Евгений Рейн - Мне скучно без Довлатова

После поминок мы в подвал спустились,
и человечек в розовом костюме
давал нам поясненья —
магнистерий и красный лев —
все это было здесь.
«Смотрите», — он сказал,
и вынул гвоздь,
и положил его в реторту.
Закипела какая-то бурда.
Я все глядел, припоминая, —
мелкие черты, набухшие подглазья —
что-то, где-то уже я видел.
Тут вошла полячка,
держа в руках фальшивый документ.
И гвоздь достали из реторты.
Он по шляпку стал золотым.
И я захохотал.
                        Ну да, конечно,
тридцать лет назад
я видел этот фокус — только прежде
показывал он это на себе,
рассказывал, что в Датском королевстве
был удостоен звания магистра,
заглядывал в глаза, и люди,
люди кормили его, честно удивляясь
двум-трем словам по-датски и по-польски.
Над головой шумел ночной Нью-Йорк.
А здесь, в подвале было глухо, тихо,
столетний человек, лауреат,
с вдовой беседовал и подливал ей водки.
Все утомились, даже с облегченьем,
отяжелев, жевали бутерброды,
лишь он один сновал неутомимо
и важным господам в полупоклоне
свой гвоздь показывал.
Я обратил вниманье
на женщину с фальшивым документом:
«Дзенкую, пани!» Но она уже
все спрятала и, прислонясь к стене,
кольцом стучала что-то вроде Морзе,
какой-то знак. По этому сигналу
в подвал спустился обладатель кубка
Индианаполиса — сухой и ладный малый,
весь в черном, и за ним внесли
два ящика «Клико». Приободрились
и гости и вдова, и пир воспрял.
Полячка подняла бокал и снова
кольцом позвякала по хрусталю.
И человечек в розовом костюме
дотронулся до локтя чемпиона.
Тот обернулся полупрезрительно,
но что-то вдруг припомнил,
как будто расшифровывая Морзе,
и руку протянул, и в эту руку
был вложен гвоздь.
Все вскоре разошлись…
…На набережной под зеленым небом
в стране Гольфстрима
я вошел в какой-то угрюмый дом
и произнес пароль.
Слуга провел меня по коридору
в бесцветный зал.
Там за столом сидели пять человек.
Квитанции, кредитки, какие-то жетоны
вперемежку лежали на расчерченном сукне
подпольная рулетка. Так и было.
Я знал всех пятерых, но только
не мог припомнить,
что же с ними стало.
Крупье сказал мне: «Вот и ты. Пора!»
И бросил шарик на воронку.
Голый череп его отсвечивал
от трехлинейной лампы,
гвардейский галстук был повязан туго,
и все проигрывали. Впрочем,
тут шла игра по мелкой.
Крупье был холоден, как будто бы его
все это не касалось. Я поставил
на «черное» и выиграл часы,
отстегнутые с грязного запястья.
Никто не удивился. Полумрак
рассеивался, явственно угрело.
На углу стола сидел тот самый
в розовом костюме,
свободно развалившись, так бывает
с официантом, что решил гульнуть.
Он выжидал и умными глазами
следил за шариком.
Мне показалось — игра не клеится,
все отбирал крупье.
«Сегодня не идет», — сказал губастый
с пробором равнодушный человек.
Я не видел его с тех самых пор,
как проводил на пристань в кругосветку.
«Сейчас покончим, — возразил крупье, —
ты не играл еще, чего ты ждешь?»
сказал он розовому человечку.
«Я не спешу, — ответил тот, — приятно
со всеми вместе посидеть. А впрочем,
вот ставка». Он за пазуху полез
и вытащил. И я узнал, узнал —
та самая фальшивка от полячки.
Крупье внимательно ее перечитал
и холодно сказал: «Вполне годится.
Так, что же?» —
«Я поставил на зеро».
Другие ставки кто во что горазд.
И завертелся шарик. Все привстали.
И долго-долго суетился он,
отыскивая сектор. И как будто
крупье его подстегивал:
«Давай-давай, ищи, что надо!»
И остановился. Зеро, конечно.
Розовый вскочил.
И подлинная вспышка на минуту
преобразила благородный шик
его ухваток фокусника. «Что же,
ты — человек ноля. Теперь хватай!» —
и все придвинул розовому — куча
рублей советских, замогильных бирок,
просроченных билетов проездных,
какое-то письмо без уголка.
«Бери, бери, — сказал крупье. —
Счастливчик! Надолго хватит». —
«Что вы, господин, а золото?» —
«А золото сам сделай. Ты, кажется,
когда-то промышлял алхимией.
А тут другие игры». —
«Отдай тогда хотя бы документ!» —
«Ну, знаешь, не смеши — придет пора,
он будет продан на аукционе».
И розовый заплакал.
                                  Боже мой!
Невыносима участь человека,
решившего обманом захватить
хотя бы тень, хоть промельк Абсолюта!
На набережной был густой туман,
и мы стояли, словно бы боялись
расстаться в этом млечном киселе —
потом уж не отыщут, не спасут.
И только тот, кто выиграл зеро,
так безнадежно помахал рукою.
Шаг в сторону —
                               и он исчез в тумане.