«Нам было только по двадцать лет…». Стихи поэтов, павших на Великой Отечественной войне - Антология

Выстрелы, кровь и стенанья… Едва ли

Я позабуду их вечером мирным…

Как замерзали, о, как замерзали

Зори вечерние во поле минном!..

Прерваны мысли. Раскиданы роты.

Вечер похож на кровавую рану.

Финским ножом, перерезавшим тропы,

Стужа звенит на путях к Ленинграду…

Пули устали к победному часу.

Пушки охрипли. И танки застыли.

Мы подымали победную чашу —

Ты был так близко, но ты был в могиле.

Десять ранений. И возле кювета

Братский ваш холмик, неровный и голый.

Всё было немо… и только у ветра

Был твой негромкий и медленный голос.

Дружили…

Но язвительные фразы

Я не прощал и за людей вступался,

И, может быть, поэтому ни разу

Добром и обо мне не отозвался.

Случайные сомненья и тревоги

Я никогда не разделял с тобою.

Судьба дала нам разные дороги,

И, кажется, довольны мы судьбою.

… Где ты сейчас?

О чем сегодня пишешь

Рукою, не державшей пистолета?

Открой окно, прислушайся…

Ты слышишь

Шаги войны, гуляющей по свету?

Мне ночью, настороженной и грозной,

Идти с разведкой к вражескому краю.

Мне сумерки принадлежат и звезды,

А вот рассвет увижу ли,

Не знаю…

Но ты найди своим далеким взглядом

Моих друзей из лыжного отряда,

Что на снегу лежат со смертью рядом,

Щекой прижавшись к ложу автомата.

Из них любой тебя, поэт, осудит,

Не даст руки и не подарит взгляда,

Коль стих, тобой написанный,

Не будет

Подобен пуле снайпера — солдата.

Ты не пиши мне, что расцвел миндаль,

Что над Мтацминдой небо, как атлас,

Что Грузии приветливая даль

Согрета солнцем ласковым сейчас.

Что Ортачала, как и ты, с утра

Надела платье из степных цветов

И что вздыхает гордая Кура,

Когда Метехи видит средь садов.

С огнем я этой ночью воевал,

И все казалось мне в дыму атак,

Что за спиной Тбилиси мой стоял

И так смотрел!

И улыбался так!

А в Ортачала расветал миндаль,

Диск солнца плыл по черепицам крыш,

И ты пришла. И только было жаль,

Что вдалеке, любимая, стоишь.

Ты не пиши… Ведь знаю я и сам,

Что весь в цветах лежит проспект Шота

И кто-то ходит ночью по полям,

Их одевая в летние цвета.

И знаю,

знаю, что сиянье дня

Хранишь ты в сердце трепетном своем,

И если пуля обойдет меня,

И если весны встретим мы вдвоем,

Тогда скажу я то, о чем молчал:

Что я навек пришел к глазам твоим,

А тот, кто солнце в битве отстоял,

Имеет право

любоваться им.

Батареи всю ночь грохотали,

А когда занялась заря,

Мы раскрыли и перечитали

Милый сердцу том «Кобзаря».

Фронтовые будни суровы.

Нежность… Некогда думать о ней,

Но Тарасово светлое слово

Ощущаешь сквозь бурю дней.

Прочитаешь — и вот приснится:

Жито, поле, над полем зной…

Иль весеннее марево, птицы

Возвращаются в край родной…

О земля моя, не пристало

Нам о тихих тропах мечтать,

Но меня ты заколдовала

И теперь — не могу я спать.

Только б встретить тебя, как друга,

Вновь к тебе, дорогая, прийти,

Там, где свищут буран и вьюга,

Вечный след кобзаря найти.

Только знать бы, что здесь, у тына,

Молодая вишня цвела,

Что Шевченкова Катерина

Здесь когда-то молча брела.

Тополь стройный обнять бы в поле

И сказать, что каждый из нас

Не изменит священной воле,

Для которой страдал Тарас.

Край родимый, хоть ветром синим

Из далекой земли повей:

Ты под немцем не сгорбил спину,

Ты встаешь всей силой своей!

И Холодный Яр оживает,

На врага ополчась, как встарь,

Из концлагеря убегает

Непокорный слепой кобзарь.

Он заходит в каждую хату,

Он приносит привет от нас:

«Подымайтесь, близка расплата!

Бейте недруга, в добрый час!»

И о землю гремят оковы,

И сквозь пламя, за рядом ряд,

Партизаны выходят снова —

Это факелы их горят.

Батареи гремят, негодуя…

Край родимый, с прижатым к груди

«Кобзарем» вновь к тебе иду я,

С гордым словом родимым. Жди!..

Нас атака ждала ночная,

А пока, дожидаясь тьмы,

Затянули, с чего — не знаю,

Невоенную песню мы.

В песне Ятрань-река петляла

И куда-то во мгле плыла.

Загляделся на реку малый —

Видно, в сердце тоска была.

Пули тихую песню скосили.

Ночь дымилась в разрывах бомб.

Мы в огонь и в воду ходили,

Мы со смертью сходились в лоб.

И трава под ногами