Вячеслав Иванов - Кормчие звезды. Книга лирики

Guillotin[21] учил вас праву…

Хаос — волен! Хаос — прав!

Нам, нестройным,- своеволье!

Нам — кочевье! Нам — простор!

Нам — безмежье! Нам — раздолье!

Грани — вам, и граней спор.

В нас заложена алчба

Вам неведомой свободы.

Ваши веки — только годы,

Где заносят непогоды

Безыменные гроба.

Здесь гремят тройным аккордом

Прав великих имена…

О, счастливая страна!

Что носил я в сердце гордом,

Носит каждая стена.

Имя Братства и Свободы

Чтут начертано народы;

Галл — на храмах и дворцах,

Бритт — в законах, мы — в сердцах.

Вот — кладбище, и у входа:

«Братство, Равенство, Свобода…»

Здесь учился Данте сам

Силе дверных эпиграмм!

«Братство, Равенство, Свобода» —

Гордо блещут с арки входа.

- «Что за мрачные дома?»

- «Наша, сударь, здесь — тюрьма…»

Кто — скорбит по езуите,

Кто — зовет в страну царей…

Галлы, галлы, призовите

Чужеземных матерей!

С Греком Галл несхож — и сходен:

Эллин вольностью создан,

Галл — все Галл, пока свободен, —

Эллин он, коль обуздан.

Галл над портиком Версальским

Начертал: «Всем Славам Галльским…»

Горделивей нет речей;

Но мне мил их звук высокий:

Чужестранцу лавр мечей

Ненавистен одинокий.

Прочь от жизни обиходной

Гонит муз полет свободный

К сфинксам ночи модный бес;

Кладезь символа холодный

Учит нас красе небес;

Мил нам солнца лик подземный,

Милы зовы глуби стремной,

Беспредельный, безнадежный,

В мире мрак, и мрак в груди;

Неисследный, неизбежный —

Позади и впереди…

Дружен скептик в общей доле

С вызывателем теней,

В мире с мистиком афей:

«Населяйте мрак по воле —

Пустота всего страшней!»

Мудрецы многосердечья,

Всех времен, сердец и стран

Разумеем мы наречья —

И поймем тебя, тиран!..

Так, в бездушьи лицемерном,

Так, в безверьи многоверном

Возрастает меж гробов

Поколение рабов.

У Природы вымогает

Неги новыя Разврат,

И Жестокость помогает,

Где ее изнемогает

В пресыщеньи алчный брат.

Вы, правители, в боязни

Всенародной неприязни

Роковой услышать глас,—

Дайте зрелищ лютой казни —

И толпа возлюбит вас!..

«Казнь заутра — злым ко страху!..»

Бешен был сей пир добра:

Чернь с полночи до утра

Жадно выла, видя плаху,

В ожиданьи топора…

Ночь — роящиеся станы —

Озаренные платаны —

Шелка шелест — чаши звон —

Отзвук плесков — отзвук пляски —

Ртов картавящих жаргон —

И на лицах рыжих жен

Намалеванные маски…

Промефею подражай,

Друг нагих харит — Художник!

Как божественный безбожник

Тело нам изображай!

Сердцем чистый, дерзновенный,

Старца дар богоявленный

К вечным Формам приближай!

За нагой и горделивой

Дафной — Феб… А вы куда?…

Прочь, ревнивцев рой блудливый!

Прочь, вы, твари похотливой

Козлоногие стада!

Сколько Зверю в снедь предал

Ты Земли кровавых даней,

Человеческих блужданий

Серокаменный Дедал!

Тот не любит Человека,

Сердце-город, кто тебя

Озирает, не любя,—

О, горящее от века!

Неопально-пылкий терн!

Страстных руд плавильный горн!

Нравам света служит совесть,

Лишь условно чтима честь;

Но одна святыня есть:

Об отчизне падшей повесть,

За отчизну гнев и месть!

Все заветы лживы, спорны:

Святы лишь отчизны терны!

Долги дни, глашатай света!

Мир от темных сил блюди;

Упреждай лучи рассвета;

Бодрствуй сам — и нас буди!

Милы мне, чуткий друг, в мечтательном Пуссене:

Веселья звонкие в пустынности лугов;

В прозрачных сумерках скитания богов;

Над легкой радостью — задумчивые сени;

Неведомой зарей затеплен край небес,—

И луч, сочащийся под лиственные своды,

И ожидание пленительных чудес

    В улыбке вечереющей природы.

Как дали тонкие, чарует Клод Лоррэн

И зеленью морей влечет, как песнь сирен,

В плен ясных гаваней, где спят чужие воды,

Под стройные столпы, и мраморные своды,

И мачты, свившие на отдых паруса,

Меж тем как чистый серп прорезал небеса.

Грации, вами клянусь; милей Красота без одежды!

    Полный гармоний, без рифм стих обнаженный

                                     милей!

В ясном сиянии дня незримы бледные звезды;

    Долу таинственней тьма — ярче светила небес.

Благословенный день, залог величавой надежды!

    Волю народу ты дал, родине дал ты народ.

Кличь себя сам и немолчно зови, доколе далекий

    Из заповедных глубин: «Вот я!»- послышишь

                                     ответ.

Ищет себя, умирая, зерно — и находит, утратив:

    Вот твой, Природа, закон! вот твой завет, Человек!..

Музыке темной внемлет Поэт — и не знает покоя,

    Слыша ясней и ясней звук предреченных речей.

В страждущем страждешь ты сам: вмести сораспяться

                                         живому.

В страждущем страждешь ты сам: мужествуй,

                                    милуй, живи.

                L a k r u a m e g s e u e n e s t i p o l u t l h m o n

                                  g e n o x a g d r v g

                                        Orph.[37]

Вся золотом мерцающим долина

        Озарена;

Как тяжкий щит ночного исполина,

        Встает луна.

И снова миг у Вечности, у темной,

        Отъемлет Свет;

И Матерь-Ночь ему, в тоске истомной:

        «Мне мира нет!..»

«Я вышел в путь; поют в колчане тесном

        Мои огни:

Дай расточить их во поле небесном —

         И вновь усни!»

«Чуть за морем сойдешь ты, бранник бледный,

        В эфирный гроб —

Дрожь чутких сфер, и ржанье груди медной,

        И медный топ

Уже вестят Заре неусыпимой

        Багряных врат,

Что он грядет во славе нестерпимой,

        Мой сын, твой брат!

Бегу его,- но меч крылатый брызжет —

         Уж он в груди!—

И все, что он зачал, и все, что выжжет,

        Поет: „Гряди!“

И я молю, любовию палима:

        „Мертви меня!

Огня хочу! Хочу неутолимо,

        Мой сын, огня!

Рази же! Грудь отверста копьям ярым!

        Ее мертви!

Но сам — дыши божественным пожаром!

        Но сам — живи!

Один — живи…“ Увы мне! Лук незримый

        Уж напряжен…

Стрела летит… Мой бог необоримый,

        Мой бог — сражен!..»

Твой сын угас!., Истома скорби дремлет…

        «О, не буди!»—

И снова миг у Ночи Свет отъемлет…

        «Иль — победи…»

И в оный миг над золотой долиной

          Плыла луна…

Душа скорбит — с собой самой, единой,

          Разлучена!

Устала ты, невольница Мгновенья,