Александр Кушнер - Времена не выбирают…

Нездешний этот холодок.

Один возможен был бы бог,

Идущий в газовые печи

С детьми, под зло подставив плечи,

Как старый польский педагог.

В одной из улочек Москвы,

Засыпанной метелью,

Мы наклонялись, как волхвы,

Над детской колыбелью.

И что-то, словно ореол,

Поблескивало тускло,

Покуда ставились на стол

Бутылки и закуска.

Мы озирали полумглу

И наклонялись снова.

Казалось, щурились в углу

Теленок и корова.

Как будто Гуго ван дер Гус

Нарисовал всё это:

Волхвов, хозяйку с ниткой бус,

В дверях полоску света.

И вообще такой покой

На миг установился:

Не страшен Ирод никакой,

Когда бы он явился.

Весь ужас мира, испокон

Стоящий в отдаленье,

Как бы и впрямь заворожен,

Подался на мгновенье.

Под стать библейской старине

В ту ночь была Волхонка.

Снежок приветствовал в окне

Рождение ребенка.

Оно собрало нас сюда

Проулками, садами,

Сопровождаясь, как всегда,

Простыми чудесами.

Пусть кто-то в ней жизнь узнает.

Как сыщик, за ней примечает,

А музыка тем и живет,

Что нас к забытью приучает.

И стынешь, за кресло схватясь,

В тот час, как даруется ею

Не с этими залами связь,

А с будущей жизнью твоею.

Картин не рисует, не лги!

Знакомая, всё незнакома —

Так мысли ее далеки

От женщин, и счастья, и дома.

О, вся забытье, благодать!

Укор для тоски и неверья.

И совестно к ней приплетать

Дороги, поля и деревья.

Озирая потемки,

расправляя рукой

с узелками тесемки

на подушке сырой,

рядом с лампочкой

синей не засну в полутьме

на дорожной перине,

на казенном клейме.

– Ты, дорожные знаки

подносящий к плечу,

я сегодня во мраке,

как твой ангел, лечу.

К моему изголовью

подступают кусты.

Помоги мне! С любовью

не справляюсь, как ты.

– Не проси облегченья

от любви, не проси.

Согласись на мученье

и губу прикуси.

Бодрствуй с полночью

вместе, не мечтай разлюбить.

Я тебе на разъезде

посвечу, так и быть.

– Ты, фонарь подносящий,

как огонь к сургучу,

я над речкой и чащей,

как твой ангел, лечу.

Синий свет худосочный,

отраженный в окне,

вроде жилки височной,

не погасшей во мне.

– Не проси облегченья

от любви, его нет.

Поздней ночью – свеченье,

днем – сиянье и свет.

Что весной развлеченье,

тяжкий труд к декабрю.

Не проси облегченья

от любви, говорю.

Жить в городе другом – как бы не жить.

При жизни смерть дана, зовется – расстоянье.

Не торопи меня. Мне некуда спешить.

Летит вагон во тьму. О, смерти нарастанье!

Какое мне письмо докажет: ты жива?

Мне кажется, что ты во мраке таешь, таешь.

Беспомощен привет, бессмысленны слова.

Тебя в разлуке нет, при встрече – оживаешь.

Гремят в промозглой мгле бетонные мосты.

О ком я так томлюсь, в тоске ломая спички?

Теперь любой пустяк действительней, чем ты:

На столике стакан, на летчике петлички.

На свете, где и так всё держится едва,

На ниточке висит, цепляется, вот рухнет,

Кто сделал, чтобы ты жива и нежива

Была, как тот огонь: то вспыхнет, то потухнет?

1. «Волна темнее к ночи…»

Волна темнее к ночи,

Уключина стучит.

Харон неразговорчив,

Но и она – молчит.

Обшивку руки гладят,

А взгляд, как в жизни, тверд.

Пред нею волны катят

Коцит и Ахеронт.

Давно такого груза

Не поднимал челнок.

Летает с криком Муза,

А ей и невдомек.

Опять она нарядна,

Спокойна, молода.

Легка и чуть прохладна

Последняя беда.

Другую бы дорогу,

В Компьен или Париж…

Но этой, слава богу,

Ее не удивишь.

Свиданьем предстоящим

Взволнована чуть-чуть.

Но дышит грудь не чаще,

Чем в Царском где-нибудь.

Как всякий дух бесплотный

Очерчена штрихом,

Свой путь бесповоротный

Сверяет со стихом.

Плывет она в тумане

Средь чудищ, мимо скал

Такой, как Модильяни

Ее нарисовал.

2. «Поскольку скульптор не снимал…»

Поскольку скульптор не снимал

С ее лица посмертной маски,

Лба крутизну, щеки провал

Ты должен сам предать огласке.

Такой на ней был грозный свет

И губы мертвые так сжаты,

Что понял я: прощенья нет!

Отмщенье всем, кто виноваты.

Ее лежание в гробу

На Страшный суд похоже было.

Как будто только что в трубу

Она за ангела трубила.

Неумолима и строга,

Среди заоблачного зала

На неподвижного врага

Одною бровью показала.

А здесь от свечек дым не дым,

Страх совершал над ней облёты.

Или нельзя смотреть живым

На сны загробные и счеты?

Вижу, вижу спозаранку

Устремленные в Неву

И Обводный, и Фонтанку,