Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 2. Стихотворения. Поэмы (1910–1913) - Николай Степанович Гумилев

Я падаль сволок к тростникам отдаленным

И пойло для мулов поставил в их стойла;

Хозяин, я голоден, будь благосклонным,

Позволь, мне так хочется этого пойла.

За ригой есть куча лежалого сена,

Быки не едят его, лошади тоже:

Хозяин, твои я целую колена,

Позволь из него приготовить мне ложе.

Усталость — работнику помощь плохая,

И слепнут глаза от соленого пота,

О, день, только день провести, отдыхая...

Хозяин, не бей! Укажи, где работа.

Ах, в рощах отца моего апельсины,

Как красное золото, полднем бездонным,

Их рвут, их бросают в большие корзины

Красивые девушки с пеньем влюбленным.

И с думой о сыне там бодрствует ночи

Старик величавый с седой бородою,

Он грустен... пойду и скажу ему: «Отче,

Я грешен пред Господом и пред тобою».

И в горечи сердце находит усладу:

Вот сад, но к нему подойти я не смею,

Я помню... мне было три года... по саду

Я взапуски бегал с лисицей моею.

Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит,

Томили предчувствия, грызла потеря...

Но целое море печали не смоет

Из памяти этого первого зверя.

За садом возносятся гордые своды,

Вот дом — это дедов моих пепелище,

Он, кажется, вырос за долгие годы,

Пока я блуждал, то распутник, то нищий.

Там празднество: звонко грохочет посуда,

Дымятся тельцы и румянится тесто,

Сестра моя вышла, с ней девушка-чудо,

Вся в белом и с розами, словно невеста.

За ними отец... Что скажу, что отвечу,

Иль снова блуждать мне без мысли и цели?

Узнал... догадался... идет мне навстречу...

И праздник, и эта невеста... не мне ли?!

Из логова змиева,

Из города Киева,

Я взял не жену, а колдунью.

А думал забавницу,

Гадал — своенравницу,

Веселую птицу-певунью.

Покликаешь — морщится,

Обнимешь — топорщится,

А выйдет луна — затомится,

И смотрит, и стонет,

Как будто хоронит

Кого-то, — и хочет топиться.

Твержу ей: крещеному,

С тобой по-мудреному

Возиться теперь мне не в пору;

Снеси-ка истому ты

В Днепровские омуты,

На грешную Лысую гору.

Молчит — только ежится,

И всё ей неможется,

Мне жалко ее, виноватую,

Как птицу подбитую,

Березу подрытую

Над очастью, Богом заклятою.

Он близок, слышит лес и степь его;

Какой теперь он кроет ков,

Год Золотой Орды, Отрепьева,

Двунадесяти языков?

Вслед за его крылатым гением,

Всегда играющим вничью,

С военной музыкой и пением

Войдут войска в столицу... чью?

И сосчитают ли потопленных

Во время трудных переправ,

Забытых на полях потоптанных,

Но громких в летописях слав?

Кто смелый?.. Но к чему допрашивать!

Туманно небо, воет пес,

В душе темно, — пора докашивать

Перестоявшийся покос.

Чума, война иль революция,

В пожарах села, луг в крови!

Но только б спела скрипка Муция

Песнь Торжествующей Любви.

В узких вазах томленье умирающих лилий.

Запад был меднокрасный. Вечер был голубой.

О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,

О холодном поэте мы грустили с тобой.

Мы не раз открывали шелковистые томы

И читали спокойно и шептали: не тот!

Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,

Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.

Так певучи и странны, в наших душах воскресли

Рифмы древнего солнца, мир нежданно-большой,

И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле

Резкий профиль креола с лебединой душой.

Можно увидеть на этой картинке

Ангела, солнце и озеро Чад,

Шумного негра в одной пелеринке

И шарабанчик, где сестры сидят,

Нежные, стройные, словно былинки.

А надо всем поднимается сердце,

Лютой любовью вдвойне пронзено,

Боли и песен открытая дверца:

О, для чего даже здесь не дано

Мне позабыть о мечте иноверца.

О, самой нежной из кузин

Легко и надоесть стихами.

И мне всё снится магазин

На Невском, только со слонами.

Альбом, принадлежащий ей,

Любовною рукой моей

Быть может не к добру наполнен,

Он ни к чему... ведь в смене дней

Меня ей только слон напомнит.

Целый вечер в саду рокотал соловей,

И скамейка в далекой аллее ждала,

И томила весна... Но она не пришла,

Не хотела, иль просто пугалась ветвей.

Оттого ли, что было томиться невмочь,