Лариса Миллер - Потаенного смысла поимка

И всё зальёт живой водой,
Водой звенящей, молодой,
И буду, от лучей слепая,
По водам ледяным ступая,
Бродить на вешних сквозняках
По щиколотку в облаках.

Проснуться вновь на белом свете,
Где ты живёшь и наши дети,
И значит, я могу опять
Здесь всех увидеть и обнять,
В дела с головкой окунуться,
А завтра вновь сюда вернуться
К моим родным на белый свет.
И кто сказал, что чуда нет?

Смерть умерла. Её не стало,
И жизнь бессмертная настала,
Бессмертная, как небеса.
Давайте верить в чудеса,
Необходимые, как воздух
И как в пути короткий роздых.

Скоро приду к тебе, сад мой счастливый,
Сад мой, богатый грушовкой и сливой.
Скоро приду, и окно распахну
И аромат твой знакомый вдохну,
Скоро начну повторять ежечасно,
Как мне на свете живётся прекрасно.

День на руках меня носил
И о любви меня просил,
Морочил дивными речами
И щёку щекотал лучами,
И я, любя тепло и свет,
Какой-то вздор несла в ответ.

Всё ожило – птицы и вербные ветки.
Живите и здравствуйте, Божии детки.
Живите, пока есть возможность пожить,
И крылья расправить, и крылья сложить.

Да не старею я, а таю
На вешнем солнце. Птичью стаю
Влюблённым взглядом провожу.
Пускай я медленно хожу,
Зато я вижу всё подробно,
К апрельским дням дышу неровно.
Люблю окрестности и даль,
И льдинки тающей хрусталь,
И снега серого остатки,
И воздух этот горький, сладкий.

И как научиться без боли глядеть
На снежный покров, на осеннюю медь,
На летний ажур, на весеннюю жижу —
На всё, что я скоро совсем не увижу,
Совсем не увижу нигде никогда,
Навеки уйдя непонятно куда.

Всё длится это приключенье —
Ручья апрельского верченье,
Свеченье ласковых небес.
Сегодня счастья перевес
Над неудачей, невезеньем.
Так хорошо в лесу весеннем.
Веселье, праздник, сил прилив.
О Боже, здесь нас поселив,
Ты совершил благое дело.
Сказала, – и душа взлетела.

А птица на лету стареет,
В том воздухе, в котором реет,
Которым дышит, где поёт,
Свой совершая перелёт,
Где лёгкий дождик крылья мочит,
Куда душа моя так хочет.

Нет, никому не надо умирать,
А надо от восторга обмирать,
Когда ледок подтаявший крошится,
И исчезает снежная кашица,
И бабочка проснулась час назад.
Есть только сад. Есть только райский сад,
Тот сад, куда ведёт тропа сырая,
И даже не нужны ключи от рая.

Касаться воздуха губами
Весеннего, что между нами
Струится и горчит слегка.
И вероятность велика,
Что можно жить – не сокрушаться
И перед смертью надышаться.

Вот окна открою, и пенье ворвётся.
Сегодня пернатым так дивно поётся
И слушать их – счастье, подарок судьбы.
До ближнего леса минута ходьбы.
До ближнего леса, до залы концертной.
Допущен туда каждый слушатель смертный.
И что ни солист – то серебряный звук,
Рождённый без всяких усилий и мук.

А куст, что наряднее день ото дня,
Так жалобно просит: «Запомни меня»,
И эта, бегущая под гору тропка
Запомнить её просит ласково, робко,
И лютик, растущий на склоне крутом,
Меня умоляет о том же, о том,
И всех, кто позвал меня, взглядом ласкаю,
Ношу в своём сердце и не отпускаю.

Весне дано начать сначала.
Я в этом плане подкачала.
Начать сначала не могу,
Я, видишь, силы берегу,
Чтобы хватило их на это
Непредсказуемое лето.

И бабочка наперерез,
И птица из-под ног вспорхнула.
Меня пока ещё не сдуло,
Он мой пока – весенний лес.
Я здесь ни ветки не сорву
И не примну здесь ни травинки.
Вон старый лист лежит на спинке
В цветном от медуницы рву.

Останови на мне взгляд голубой,
Небо большое с подсветкой весенней.
Я не прошу ни даров, ни везенья.
Просто хочу быть любима тобой.

Просто хочу, чтоб заметило ты
Как под твоими большими крылами
Я занимаюсь земными делами,
Не уставая от этой тщеты.

Ну что ж, пускай издалека,
Пускай лишь чудится и манит
И явью никогда не станет,
Пускай лишь тянется рука,
И душу ранящий напев
То слышится, то пропадает,
И всё, о чём мечталось, тает
Там, в отдаленье меж дерев.

Так хочется выведать у облаков,
Мир необозримый и горний каков,
У лютика выведать у золотого,
Зачем он на землю пожаловал снова.
Так хочется выведать у тополей,
Какие широты их сердцу милей.
Так хочется выведать у человека,
Как быть, если призрачна Божья опека.

Зелёное, синее – всё через край.
Не рай на земле. Просто ласковый май.
Молчу о печалях. О них неудобно
Рассказывать ближним и дальним подробно.
Сегодня улыбка у всех на устах,
И птицы щебечут в цветущих кустах,
И мы с тобой нынче – куда нам деваться? —
Должны соответствовать – петь, заливаться.

Дней пять назад запели соловьи.
Мгновенье не поймаешь. Не лови.
Зато поймаешь тихий, тополиный
Летучий пух под голос соловьиный.
Как надо жить под пенье соловья?
О чём мечтая и куда плывя
В огромном море зелени и света?
На свой вопрос совсем не жду ответа.

Хочу побыть наедине
С печалью – очень старым другом.
Печаль всегда к моим услугам.
Лишь позову – спешит ко мне.

Мы с ней молчим, мы с ней поём,
Нам с ней вдвоём совсем не скушно,
Она сидит со мной послушно
Когда угодно – ночью, днём.

Пой, соловей, хоть твой Коран
Не вылечит душевных ран.
Когда поёшь, ещё больнее
При мысли, что расстаться с нею,
С волшебной жизнью предстоит.
Погода дивная стоит.
Пой, незаметный самородок.
Позволь, задравши подбородок,
Смещая взгляд левей, правей,
Тебя искать среди ветвей.

Нет, я не могу закаляться, как сталь.
Мне страшно за близких, мне прошлого жаль.
Я в новое утро вхожу осторожно,
Средь новых широт озираюсь тревожно,
Расстаться с тобой, мой любимый, боюсь
На час, на минуту и тихо молюсь.

А я и не стремлюсь на волю.
То по оврагу, то по полю
Блуждаю я в земном плену.
То листья мну, то травы мну.

В земном плену живя с рожденья,
Совсем не жду освобожденья
И даже опасаюсь дня,
Когда освободят меня.

Господи, жизнь – это гиблое дело,
Вот небеса – не имеют предела.
А постоялец несчастной земли
Слышит однажды: «Ну хватит. Умри».
Не надышался, не нагляделся,
Недолюбил. Так куда же он делся?
И не преступно ли гнать его прочь
С этой земли в соловьиную ночь?

И каждый росток утверждает: «Я сам» —
И тянется вверх – к небесам, к небесам.
И каждый цветочек, приземистый даже,
Стремится туда же, туда же, туда же.
И дерево к небу стремится, шурша
Листвой. И туда же стремится душа.

О чём всё сущее, о чём?
Мы в жизни мало что сечём.
Она – загадка, тайна, мрак,
Но можно ведь прожить и так,
Не понимая ни аза.
Ведь всё равно блестит слеза,
И смех серебряный звучит,
И сердце бедное стучит.

Он, может, ответил мне тысячу раз
И тысячу раз от погибели спас,
И тысячу строчек мне продиктовал,
И руку незримую мне подавал.
Я просто, наверно, не очень чутка.
К тому же и память моя коротка.