь со смертным.

Тогда, когда Адель ещё была

вся в ужасе от перехода через измеренья,

как птица, сброшенная с неба ветром.

Но скоро буду знать. О знанье – страха торжество!

Себя мне посвятить храненью Уравненья,

Или получим свыше разрешенье

с любимой в высшее соединиться существо?

Дом престарелых. Общий зал.

Столы, цветные стулья,

безвкусное, экономичное убранство.

Большой экран на стенке. Сериал.

Субтитры, не успеть прочесть, как промелькнули.

Старики, старушки. Иные вяжут, у других глаза

лишь пялятся в пространство.

Как жаль Марленочку, не дожила.

Адель, сестричка – умница. Её питьё работает чудесно.

Без шума так, тихонечко, взяла,

соорудила нам коктейль и этим пресным

своим напитком напоила быстро

нас всех, в глаза глядя при этом.

Не знаю, право, что нам больше помогло —

её раствор, чуть подогретый

на кухне, иль взгляд её лучистый.

Но в теле всё теперь легко,

и мысли в голове опять логичны, бы́стры.

Всё так. Нет больше вируса

у нас в Дому.

Он отступил от наших стариков,

как будто сдался.

Конец ему.

Но жаль, она не вылечила дряхлость

перед исчезновеньем. Давай без дураков,

что возраст для её таланта? – это малость.

Но вот уж месяц, как она не появлялась

в моих хоромах.

Моше, я знала, ты – не промах!

Но шутки прочь.

Она исчезла на моих глазах.

Не так задолго

до того, как эти вот полотна

её возлюбленный принес и тут развесил,

сказав, что он смотреть на них не может.

Особенный же страх,

почти животный,

в нём вызывал вон тот портрет

над спинкой кресла

из красной кожи

в общем холле.

Испанка нарисована там, что ли?

Но как дрожит её лицо, как будто треплет

ветер кончики волос. Она вполоборота

следит за зрителем

и, кажется, моргает, как живая.

Ты стала мнительная,

Рая.

Воображаешь чёрте-что. Мне неохота

говорить про старческие бредни.

Ты лучше расскажи мне про Адель. Намедни

слушал я медбрата

с медсестрою.

Они болтали там, где вход в мою палату

в коридоре.

Я не расслышал полностью всего,

но понял так, она кого-то

там жалела, обнимала, как вдруг упала,

зажёгшись странным светом изнутри,

и тело сразу недвижимо стало.

Её трясли,

реанимировать пытались,

но всё напрасно.

Я там была. Адель меня кормила

хлебом с маслом.

Я ей сказала, что мне больно было,

с трудом с постели встала

я с утра.

Она тогда умыла

руки. Подожда́ла,

чтоб доктора

ушли в свои покои-кабинеты.

Взяла

меня за плечи и при этом

взглянула мне в глаза.

Смотря куда-то внутрь глубоко,

она рукою провела вдоль живота,

потом назад

к спине, и боль прошла.

Мне стало вдруг легко.

Я рот открыла, чтоб благодарить,

как вдруг Адель вся вспыхнула цветами фейерверка.

И из неё вдруг протянулась видимая нить,

нет, скорее, лента, кверху

к потолку, насквозь. Потом пропала.