Николай Доризо - Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни

Вы с нами делили
Нелегкие
Будни похода,
Солдатские прачки
Весны
               сорок пятого года.
Вчерашние школьницы,
Мамины дочки,
Давно ль
Полоскали вы
Куклам
             платочки?
А здесь,
                у корыт,
Во дворе госпитальном
Своими ручонками
В мыле стиральном
До ссадин
                  больных
На изъеденной коже
Смываете
С жесткой
                  солдатской
Одежи
Кровавую
                 потную
Глину
Большого похода,
Солдатские прачки
Весны
               сорок пятого года.
Вот вы
            предо мною
Устало
            стоите.
Вздымается,
Дымная пена
В корыте…
А первое
Мирное
Синее небо —
Такое
            забудешь
                               едва ли —
Не ваши ли руки
Его постирали?

Когда враг
Нас бомбил у Познани,
Бил
На бреющем
Из пулемета
И, как вши,
Под рубахою
Ползали
Капли
Холодного
Пота, —
Вот тогда
В это пекло
И крошево
Приходил он на помощь
По-братски
Незаметно,
Незвано,
Непрошено,
Русский юмор,
Наш юмор
Солдатский.
В села Керченского полуострова
В дни гудящей
Железной осады
С неба низкого,
Грубошерстного
Он бросал
Нам на помощь
Десанты.
Парашюты,
Как одуванчики.
На ладони,
На плечи
Садились,
И частушки
Взлетали,
Как мячики,
И наивные шутки
Шутились.
Враг входил
За селеньем в селение,
Но хребет
Не сломал он Кавказский.
В плен
Не взял он
В своем наступлении
Русский юмор,
Наш юмор
Солдатский…
И за проволокою
За колючею,
Где овчарки
Не шли,
А стелились,
По любому
Пустячному случаю
С непонятною силой живучею
Наши русские шутки
Шутились.
И в Берлине,
Охваченном пламенем,
На простреленном нами
Рейхстаге,
Рядом
С нашим
Отеческим знаменем
Русский юмор
Раскрыл
Свои флаги.
Да!
Делили мы
Корки последние.
Да!
Рвались под ногами
Снаряды.
Но при этом
Писались
Комедии
Даже в дни
Ленинградской блокады.

О, военные поезда,
Людные,
Откровенные,
Отошедшие навсегда,
Как года
Военные!
В час бомбежки,
В кромешном аду
Так я ждал
Вашей скорой помощи!
И цеплялся
За вас
На ходу,
За железные
Ваши поручни.
Как в ушко,
Пролезая в вагон,
Спал я стоя
В прокуренном тамбуре.
Находилось всегда,
Как закон,
Место мне
В кочевом
Вашем таборе.
Находились всегда
Для меня
На каком-то разъезде
Мелькающем
Полка верхняя,
Искра огня
Из кресала
Солдата-товарища.
Кто-то сало
Протягивал мне,
Кто-то спиртом
Делился по совести.
На войне я был,
Как на коне,
Если ехать случалось
На поезде.
Не имеют
Стоп-кранов
Года.
Лишь работает память,
Как рация.
Время гонит
Свои поезда.
Где вы те
Обожженные станции?
Где вы те,
С кем в людской толчее
Недовстретился я,
Недообнялся?
Как нужны вы
Бываете мне
В толчее
Недовольной
Автобуса.
О, военные поезда,
Людные,
Откровенные,
Отошедшие навсегда,
Словно годы
Военные!
Вы меня
Научили тогда
Верить той
Человеческой помощи.
Можно жить,
Не минуту —
Года,
Только б крепче
Схватиться
За поручни.

Здесь, в этом пестром цветнике
У входа в сад,
С гранатой в бронзовой руке
Стоит солдат.
Цветет петунья у сапог,
Алеет мак,
Плывет над клумбами дымок…
А было так:
Атака!
            Ярость канонад.
Атака!
              Пять часов подряд
От клена к явору —
                             броском,
По зарослям —
                              ползком!
Лесок огнем прострочен весь,
Враги — на большаке,
Висок
             в крови,
                               а надо лезть
С гранатою в руке
К броневику,
                       что перед ним
Полнеба заслонил.
И он движением одним
Что было сил
Взмахнул рукой,
                             шагнул…
И встал
На этот пьедестал!
Земли израненной клочок
Исчез в тот миг —
И вот у бронзовых сапог
Цветет цветник.
И бронза вечная хранит
Руки изгиб,
И чуб,
            что жарким ветром взвит,
Ко лбу прилип.
Недвижным,
                        бронзовым,
                                              литым,
На сотни лет
Остался, может, он таким:..
Но нет!
Он здесь, в толпе,
                             он среди нас,
Солдат-герой,
Он тоже смотрит в этот час
На подвиг свой.
Глядит
На выточенный шлем,
На блеск погон,
И невдомек ему совсем,
Что это — он!

Мы,
              стиснув зубы,
                                      шаг за шагом,
Шли на восток,
                        шли на восток.
Остался там,
                         за буераком,
Наш городок.
А боль разлуки все сильнее,
А в дальней дымке все синее
Кварталы.
                   А потом —
От городка
Лишь два кружка
В бинокле полевом.
Дома —
                 глядеть не наглядеться.
Река, сады,
                     картины детства
В двух маленьких кружках!
Мы городок к глазам прижали,
Мы, как судьбу, бинокль держали
В своих руках.
И тополя под ветром дрогли,
И покачнулись вдруг в бинокле
Сады и зданья все,
И только пыль
                          да пыль густая.
А городок
                  исчез,
                               растаял
В одной
              скупой
                               слезе.
Бинокль…
Ты был
В походе с нами,
Ты шел победными путями
От волжского села.
На рощу,
                 на зигзаг окопа,
На пыльный тракт
                                 глядел ты в оба,
В два дальнозоркие стекла.
И расшифровывались дымки,
Срывались шапки-невидимки,
В степи кивал ковыль,
И под твоим бессонным взглядом
Вдруг рыжим фрицем с автоматом
Оказывалась пыль…
Бинокль, бинокль,
                                какие дали
Тебя в те годы наполняли,
Какие скалы, реки, горы,
Дворцов готических узоры!..
И сколько дальних стран легло
На круглое твое стекло,
Пока тебя я в руки взял
Здесь,
у донских дорог,
Пока опять к глазам прижал,
Мой городок!

Спешил солдат домой с войны,
Встречай служивого, Петровна!
Но нет ни дома, ни жены, —
Одни обугленные бревна.

Окошка нет, чтоб постучать,
И крыши нет, как не бывало,
И не с кем разговор начать,
Чтоб хоть узнать, что с жинкой стало.

Ведро помятое в углу…
Не знал, что так он к ней вернется,
Что не на фронте, а в тылу
Снаряд смертельный разорвется.

И вдруг откуда-то стремглав,
Измученная и худая,
Его, хозяина, узнав,
Собака выскочила, лая.

Она неистово визжит,
Глядит в глаза с тоской щемящей,
И руки лижет, и дрожит,
И к обгоревшим стенам тащит

Какой-то байковый халат.
Корзинка или ящик, что ли…
И замечает вдруг солдат
Трех мокрых, крохотных щенят,
Рожденных час назад, не боле.

И мать, что прежде никого
К щенкам не подпускала близко,
Упорно тянет к ним его
С доверчивым и тихим визгом.

И рада так ему она,
И так вокруг него хлопочет,
Как будто успокоить хочет:
А может быть, жива жена!

Солдат махорку достает,
Как бы почувствовав подмогу.
Послевоенный трудный год.
Жизнь начиналась понемногу.