Джон Китс - Стихотворения (2)

Челн сталкивая в воду что есть силы,

Он прочь плывет от песни соловьиной,

И от семьи уснувшей лебединой,

И, думая о предстоящей встрече,

Еще он здесь, но дух его далече.

Он правит к мысу, к каменной громаде

Дворцовых стен; здесь в персиковом саде

Пчела не вылетает на природу.

По лестнице, что сходит прямо в воду,

Сэр Калидор, расставшись тут же с лодкой,

Наверх взбегает легкою походкой,

Спешит, небрежно открывая створы,

Минуя залов гулкие просторы

И коридоры.

Ах, звуки, что несутся в изобилье,

Лазурные распластывая крылья,

Блестя глазами, - не отрадней все же,

Чем звон копыт. Во двор бежит он. Боже!

Миг - и должна решетка опуститься,

Но кони пролетели, словно птицы,

И тем спасли от гибели ужасной

Наездниц юных. Калидор прекрасный

Целует руки. Девушки в одышке.

Дрожат от напряженья их лодыжки.

Он хочет им помочь сойти на землю.

Те, чувству внемля,

Смущаются, но он смущен поболе,

И потому он медлит поневоле.

Но вот, сходя, они склонились к холкам.

Росу ли, слезы, сам не зная толком,

Он чует на щеке, прильнувши к даме,

Благословив дрожащими губами

И взором, полыхающим от страсти,

Такое счастье.

Несет ее; с плеча его свисает

Рука, чудесней коей не бывает,

Что с кассией поспорит белоснежной,

И рыцарь юный, трогательный, нежный

Горячею щекой ласкает руку.

Он все отдаст за эту боль и муку...

Но оклик сэра Клеримонда разом

Соделал ясным помутненный разум,

И рыцарь, на земле очнувшись грешной,

На землю леди опустил неспешно;

И новым чувством он обогатился,

И он с хвалою к небу обратился,

И он челом коснулся рук любимых,

Способных исцелять неисцелимых,

Он причастился рук волшебных леди

И приобщился к Славе и к Победе!

Горел огонь; стекались гости к дому.

Там, гладя гриву другу вороному,

Присутствовал и некий знатный воин,

Лицом и статью лучших слов достоин.

Сравниться мог плюмаж его богатый

Лишь с ягодой рябины горьковатой

Иль шапочкой Меркурия крылатой.

Оружие его блистало мелкой

Искусной, прихотливою отделкой

И внешне никому не говорило

О том, каким оно тяжелым было.

Такою оболочкой интересной

Мог на земле блистать и дух небесный.

"Сэр Гандиберт - наш лучший цвет, без спору!"

Сэр Клеримонд промолвил Калидору.

Гость замечает истинную радость

И привечает искренность и младость,

Святую жажду подвигов и битвы,

Лелеемую с детства, как молитвы.

(Известно было: Калидор порою,

и занятый любовною игрою,

С восторгом все поглядывал, бывало,

На гостя, на изящное забрало.)

При свете, заливавшем зал гостиный,

Мерцали кольца, лезвия, пластины.

Затем сошлись в отдельном помещенье.

О, леди были в полном восхищенье

От зелени, что там по стенам дома

Ползла вокруг оконного проема.

Сняв тяжкое стальное облаченье,

Сэр Гондиберт вздохнул от облегченья.

Меж тем сэр Клеримонд, сидевший рядом,

Обводит всех спокойным, добрым взглядом.

Сэр Калидор... Он замер в ожиданье:

Он явно хочет выслушать преданье

О рыцаре, что, воспротивясь року,

Урок преподал скверне и пороку

И даму спас от козней лиходея.

Как будоражит юношу идея!

Целует руки женщин он в волненье.

Те смотрят на него в недоуменье,

Но скрытое становится им видно,

И все над ним смеются необидно.

Чуть веет бриз от леса и от речки.

Чуть изогнулось пламя длинной свечки.

А как поет ночная Филомела!

Как пахнет липа! С дальнего предела

Летит сигнал, рожденный в тайном роге.

Луна одна гуляет на дороге.

И счастливы здесь рыцари и леди,

Что в долгой, обстоятельной беседе

Встречают ночь. Чу! Слабое гуденье:

То Веспер начинает восхожденье.

Пусть мирно спят...

Перевод Е.Фельдмана

x x x

Тому, кто в городе был заточен,

Такая радость - видеть над собою

Открытый лик небес и на покое

Дышать молитвой, тихой, точно сон.

И счастлив тот, кто, сладко утомлен,

Найдет в траве убежище от зноя

И перечтет прекрасное, простое

Преданье о любви былых времен.

И, возвращаясь к своему крыльцу,

Услышав соловья в уснувшей чаще,

Следя за тучкой, по небу скользящей,

Он погрустит, что к скорому концу

Подходит день, чтобы слезой блестящей

У ангела скатиться по лицу.

Перевод С.Маршака

x x x

Мне любо вечером в разгаре лета,

Лишь ливни злата запад обольют

И гнезда облака себе совьют

На зыбках ветерков, с тщетою света

Душой проститься и укрыться где-то

От мелочных забот, найти приют

В душистой чаще, где не ходит люд,

Мне сердце оживит услада эта.

В колодец дум спокойных опущусь

О Мильтоне, о Сидни в гробе хладном,

И созерцать их лики дух мой станет;

И на крылах Поэзии взовьюсь,

И, может, волю дам слезам отрадным,

Когда печаль напевная нагрянет.

Перевод А.Парина

ДРУГУ, ПРИСЛАВШЕМУ МНЕ РОЗЫ

Я полем шел - в тот час стрясают птицы

С зеленых кровель гнезд алмазный сор

И воинство, спеша в дневной дозор,

Велит щитам помятым распрямиться.

И вдруг природа знак дала раскрыться

Долинной розе, что своих сестер

Опередила и сладила взор,

Как жезл в руках Титании-царицы.

Мой нюх был сыт, расхожий аромат

Садовых роз ему претил - и что же?

Ты роз прислал - я радостью объят,

И у меня мороз пошел по коже.

Их голоса чуть слышно говорят

О мирной радости, о дружбе нерасхожей.

Перевод А.Парина

МОЕМУ БРАТУ ДЖОРДЖУ

Я в чудеса земли влюблен давно:

Вот солнце утром, наподобье птицы,

Пьет с листьев слезы. Вот небес десница

Колышет лавров тонкое руно.

Вот океан - лазурное сукно,

Его суда, пещеры, страхи, лица

И глас таинственный, в котором мнится

Все то, что есть и будет нам дано.

И ныне, Джордж, пока пишу, дивясь,

Диана из-за облачной преграды

Глядит так робко, будто бы боясь

Раскрыть свои полночные услады.

Но разве может с мыслию твоей

Сравниться чудо неба и морей?

Перевод В.Лунина

ПОСЛАНИЕ МОЕМУ БРАТУ ДЖОРДЖУ

Я пережил унылых дней немало.

Не раз меня тоска одолевала,

И мозг тупел от скуки небывалой,

И был я глух к небесному хоралу.

В туманные я вглядывался дали,

Где молнии резвились и сверкали.

К земле склоняясь, погружаясь в травы,

Я ждал явленья мысли величавой;

Но под шатром багряным небосклона

Не слышал я мелодий Аполлона,

И с огорченьем видел я, как, тая,

Тускнела в небе лира золотая;

И зря внимал я медоносным пчелкам:

Я сельских песен не усвоил толком.

Я чувствовал, что взгляды женщин милых,

И те воспламенить меня не в силах,

И не воспеть мне на моих страницах

Ни рыцарей, ни дам прекраснолицых.

Но те, что к лаврам столь неравнодушны,

Бывают недоступны жизни душной,

Когда, одну поэзию приемля,

Они отвергнут воздух, воду, землю.

(Либертасу поведал Спенсер это.

Я верю гениальному поэту.)

Когда Поэт в иных витает сферах,

Он видит небо в юных кавалерах

На белых скакунах, при всем параде,

Что рубятся друг с другом шутки ради.

Их вылазку и бой во вражьем стане

Мы молнией считаем по незнанью,

И лишь Поэт в своем особом раже

Услышит горн их крепостного стража.

Когда ворота распахнут широко

И всадники мелькнут в мгновенье ока,

Поэт успеет разглядеть в проеме

Веселый пир, царящий в славном доме,

Красавиц, пляшущих неутомимо,

Что могут сниться только серафиму,

И кубки, и вино, что в них искрится,

Как в вихре солнца яркие частицы,

Где струи падают, по всем приметам

Подобные сгорающим кометам.

Цветы в саду - в количестве несметном,

Но их не рвать обыкновенным смертным.

Здесь Аполлон считается с угрозой:

Поэт всегда в жестоком споре с розой.

Фонтаны бьют и смешивают струи,

Сливаясь в обоюдном поцелуе,

Стекая грациозно и картинно,

Как ручейки по плавникам дельфина,

Когда он подплывает стороною,

Своим хвостом играя над волною.

Все это тот с восторгом наблюдает,

Кого воображенье распирает.

Не он ли подставляет, увлеченный,

Вечерним бризам лоб разгоряченный?

И не его ль и все его таланты

Притягивают звезды-бриллианты?

Не он ли покорен луною нежной,

Что в облаках - в сутане белоснежной

Торжественно плывет в ночном просторе

Монашкой милой в праздничном уборе?

Конечно, он, чьи зорко видят очи

Все буйства и секреты каждой ночи.

Случись когда, что сам их подгляжу я,

Тебя рассказом, брат, заворожу я.

Чем в этой жизни барды ни богаты,

Вознаградят потомки их трикраты.