Юрий Визбор - т.1 Стихотворения и песни

Здравствуйте! Я снова прибыл к вам,
Чтоб сказать вам теплые слова.
Я пришел, отделавшись от дел,
Вечерком на горы поглядеть,

С речкой глаз на глаз потолковать,
Разузнать, как чувствует трава,
И, оставив позади леса,
Поклониться этим небесам.

Здравствуйте! Уже в который раз
Я вот не могу уйти от вас.
Многие говаривали мне,
Что пустыня в этой стороне.

Место заключения. Тайга.
Север. Невозможные снега.
В тех словах, конечно, есть резон.
Вот я прибыл в местный гарнизон.

Ветер в сопках. Синева долин.
Белый замороженный залив.
Здесь учился жизни боевой:
Песни петь, чеканить строевой,

Надо — обходиться без воды,
Лес пилить и понимать следы,
Понимать значенье рубежа,
Сутками не спавши, связь держать,

Находить желанным дым костра
И прекрасным — отдых до утра.
И, шагая по глухим лесам,
Без наук я научился сам,

Чувствуя, что дело горячо,
Подставлять усталое плечо,
Резать гимнастерку на бинты
В неких положениях крутых

И смеяться через боль, когда
Нестерпимы больше холода.
И в ночах, далеких от Москвы,
Солнечных, дождливых, снеговых,

Я любовь, потерянную мной,
Вновь нашел нелегкою ценой.
Как же мне тебя благодарить
И какой подарок подарить,

Как же расплатиться мне с тобой,
Край мой, бесконечно голубой?
Я — не гость, считающий часы,
Я, москвич, представь себе — твой сын.

У романтиков одна дорога:
Обойдя все страны и моря,
Возвратясь, у своего порога
Отдавать навеки якоря.
И смотреть нездешними глазами,
Коротать с соседом вечера,
Слушать леса древние сказанья,
Подпевать бродяге у костра.

По глухой проселочной дороге
Он придет, минуя города,
Чтобы здесь, на стареньком пороге,
Доживать последние года.
Постоит он у забитой двери,
Никому ни слова не сказав:
Все равно рассказам не поверят,
Не поверят старческим слезам.

Много нас скиталось по чужбине,
Баламутя души на пути,
Много нас осталось там и ныне,
Не прийти им больше, не прийти,
Не смотреть нездешними глазами,
Не сидеть с соседом до утра
И не слушать древние сказанья,
И не петь с бродягой у костра.

Зимний вечер синий
Лес закутал в иней,
Под луною ели
Стали голубей.
Замели снежинки
Все пути-тропинки,
Замели метели
Память о тебе.

Я и сам не знаю,
Рядом с кем шагаю
По путям вечерним,
По глухим ночам.
Лес стоит, как в сказке,
И нехитрой ласки
Хочется, наверно,
И тебе сейчас.

А с тобою в паре
Ходит статный парень,
Отчего же часто
Ты вздыхаешь вновь?
В этот вечер синий
Слишком нежен иней,
Слишком больно гаснет
Старая любовь.

Ветер в соснах высоких качается,
Мелкий дождик стучит по спине.
Где-то в Арктике шторм начинается,
Мокнут спины холодных камней.

Часовой у обрыва прибрежного
Закрывает от брызг автомат,
Молча смотрит на море мятежное,
Вспоминая знакомых девчат.

А в землянке сырой и нетопленой,
Где вповалку солдаты лежат,
Что-то пишет в тетрадке потрепанной
Никогда не писавший сержант.

Пишет он с перекурами частыми,
Тень коптилки скользит за рукой.
Говорят, что ночами ненастными
И любимым без нас нелегко.

Ветер в соснах высоких качается,
Мелкий дождь по пилотке стучит.
Это ясно, что песня кончается,
Но любовь никогда не молчит.

Прощай, Москва, не надо слов и слез,
Скажу тебе сегодня по секрету:
Не знаешь ты, что я тебя увез,
В душе своей ношу тебя по свету.

Не знаешь ты, что, если у костра
Глаза подернет дым воспоминаний,
По длинным, одиноким вечерам
К тебе ходить я буду на свиданья.

Мне здесь знаком, наверно, каждый дом,
Тебе на память подарил я детство,
А молодость и солнечный задор
Ты, город мой, оставил мне в наследство.

Прощай, Москва, в сиянье гордых звезд,
Прими слова прощального привета.
Не знаешь ты, что я тебя увез,
В душе своей ношу тебя по свету.

Нет на земле человека такого,
Радио кто б не слыхал.
Но вам никто не расскажет толково
О том, как собрать материал.

Рассказать вам про жизнь репортера —
Это будет долгий разговор.
Под сырой землей, на гребнях диких гор
Он бывал — веселый репортер.

Мчатся экспрессы, автобусы мчатся,
Всюду нам надо поспеть.
И недоспать нам приходится часто,
И песен своих недопеть.

Если однажды ракета украсит
Лунный унылый простор,
Будет на ней не из песни «мой Вася»,
А будет наш брат — репортер.

Покажи мне того репортера,
Кто прожил спокойно жизнь свою,
Он найдет приют, конечно, не в раю,
Но возьмет у черта интервью.

Жак Лондрей, уроженец Парижа,
Переехал в другие края.
Жак Лондрей перебрался поближе
К лучезарным французским морям.
Он идет по шикарному пляжу,
А вокруг красота, красота:
Толигэ, толигэ, дювуляже,
Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.

Он, вниманием женским согретый,
Никогда и нигде не скулил,
Он блондинок любил и брюнеток,
А шатенок он тоже любил.
Только солнце за скалами ляжет,
И к устам примыкают уста:
Толигэ, толигэ, дювуляже,
Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.

Жак Лондрей кончил жизнь очень просто —
Он родною женой был убит.
И за это огромного роста
Ему памятник вечный стоит.
Он стоит, возвышаясь над пляжем,
А на бронзе написано так:
Толигэ, толигэ, дювуляже,
Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.

Он идет по кривому переулку,
Он с работы возвращается домой.
Облака, как потолок,
Гонит ветер на восток,
Тащит пыль по грязной мостовой.

Вот стоит большой кирпичный корпус,
Пляшет в окнах городской закат.
Там в квартире в два окна
Приготовила жена
Из одной картошины салат.

А когда погаснут в небе звезды
И покажется, что жить уже невмочь,
Курит он во тьме ночной
Над промокшей мостовой
И о чем-то думает всю ночь.

Он идет по кривому переулку,
Он с работы возвращается домой.
Облака, как потолок,
Гонит ветер на восток,
Тащит пыль по грязной мостовой.

Вечер спрятался на крышу,
В тишине шаги звенят.
Может, ты меня услышишь,
Может, ты поймешь меня.
Облаков вечерних пятна
Наплывают на зарю.
Неужели непонятно
То, что в песне говорю?

Подобрать мне трудно сразу
В песню нужные слова,
Потому что я ни разу
Никого не целовал.
С крыши ночь зарю снимает
И спускается с небес.
Эта песня, понимаешь,
Посвящается тебе!