Натан Альтерман - Избранные стихи в переводе А.Гомана - часть 1

Кто лицом обратится к небу.

Но, поскольку нам долгая ночь предстоит

В этой ветхой корчме, вероятно,

Пусть же каждый из нас песней всех удивит,

Чтоб полезной была и приятной.

Каждый в слух превратится, готов отвечать,

И на ненависть, зависть откликнется эхом.

Если ж что-то смешное случится сказать,

Наши лица в ответ озарятся смехом.

Да, таков песни путь: пока зреет она,

Испытанья пройдёт и огнём, и водою.

Её сердцу свободы не ведать сполна,

Пока полною месяц не станет луною.

От случайного к главному двигаться ей

Нужно будет учиться с терпеньем.

А собьётся с пути – так стрекалом взашей,

Носом в грязь, не видать ей прощенья.

Песня рабства не терпит: приказ и совет

Ей – мундштук, удилà; лишь мешают в движенье,

Но свобода её – это молнии свет,

Заключённый меж двух полюсов напряженья.

Возлюбите слова – те, что кровь бьётся в них.

В чаще выспренних терний ищите

И до края иврита преследуйте их,

В строфы зà косы силой тащите.

Отбирайте, как пленницу, стрóку: она

Быть должна у вас краше всех прочих,

И найдите ей рифму – как клятва, верна

(Иль из дальних – но ярких и сочных).

Для напева и слов песни, вышедшей в путь

Без друзей, это будет порукой,

Это будет ей платой за каторжный труд,

Где стирается грань меж игрой и мукой.

Вот и месяц раскрылся, подняться готов.

Кочет кочета кличет, находит.

Я на песню свою взгромоздил гору слов,

Как у пишущей братии в моде.

Пусть же ваши сердца, где сейчас так темно,

Свет единый всегда озаряет –

Братства свет. Это – ангела свет, что давно

Сотней глаз на нас с неба взирает.

Как пристыженный нищий, стоял исполин,

Дуб, у отчего дома когда-то,

Но вдруг в осени день нарядился в кармин

И омылся под грома раскаты».

Подумали братья: старшой-то не глуп:

Не зря помянул он про бедный дуб.

Брат на том, помедлив малость,

Завершил рассказ.

Речь ещё держать осталось

Девяти из нас.

В десяти стаканах наших,

Как в ночи, темно.

Кто готов, пускай расскажет

Песню про вино.

Далеко росла отсюда, как пред жатвой колосок,

Хамуталь. Любой из братьев рассказать о ней бы мог.

Но молчали и дивились, что, хотя не здесь она,

Её прелесть как-то слилась с терпкой горечью вина.

А один из них подумал и сказал: «Пора давно

В честь неё сложить нам, братья, было песню про вино.

Может быть, уже не вьётся локон девушки простой,

Хамуталь, что все мы знали той далёкою порой.

Но с её улыбкой, смехом – он для нас не потускнел! –

Вдруг сияли наши лица и стакан вина темнел.

Хоть порядок песен будет нынче строгим не вполне,

Я о ней напомню, братья, новой песней о вине».

Да, вино темнеет снова,

Как полночный час.

Если песнь твоя готова,

Начинай сейчас.

«Разветвлён его род, льстиво в дружбе вино,

Клялось сотням, но предало всех

В день, когда под ногой забурлило оно

Сельской девушки, скорой на смех.

Вместо слов мудрецов за и против вина,

Тех что суть его мыслят найти,

Только память о ней будет вечно одна

Для меня, как звезда на пути.

Ибо с первого тоста напиток простой

Ни на что не менял я, любя.

И его принесу под полою домой,

Подниму, Хамуталь, за тебя.

И взыграет притихшее было на час,

Проклиная измены, ища и искрясь.

За тебя лишь одну, за тебя то вино,

Что в пиру любит козни и лесть,

А внутри всё бурлит – ослеплённый Самсон,

Филистимлянам ищущий месть.

Хамуталь, Хамуталь, – блеск очей, что хрусталь,

И на пальцах сверкает роса…

Ими глаз ты коснулась моих, Хамуталь,

Словно молний огнём небеса.

Мы в тоске новой встречи с красой твоей ждём,

Хоть пред нею нам не устоять,

Как не выстоит в битве с коварным вином

Даже вся королевская рать.

Есть в вине том печаль, что нам вечно нести,

Но любуясь, мы глаз не могли отвести.

Наши страсти, что быстро рассыпались в прах,

В нём трепещут, беззвучно дыша.

Раз коснувшись, оно нас сжимает в тисках,

Как металл рукоятку ножа.

Каждой чёрточкой схожая с этим вином,

Вся любовь наша смолоду в нём.

Праздник наш – оно живо всегда и беднó,

Как слеза, что смахнут рукавом.

Словно море, и мы будем пóлны в свой час

Его мудрою древней тоской

И поймём, что оно лишь одно среди нас

Влюблено до доски гробовой.

Клятва – бремя его, как растраты – наш путь,

Эту верность, Всевышний, ему не забудь.

Не забудь, что, как тёрн, все – корысть и тщета,

Мы цеплялись за эту юдоль;

Только в нашем вине – та ж печаль-нищета,

Но под рубищем виден король.

Не забудь, как секрет его прост и высок,

В кубках – пламени жаркий язык,

Ибо первый глоток – то свободы глоток,

К ней из нас ни один не привык.

А второй, словно лев-царь зверей, нападёт,

В жилах кровь закипит, будто сталь,

Третий тьму за собою глоток принесёт,

И ту тьму осветит Хамуталь.

Но достать до неё было нам не дано,

Её сердца коснулось одно лишь вино.

Мимо всех наших сплетен и шумных пиров

Отрешённо прошло ты, смеясь,

О вино, друг-отшельник, былая любовь,

С этой ночью припомни и нас!

И припомни ещё яркий блеск праздных слов

Тех из нас, чьи корыстны сердца.

Лишь тебе и той девушке каждый готов

Бескорыстно служить до конца.

Но, когда ощутить ни грозу, ни росу

Ни один не сумеет из нас,

То к ногам Хамуталь, как деревья в лесу,

Рухнем в пыль, лишь настанет наш час».

И послушав, все братья сказали одно:

«Хороша Хамуталь и пре-красно вино».

Брат на том, помедлив малость,

Завершил рассказ.

Речь ещё держать осталось

Восьмерым из нас.

Но, как серп в окне, та песня

В памяти всплывёт,

Словно дуб в грозу, чудесной

Свежестью дохнёт.

Вот ещё для песни тема:

О простых вещах,

Что в пути любили все мы –

Реках и ветрах.

Пусть она зажжёт в вас пламень,

Хамуталь затмив.

(У кого на шее камень

С той поры – счастлив!)

За водой пошла хозяйка –

Из колодца взять.

Третий брат, не забывай-ка:

Время начинать!

«У осени есть медь, у волн есть льда величие и сила,

У книг, что не забыть, есть свет –

Ума чудесный сплав.

Я помню, как свеча над долгой сагой тома мне светила,

А я за ней следил, как бы на пальцы встав.

Я ночью его город в этом свете наблюдал украдкой,

Я в лабиринтах сочинённых улиц там блуждал

И, сам не ведая того, друзья мои, как сквозь брусчатку,

В глубинный жизни смысл я проникал.

В глуби библиотек, клянусь, любить, любить до смерти можно.

Пергаментов листы и мысли их – как мумии цариц,

И нити древних мхов среди их рухнувших гробниц так влажны,

Как губы Хамуталь в росе ресниц.

В стране живых поёт петух, прикрывшись гребнем ярко алым.

Он слышен в царстве книг везде – на небе и в домах.

Здесь буря как кристалл, чреват здесь каждый точный слог обвалом,

Молчанья здесь висят на волосках.

Но, если подан будет знак, от ножен нож освободится,

И свора псов

Сорвётся вмиг

И понесётся в ночь,

Подымут факелы и шум, со снегом будет лето биться.

Все двери настежь и засовы прочь!..

Закончив свой рассказ, вновь книги на столах живут с начала,

Всё повторив – и каждый лист, и вздох, и мысль, и стих.

Когда б в нас преданность всегда с такой же силой бушевала,

Когда б любили так, - мы б жили дольше их.

Извечна сила книг, их не объять, они – венец природы,

Во всём подобные богам и братья их сынам:

Круговоротам ветра, вод и вечной смене времён года,

Что лик вселенной изваяли нам,

Воздвигли гнев хребтов, устлали кремнем долы во всём свете,

Качали колыбель племён под скрип её часов.

Когда ж вселенную накроет ночь, из окон её светит

Не знающая сна свеча их из шкафов.