Владимир Галат - Запах берёзовых почек

– А за последним поворотом —
море!
Так неожиданно…
безумно рад!
И кошка синевеет
на заборе,
и синий-синий
чёрный виноград!

Там на песок летят
лучи и брызги!
И в унисон:
прибой, галдёж и смех…
Шлепок волны —
солёный праздник жизни.
Позвольте,
ваши валенки и мех!

Тихая улица, редкий прохожий…
ставни прогон теребят…
Край мой родной, ни на что не похожий,
мне не увидеть тебя.

…Шли чередою казачьи станицы
ветер, ковыль по степи…
Моря Азовского волны-ресницы,
лодка на гребне скрипит…

…Горно-Ульбинка, казахские песни,
моря Балтийского сон…
Край мой любимый, напомни, воскресни!
…Катится дней колесо.

Воздух запомнился Чёрного моря —
терпкий солёный настой…
детства мираж на руках у прибоя,
солнечный луч золотой…

Грустный, седой, может, даже – раб божий —
как не похож на меня!
Где ты, мой край – одинокий прохожий?
Я уже всё разменял…

Я Любовь искал страстно, но усталой зарницей
мне подсказано было – не судьба… не судьба.
Чёрной тенью зловещей и загадочной птицы
Ты однажды мелькнула, превратила в раба.

И, как преданный рыцарь, полупьяный сапожник
обречённо, покорно свою кожу сдирал…
Это делал не я… разве это возможно?
Жизнь… пока меня терпит – Я, другой, умирал.

…Тот, иной, одинокий и покинутый всеми,
не надеялся выжить и сурово молчал…
Как ему помогал я!.. Прочно когти засели
этой птицы ужасной под рукой палача.

Невозможно и больно жить в тоске и печали.
До последнего вздоха тихо дождь моросил…
Я стоял над могилой… только трубы звучали,
те небесные трубы, что услышать – нет сил.

Огонь зажёгся на холсте,
летели искры!
Звенели краски в темноте
двойным регистром…

Стоял маэстро под огнём,
непобеждённый.
Таинственный огонь был в нём,
душой рождённый!

И тот, кто созерцал потом
его творенья,
охвачен был святым огнём
его гореньем!

И каждый думал, что ещё
не жил. Казалось,
что адским пламенем крещён —
огнём врезалось!..

…Позволил мастер отдохнуть
и осмотреться.
И люди выбрали свой путь…
сквозь призму детства.

…А это даже не увидишь среди чудес —
да что там град великий Китеж —
осенний лес!..
И побежали, зажурчали ручьи грехов.
Ах, «крепдешиновые шали»…
и был готов!..

Дорожка лунная и звёзды сияют вновь.
Туда уже вернуться поздно, прощай, любовь!
Мелькают годы, их, пожалуй, и не догнать.
Я провожал, ты провожала…
что вспоминать!..

Мимо пышных кустов и причудливых елей,
я иду по тропинке, иду просто так.
Отовсюду слышны соловьиные трели,
И легко на душе, и не давит рюкзак.

Там волшебною песней неясного рая
фея встретит, поманит, игриво зовёт.
А тропинка петляет, лукаво играя,
то кидается в ноги, то вновь пропадёт.

Здесь и думы всегда потаённые светлые,
сквозь листву проникая, приходят ко мне.
Где же вы потерялись, такие заветные?
Опущу их в рюкзак, отлежаться на дне.

За деревьями скрылась тропинка лесная.
Ухожу, просветлённый, очищенный вновь.
Возвращаясь домой, я себе подыграю
на свирели из детства под знаком «любовь»…

Она молилась у окна.
Свеча горела.
…Вокруг звенела тишина.
Немело тело.

И перед Вечностью поник
порыв напрасный…
Лишь Свет небес и лунный Лик,
простой и ясный.

Чего ждала её душа,
какого чуда?…
…Строптивый конь умерил шаг
средь незабудок.

…Намекнула вчера… заря алая.
Удивлённо встречали прохожие.
Неужели… любовь запоздалая?…
Что с ней делать, такой непохожею?

Ни на что не похожей!.. Отчаянной.
(Как стоишь… за осенними ветвями!..)
Видно, встреча была неслучайною,
звёзды вспомнили, звёзды отметили.

Эх, вы… годы мои, как пожарище!..
Неужели – исполнится, сбудется?
Сквозь листву – взор судьбы обжигающий,
но по-прежнему в сердце – распутица.

Дорогие глаза… и усталые.
Незнакомая страсть – в сердце меткою!
…Не тревожься, любовь запоздалая, —
ты осталась мечтой… незаметною…

Синева, взмах крыла, белизна…
хвойный запах ласкает низину…
на бугры устремилась сосна,
на болоте заждались осину…
Мухомор вдоль дороги лесной
заставляет свернуть, подлечиться.
Я погнался за рыжей лисой,
натолкнулся… на злую волчицу
и пушистый комочек волчат —
белый гриб покидает корзину!
На ежа чуть не сел сгоряча,
разорвал второпях паутину!..
И прощенья у всех попросил…
зачитался поэмой рассвета…
Тихо дождик грибной моросил…
пахло прелестью тёплого лета…

Когда долго идёт мой дождь —
перепутан закат с рассветом —
ты приходишь, чего-то ждёшь,
улыбаешься рядом где-то.

…Ты всегда далеко, всегда —
нас судьба разбросала злая.
Если в небе горит звезда —
это ты вспоминаешь, знаю.

В мире нет ничего сильней,
чем любовь, чем любовь земная.
И когда запоёт соловей —
это ты напеваешь… знаю.

Нескончаемый этот дождь:
слёзы – капли, и капли – слёзы.
Засверкает росинок брошь,
это грёзы, всего лишь грёзы…

Камзол патриция – метаморфозой,
круги златые блузы голубой…
Цветок ночной темнее «чёрной розы»,
на тонком стебле снова рвётся в бой.

В английском фраке наглухо и с книжкой
известный свету щёголь и поэт…
Шарль Пьер Бодлер с повадками мальчишки,
кабацких ям знакомый силуэт.

Ханжой он не был – злой напасти жертва,
и стиль его – хоть праздник, но в аду.
Удар судьбы: мулатка Жанна, стерва,
и вызов всем приличиям, в бреду.

Делакруа защитник, он с отвагой
«искусным» малярам жестоко мстил.
Парижский денди и ночной бродяга,
не-до-любил… не смог… и не-до-жил…

Непокорённый альбатрос Отчизны…
Хранит его молва, сложив мечи…
Из «Мастерской художника» капризной
идет Бодлер – дорогу, ловкачи!

Снова волна за волной моего одиночества,
море безбрежно, и ветер студёный и злой.
Хочется снова увидеть глаза твои, хочется
до бесконечности слушать твой голос родной.

Всё прекратило свой бег, время сломлено.
кажется, нет никого: только ты, только я…
как далеко эти губы, что мной не целованы…
Как получилось, что ты навсегда не моя?

Что ж допустили вы, жёсткие силы небесные?…
Как мне прожить без тебя, кто-нибудь, подскажи.
Тесно в груди моей сердцу, ох, как ему тесно!..
в дьявольском хохоте рядом… одни миражи.

Это пустое… ведь день ото дня веселее!..
Слышишь, как город от страха чего-то дрожит?
Это, когда я «весёлый» брожу по аллеям,
то взрывом смеха… сметает вокруг этажи.

…Не забыть полевые цветы…
Силуэт – как пушинка в ночи.
Не бывает такой красоты…
– Я спою тебе, слушай… молчи.

Помнишь, были мы юны с тобой,
и казалось – всё только для нас.
И беспечной счастливой гурьбой
все стремились взойти на Парнас.

Ветер странствий мечтой увлекал.
мы летели навстречу заре.
Стук колес, остановка, вокзал —
бедуин на песчаной горе…

…И сейчас, как и раньше, готов
по звонку твоему улететь…
Я не вижу нависших годов
и смогу за тобою поспеть!..

Это будет, наверно, за весточкой неба —
после жуткой грозы поведут на распыл.
Разломлю я последний ржаной кусок хлеба,
догадаюсь потом, что последним он был.

В этот день запою, как мой брат пел когда-то
и, сражённый судьбой непонятной, затих…
Уроню я слезу на полоску заката,
догадаюсь потом, что последний мой штрих.

Меня в церковь под руки водили зачем-то,
говорили, болезни – всегда – за грехи.
Много лет пролетело, но всё было тщетно,
лишь истошнее стали кричать петухи.

Я страдал на земле, а кому было легче?…
И когда он наступит, последний мой день,
накануне расправлю поникшие плечи
и шагну, догадавшись, что я уже – тень.