Эдуард Асадов - Стихотворения о любви

Женщины были всегда очень разными:

Трудолюбивыми были и праздными,

Были красивыми, были дурнушками,

Строгими были и попрыгушками.

Впрочем, зачем говорить, что были?

Скажем точнее: были и есть.

Каждая в духе своем и стиле —

Бойкость, и скромность, и спесь, и честь.

Условно же каждая, без предысторий,

Может быть сразу отнесена

К одной из трех земных категорий:

Любовница, мама детей, жена.

По-разному качества проявляются:

Вот эта – отличнейшая жена,

Как мать же – и в мачехи не годна,

А в чадолюбии лишь притворяется.

А эта, напротив, жена – не очень,

Но в сердце сплошной материнский свет.

И счастья дороже ребенка нет,

А муж для нее как бы между прочим.

Есть третий характер: звонки, мечты,

Надеждами, встречами сердце полнится,

Улыбки, хмельные слова, цветы,

Ни дум, ни забот, ни семьи – любовница…

Как славно: с той жить бы, а с той – встречаться!

По-своему каждая хороша!

Мужчины! Чтоб сердцем на всех не рваться,

Пусть мудрою будет у вас душа!

Любить, но не просто, а так влюбиться,

Чтоб вспыхнула яркой звездой она:

Навеки веков, словно Бог в трех лицах,

В трех счастьях: любовница, мать, жена!

15 августа 1991 г. Красновидово

Галине Асадовой

Нет, все же мне безбожно повезло

Что я нашел тебя. И мне сдается,

Что счастье, усадив нас на крыло,

Куда-то ввысь неистово несется!

Все выше, выше солнечный полет,

А все невзгоды, боли и печали

Остались в прошлом, сгинули, пропали.

А здесь лишь ты, да я, да небосвод!

Тут с нами все – и планы, и мечты,

Надежды и восторженные речи.

Тебе не страшно с этой высоты

Смотреть туда, где были я и ты

И где остались будни человечьи?!

Ты тихо улыбаешься сейчас,

И нет на свете глаз твоих счастливей.

И, озарен лучами этих глаз,

Мир во сто крат становится красивей.

Однако счастье слишком быстротечно,

И нет, увы, рецепта против зла.

И как бы ни любили мы сердечно,

Но птица нас когда-нибудь беспечно

Возьмет и сбросит все-таки с крыла.

Закон вселенский, он и прост и ясен.

И я готов на все без громких слов.

Будь что угодно. Я на все согласен.

Готов к пути, что тяжек и опасен,

И лишь с тобой расстаться не готов!

И что б со мною в мире ни стряслось,

Я так сказал бы птице быстролетной:

Ну что же, сбрось нас где и как угодно,

Но только вместе. Вместе, а не врозь.

1982

Галине Асадовой

Сквозь звездный звон, сквозь истины и ложь,

Сквозь боль и мрак и сквозь ветра потерь

Мне кажется, что ты еще придешь

И тихо-тихо постучишься в дверь…

На нашем, на знакомом этаже,

Где ты навек впечаталась в рассвет,

Где ты живешь и не живешь уже

И где, как песня, ты и есть, и нет.

А то вдруг мниться начинает мне,

Что телефон однажды позвонит

И голос твой, как в нереальном сне,

Встряхнув, всю душу разом опалит.

И если ты вдруг ступишь на порог,

Клянусь, что ты любою можешь быть!

Я жду. Ни саван, ни суровый рок,

И никакой ни ужас и ни шок

Меня уже не смогут устрашить!

Да есть ли в жизни что-нибудь страшней

И что-нибудь чудовищнее в мире,

Чем средь знакомых книжек и вещей,

Застыв душой, без близких и друзей,

Бродить ночами по пустой квартире…

Но самая мучительная тень

Легла на целый мир без сожаленья

В тот календарный первый летний день,

В тот памятный день твоего рожденья…

Да, в этот день, ты помнишь? Каждый год

В застолье шумном с искренней любовью

Твой самый-самый преданный народ

Пил вдохновенно за твое здоровье!

И вдруг – обрыв! Как ужас, как провал!

И ты уже – иная, неземная…

Как я сумел? Как выжил? Устоял?

Я и теперь никак не понимаю…

И мог ли я представить хоть на миг,

Что будет он безудержно жестоким,

Твой день. Холодным, жутко одиноким,

Почти как ужас, как безмолвный крик…

Что вместо тостов, праздника и счастья,

Где все добры, хмельны и хороши, —

Холодное, дождливое ненастье,

И в доме тихо-тихо… Ни души.

И все, кто поздравляли и шутили,

Бурля, как полноводная река,

Вдруг как бы растворились, позабыли,

Ни звука, ни визита, ни звонка…

Однако было все же исключенье:

Звонок. Приятель сквозь холодный мрак.

Нет, не зашел, а вспомнил о рожденье,

И – с облегченьем – трубку на рычаг.

И снова мрак когтит, как злая птица,

А боль – ни шевельнуться, ни вздохнуть!

И чем шагами мерить эту жуть,

Уж лучше сразу к черту провалиться!

Луна, как бы шагнув из-за угла,

Глядит сквозь стекла с невеселой думкой,

Как человек, сутулясь у стола,

Дрожа губами, чокается с рюмкой…

Да, было так, хоть вой, хоть не дыши!

Твой образ… Без телесности и речи…

И… никого… ни звука, ни души…

Лишь ты, да я, да боль нечеловечья…

И снова дождь колючею стеной,

Как будто бы безжалостно штрихуя

Все, чем живу я в мире, что люблю я,

И все, что было исстари со мной…

Ты помнишь ли в былом – за залом зал…

Аншлаги! Мир, заваленный цветами,

А в центре – мы. И счастье рядом с нами!

И бьющий ввысь восторженный накал!

А что еще? Да все на свете было!

Мы бурно жили, споря и любя,

И все ж, признайся, ты меня любила

Не так, как я – стосердно и стокрыло,

Не так, как я, без памяти, тебя!

Но вот и ночь, и грозовая дрожь

Ушли, у грома растворяясь в пасти…

Смешав в клубок и истину, и ложь,

Победы, боль, страдания и счастье…

А впрочем, что я, право, говорю!

Куда, к чертям, исчезнут эти муки?!

Твой голос, и лицо твое, и руки…

Стократ горя, я век не отгорю!

И пусть летят за днями дни вослед,

Им не избыть того, что вечно живо.

Всех тридцать шесть невероятных лет,

Мучительных и яростно-счастливых!

Когда в ночи позванивает дождь

Сквозь песню встреч и сквозь ветра потерь,

Мне кажется, что ты еще придешь

И тихо-тихо постучишься в дверь…

Не знаю, что разрушим, что найдем?

И что прощу и что я не прощу?

Но знаю, что назад не отпущу.

Иль вместе здесь, или туда вдвоем!

Но Мефистофель в стенке за стеклом

Как будто ожил в облике чугунном,

И, глянув вниз темно и многодумно,

Чуть усмехнулся тонкогубым ртом:

«Пойми, коль чудо даже и случится,

Я все ж скажу, печали не тая,

Что если в дверь она и постучится,

То кто, скажи мне, сможет поручиться,

Что дверь та будет именно твоя?..»

1 сентября 1997 г. Москва

Полночь небо звездами расшила,

Синий свет над крышами дрожит…

Месяц – наше доброе светило

Над садами топает уныло,

Видно, сны людские сторожит.

Бьет двенадцать. Поздняя пора.

Только знаю, что тебе не спится,

И свои пушистые ресницы

Ты сомкнуть не можешь до утра.

На губах – то ласковое слово,

То слова колючие, как еж,

Где-то там, то нежно, то сурово,

То любя, то возмущаясь снова,

Ты со мной дискуссии ведешь.

Кто в размолвке виноват у нас?

Разве можно завтра разобраться,

Да к тому ж хоть в чем-нибудь признаться

При упрямстве милых этих глаз?!

Да и сам я тоже не святой,

И за мной нелепого немало.

Светлая моя, когда б ты знала,

Как я рвусь сейчас к тебе душой.

Кто же первым подойдет из нас?

Вот сейчас ты сердцем не владеешь,

Ты лежишь и не смыкаешь глаз,

Но едва придет рассветный час,

Ты, как мрамор, вновь закаменеешь.

Ничего. Я первым подойду.

Перед счастьем надо ли гордиться?!

Спи спокойно. Завтра я найду

Славный способ снова помириться!

1980

Не привыкайте никогда к любви!

Не соглашайтесь, как бы ни устали,

Чтоб замолчали ваши соловьи

И чтоб цветы прекрасные увяли.

И, главное, не верьте никогда,

Что будто все приходит и уходит.

Да, звезды меркнут, но одна звезда

По имени Любовь всегда-всегда

Обязана гореть на небосводе!

Не привыкайте никогда к любви,

Разменивая счастье на привычки,

Словно костер на крохотные спички,

Не мелочись, а яростно живи!

Не привыкайте никогда к губам,

Что будто бы вам издавна знакомы,

Как не привыкнешь к солнцу и ветрам

Иль ливню средь грохочущего грома!

Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь

Встречать, терять и снова возвращаться,

Но если вдруг вам выпала любовь,

Привыкнуть к ней – как обесцветить кровь

Иль до копейки разом проиграться!

Не привыкайте к счастью никогда!

Напротив, светлым озарясь гореньем,

Смотрите на любовь свою всегда

С живым и постоянным удивленьем.