Константин Бальмонт - Том 2. Стихотворения

Мне хочется снова дрожаний качели,
В той липовой роще, в деревне родной,
Где утром фиалки во мгле голубели,
Где мысли робели так странно весной.

Мне хочется снова быть кротким и нежным,
Быть снова ребенком, хотя бы в другом,
Но только б упиться бездонным, безбрежным,
В раю белоснежном, в раю голубом.

И, если любил я безумные ласки,
Я к ним остываю, совсем, навсегда,
Мне нравится вечер, и детские глазки,
И тихие сказки, и снова звезда.

Ранним утром я видал,
Как белеют маргаритки.
Я видал, меж тяжких скал,
  Золотые слитки.

В раннем детстве я любил
Тихий зал и шум на воле,
Полночь в безднах из светил,
  И росинки в поле.

В раннем детстве я проник
В тишь планет и в здешний ропот,
Я люблю – безумный крик,
  И нежнейший шепот.

Зачем мы торопимся к яркости чувства,
В которой всех красок роскошный закат?
Помедлим немного в преддверьях Искусства,
И мягким рассветом насытим наш взгляд.

Есть много прозрачных воздушных мечтаний
В начальных исканьях наивной души,
Есть много плавучих, как сон, очертаний
В предутренних тучках, в безвестной глуши.

Есть свежесть и тайна в младенческих взорах,
Там новые звезды в рожденьи своем,
Слагаются там откровенья, в которых
Мы, прежние, утренней жизнью живем.

И много стыдливости, розовой, зыбкой,
В девическом лике, не знавшем страстей,
С его полустертой смущенной улыбкой,
Без знания жизни, судьбы, и людей.

О, много есть чар в нерасцветших растеньях,
Что нам расцветут, через час, через миг.
Помедлим лелейно в своих наслажденьях, –
В истоках прозрачных так нежен родник.

Над окованной льдом глубиной я иду,
  И гляжу, и скольжу я на льду.
Лучезарна поверхность холодного льда,
  Но темна подо льдами вода.

Там в студенных садах, в тишине темноты,
  Цепенея, белеют цветы.
Дотянулся до льда несвободный цветок,
  Но на воздух он выйти не мог.

И в душе у меня хорошо и светло,
  Что-то к сердцу от сердца дошло.
О, лелейный цветок, ты дождешься весны,
  Подожди в тишине глубины.

Если даже теперь и пронзил бы ты лед,
  Этот воздух расцвет твой убьет.
О, прекрасный цветок, подожди до весны,
  Ты увидишь все лучшие сны.

От детских дней одна черта пленила
Мои мечты, в чьих зыбях таял сон,
В глаза печальный отблеск заронила,
В мой ум вошла как дальний тихий звон.

Мне снился грустный ангел, белоснежный,
С улыбкой сожаления в глазах,
Я с ним дышал одной печалью нежной,
Я видел бледный Рай в его слезах.

Он мне являлся в разные мгновенья,
И свет храню я этих беглых встреч.
Есть проблески, которым нет забвенья,
Есть взгляд без слов, его не молкнет речь.

Любил – еще люблю я – неземное,
Ум сердца – луч холодному уму,
Я верю в Небо, синее, родное,
Где ясно все неясное пойму.

С небесным я душой не разлучаюсь,
И, встретив чей-нибудь глубокий взор,
Я с ним, я с Белым Ангелом встречаюсь,
Таинственным и близким с давних пор.

Благовещенье и свет,
  Вербы забелели.
Или точно горя нет,
  Право, в самом деле?

Благовестие и смех,
  Закраснелись почки.
И на улицах, у всех
  Синие цветочки.

Сколько синеньких цветков,
  Отнятых у снега.
Снова мир и свеж и нов,
  И повсюду нега.

Вижу старую Москву
  В молодом уборе.
Я смеюсь и я живу,
  Солнце в каждом взоре.

От старинного Кремля
  Звон плывет волною.
А во рвах живет земля
  Молодой травою.

В чуть пробившейся траве
  Сон весны и лета.
Благовещенье в Москве,
  Это праздник света!

Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: Плыву.
И зову мечтателей… Вас я не зову!

Есть люди: мысли их и жесты
До оскорбительности ясны.
Есть люди: их мечты – как тихие невесты,
Они непознанно-прекрасны.

Есть люди – с голосом противным,
Как резкий жесткий крик шакала.
Есть люди – с голосом глубоким и призывным,
В котором Вечность задремала.

  О, жалок тот, кто носит крики
  В своей душе, всегда смущенной.
  Блажен, с кем говорят негаснущие лики,
  Его душа – как лебедь сонный.

Фирвальдштетское озеро – Роза Ветров,
Под ветрами колышатся семь лепестков.
Эта роза сложилась меж царственных гор
  В изумрудно-лазурный узор.

Широки лепестки из блистающих вод,
Голубая мечта, в них качаясь, живет.
Под ветрами встает цветовая игра,
  Принимая налет серебра.

Для кого расцвела ты, красавица вод?
Этой розы никто никогда не сорвет.
В водяной лепесток – лишь глядится живой,
  Этой розе дивясь мировой.

Горы встали кругом, в снеге рады цветам,
Юной Девой одна называется там.
С этой Девой далекой ты слита Судьбой,
  Роза-влага, цветок голубой.

Вы равно замечтались о горной весне,
Ваша мысль – в голубом, ваша жизнь – в белизне.
Дева белых снегов, голубых ледников,
  Как идет к тебе Роза Ветров!

Ветры тихие безмолвны.
Отчего же плещут волны,
И несутся в перебой?
Им бы нужно в час вечерний
Биться, литься равномерней,
А меж тем растет прибой.

Отчего же? – Там далеко,
В безднах бледного Востока,
Светит пышная Луна.
А направо, точно лава,
Солнце светит величаво,
И под ним кипит волна.

В миг предсмертный, в час заката,
Солнце красное богато
Поразительным огнем.
Но волна в волну плеснула,
И, признав Луну, шепнула:
«Мы теперь сильней, чем днем».

И меж тем как факел красный,
В отдаленности неясной,
Будет тлеть и догорать,
Лик Луны, во мгле безбрежной,
Будет, властный, будет, нежный,
Над волнами колдовать.

Коромысло, коромысло,
  С нежными крылами,
Как оно легко повисло
  В воздухе над нами.

Прилетает, улетает,
  В ласковой лазури.
Для него она рождает
  Блески, а не бури.

Коромысло, коромысло,
  Почему мы пленны?
Если б знать, какие числа
  Для тебя священны.

Наши числа приковали
  Нас к земле угрюмой,
И в просторах вольной дали
  Мы скользим лишь думой.

Но и в думах мало смысла,
  Тяжесть в них земная.
Ты же грезишь, коромысло,
  В воздухе летая.