Андрей Дементьев - Все в мире поправимо…

У нас в России любят спорить,

Надеясь этим что-то изменить.

Как будто редкий извлекают корень

Из уравненья: «Быть или не быть…»

Меня вконец те споры утомили:

То против власти, то за ту же власть.

Рождает спор порой гипертонию,

А истина пока не родилась.

Бренд наших дней – приемы и тусовки,

Что так похожи на салоны мод.

Где вдоль стены охранники присохли,

Не упуская из виду господ.

Все напоказ – престиж и раболепье.

И эти полудружбы наугад.

Здесь были бы нелепы Блок и Репин.

Ведь не нужны им должность и откат.

Но это – жизнь…

И как мне ни печально,

Я на душу беру немалый грех,

Признавшись, что Россия обмельчала

От мелкоты, поднявшейся наверх.

Страна поменяла Систему.

Система сменила господ.

И только при всех своих бедах

Остался российский народ.

Если каждый житель страны моей

Скажет, что счастлив он, —

Тогда лишь можно присвоить ей

Титул великой державы.

На праведный гнев наложили запрет,

Чтоб власть оградить от упреков и бед.

Народу погневаться можно в квартире,

В постели, в подъезде…

И даже в сортире.

Но если наш яростный гнев невзначай

Прорвется на улицу, словно цунами,

То синяя стая расправится с нами.

От гнева останется боль и печаль.

И улицей стала теперь для меня

Из книги любая страница моя.

Литературный киллер получил заказ:

Убить успех престижного коллеги.

Чтоб свет его в чужих сердцах погас.

И чтобы сам ушел он в тень навеки.

Старался киллер… Он к смертям привык.

Заказ чужая зависть оплатила.

Однако на успех ста тысяч книг

Ему патронов явно не хватило.

Я по глазам богатых узнаю:

Как будто бы смотрю

В промерзшие озера…

А если вдруг замечу полынью,

То знаю – и она замерзнет скоро.

Я прожил жизнь свою

И тяжело, и весело.

Среди улыбок, доброты

И зла.

И молодость моя

Свое отгрезила.

А зрелость совершила,

Что могла.

Женщина на ро́ды денег просит,

Прикрывая кофточкой живот.

И стучатся в сердце Маша с Фросей

Или русский богатырь Федот.

Что же со страною происходит,

Если тает каждый год народ?!

И с сумою наши бабы ходят,

Каясь, что не сделали аборт.

Рублевка живет от России отдельно.

Она – как особое княжество в ней.

И столько князей расплодилось удельных!

И каждый гордится усадьбой своей.

А где-то поодаль ютится Россия.

Растит урожай, ловит рыбу в прудах.

Она никогда за себя не просила,

А все добывала в нелегких трудах.

И русский народ – не князья и дворяне.

Не вхож он в чванливое царство господ.

Но что-то такое он знает заранее,

Что дарит надежду и силы дает.

В России возродилась знать —

Помещики и бизнесмены…

Они теперь ни в чем не знают меры,

Стараясь все к рукам прибрать.

Один скупает вдоль реки дома.

А речка, между тем, зовется Темзой…

Другой купил какой-то царский вензель.

Но это не добавило ума.

Признался нам с экрана некий чин,

Что столько у него теперь богатства,

Что и за век потратить не удастся…

Не потому ль до срока он почил.

А друг мой смотрит грустно из ворот:

«Уж эти мне российские транжиры!

Они намерены скупить полмира,

Забыв о том, как беден их народ…»

Лондон

Приватизировав экран,

Чиновник вышел в шоумены.

Но в этом был один изъян —

Не знал он в жажде славы меры.

Какой я ни включал канал, —

Вещал он стоя или с кресла…

И всех нас насмерть доконал.

Разбил экран я в знак протеста.

У нас в России власть не любят.

Быть может, не за что любить.

Но лишь от власти той пригубят

И все готовы ей простить.

На дворе уже март,

А зима не уходит.

Тучи серые на небе

И снегопад.

Может, кризис уже

Начался́ и в Природе.

Потому и с погодою

Все невпопад.

Это горькая тема —

Конфликт поколений.

И когда нас не будет, —

Продолжится спор.

Это было до нас.

Это будет со всеми.

Ведь былое —

Грядущему —

Вечный укор.

Когда-то нас пугал «железный занавес».

Мы жили все в придуманном раю.

Но проржавел и пал «железный занавес»

И мир увидел Родину мою.

Она была во всей красе и силе.

Как будто в дальний собралась полет…

Не надо было путать власть с Россией,

К временщикам приравнивать народ.

Мне приснился Президент.

Мы сидели рядом.

Я использовал момент —

Попросил награду.

Как-никак, а юбилей.

Столько лет скопилось.

Президент сказал:

«О’кей… Окажу вам милость…»

И добавив: «Будет так…» —

Мило улыбнулся.

Ну а я такой дурак, —

Взял да и проснулся.

А в метро на переходах

Много нищих, как в войну.

Просят денег у народа,

Ну, а кто подаст ему?

А поодаль барахолка.

Вся Москва торгует тут.

Ждать, наверное, недолго —

И страну распродадут.

И устав от словоблудий,

Я кричу у стен Кремля:

– Что же с нами завтра будет?

Что же с нами будет, бля?!

Наступили времена тусовок.

Пол-Москвы тусуется в Кремле.

Пол-Москвы изыскивает повод,

Чтобы оказаться при столе…

И тусовка, вкусно отобедав,

И дела вершит, и пьет вино.

Александр Сергеич Грибоедов

Нравы эти высмеял давно.

Что происходит с великой страной?

Стала она в своих помыслах

Слабой.

Снова обходят ее стороной

Бывший восторг,

И удача, и слава.

Наша жизнь – как цунами.

Все пошло кувырком.

Поменялись местами

Произвол и закон.

Поменялись местами

Чистоган с чистотой.

Мы с надеждой расстались,

Как с затеей пустой.

Ты о совесть прилюдно

Невзначай не споткнись…

Стала очень уж лютой

Эта новая жизнь.

Собственности нет на красоту.

Никакой —

Ни личной, ни общественной.

Будь она природой или женщиной,

Собственности нет на красоту.

Маленькая девочка в коляске

Полыхает взглядом голубым.

Это небо ей плеснуло в глазки

Синевою из своих глубин.

Что же натворили мы с Природой?

Как теперь нам ей смотреть в глаза?

В черные отравленные воды,

В пахнущие смертью небеса.

Ты прости нас, бедный колонок.

Изгнанный, затравленный, убитый…

На планете, Богом позабытой,

Мир от преступлений изнемог.

Уже ничто от бед нас не спасает.

Надежда, как и боль, – невмоготу.

Вот так под фарой мчится заяц,

Не смея прыгнуть в темноту.

Над ним мерцают тускло звезды,

И света злое колдовство.

И лишь нежданный перекресток

Спасет от гибели его.

Должен я признаться честно,

Что вернувшись в край родной,

Не нашел себе я места

В этой жизни сволочной.

Все посты позанимали.

Только я забыт, увы.

А над миром светят «мани»

Цвета утренней листвы.

2001

В своем Отечестве нельзя

Пророком стать, когда зоилы —

Твои неверные друзья

Тебе талант простить не в силах.

Но от отчаянья спасет

Надежда, —

Что в тиши читален

Иль в доме вечер напролет

Тебя восторженно читают.

На море памятников нет.