Кровные узы (Hellraiser: Bloodline) (ЛП) - Коллектив авторов

— Филипп, пожалуйста! Скажи, что мне делать? — плачет девушка, дотрагиваясь до слипшихся от крови волос мастера.

Стоя на коленях рядом с телом возлюбленного, она наклоняется к его уху, пытаясь разобрать, что тот говорит. На истерзанном лице Лемаршана читается лишь испуг. Он передает жене шкатулку.

— Беги… Спаси… ребенка…

За спиной у Женевьевы появляется Анжелика.

— Ребенка?

Демоны-аристократы следуют за принцессой по пятам. Дельво и Корбюзье хватают девушку и ставят на ноги перед принцессой. Филипп Лемаршан издает отчаянный стон, понимая, что не в силах помешать мучителям. Руки безвольно падают. Глаза закрываются навсегда.

— Филипп!!! — издает та отчаянный вопль.

Анжелика подходит к ней и хватает за подбородок, внимательно глядя в лицо.

— Тише, дитя.

— Какое адское отродье могло такое совершить?

— Предусмотрительное отродье, — спокойно ответствует демонесса. — Потомство Филиппа Лемаршана должно быть уничтожено здесь и сейчас. Я не допущу рождения очередного гения, способного истребить нас всех.

— Ты не посмеешь причинить вред моему ребенку.

— Посмею. Не сомневайся.

Пальцы Анжелики трансформируются в изогнутые вороньи когти. Продолжая держать девушку одной рукой, она заносит другую для удара…

В этот момент из кабинета бесшумной тенью выскальзывает фигура. Расталкивая игроков, де Лиль бросается на Анжелику и утягивает ее внутрь пентаграммы.

— Exeunt Omnia Malefica!

Силы зла замирают, подчиняясь словам мага. Стоит герцогу произнести заклинание, как демонические оболочки игроков обращаются в столпы из гнилых костей и тряпья наполненного червями. Одна за другой эти массы грязевыми потоками оседают на пол, корчатся и расплываются, словно компостные кучи. Каждая новая куча трансформируется в пепел, уносимый в пустоту порывами ветра.

Сама Анжелика начинает сморщиваться, словно истлевающий в огне листок бумаги. Ее тело преображается в массу из вопящих демонических ртов и налитых кровью глаз. Метаморфоза выглядит куда более страшной и уродливой чем та, которая происходила с ней по ее воле две ночи назад.

Глаза Женевьевы застилает яркая вспышка. Девушка зажмуривается, а когда открывает глаза, понимает, что стоит в комнате одна. В дрожащей руке по-прежнему зажата шкатулка мужа. На щеках слезы. Отчаяние в сердце.

Не в силах больше оставаться в недрах сатанинского дворца, она убегает прочь.

Луна скрылась за пеленой грязных облаков. С неба падают первые капли дождя. Очутившись на пустой улице, вдали от проклятого места, Женевьева переводит дух. В этот момент за спиной у нее вырастает темная фигура. Некто хватает девушку за плечо.

— Мадам желает что-то купить? Специи востока? Китайские духи?

Женевьева вздрагивает и оценивающе смотрит на старьевщика, потом на шкатулку в своей руке. Вдалеке все еще виднеются крыши Дворца грез, от одного вида которых в памяти всплывают ужасы пережитые внутри.

Девушка, ни слова не говоря, передает шкатулку удивленному торговцу. Старьевщик принимает ценный механизм, наблюдая за тем, как дарительница бежит вниз по улице.

Тьму разгоняет оранжевое пламя лучины. Некто зажигает расставленные на полу свечи. Тонкие пальцы посыпают пентаграмму солью. Ветхая рукописная книга в толстом кожаном переплете открыта на странице исписанной латинскими заклинаниями. Чей-то звенящий голос монотонно проговаривает волшебные слова.

И вновь приемную охватывает яркая вспышка света. В центре пентаграммы появляется Анжелика. Демонесса с изумлением осматривается и замечает перед собой слугу герцога — Жака.

— С возвращением, принцесса.

— Ты? Это ты вызвал меня? — не веря собственным глазам, спрашивает она.

— Тот, кто обращается к магии — управляет магией, — с усмешкой произносит юноша. — Ты моя собственность. Навечно.

Лицо демонессы впервые выглядит озадаченным. Она не знает, что делать. Жизнь наложницы молодого мага — не то, о чем она так мечтала, когда пришла в этот мир. Вот к чему привели ее амбициозные планы.

— Обещаю, что никогда не допущу ошибок учителя. Можешь не сомневаться. — С этими словами Жак берет ее за руку, выводит из пентаграммы и начинает вульгарно лапать.

Атлантический океан.

Фрегат «Свобода». Пункт назначения — Нью-Йорк.

Широкий трехпалубный фрегат пересекает безбрежный океан. Деревянная табличка с французским названием судна на носу гласит: «Liberte». В маленькой каюте сидит беременная девушка. В руках у нее книжечка в кожаном переплете — журнал ее мужа — Филиппа Лемаршана. Женевьева сосредоточенно всматривается в текст, впитывая каждое слово. В каюте яблоку негде упасть. У стен стоят сундуки и мешки, наполненные изобретениями Филиппа. Из прикроватного столика торчат стопки чертежей и документов. На стене висит чертеж «Пут забвения».

Фрегат уплывает навстречу бескрайнему океану.

Во тьме времен, словно обрывки чьих-то воспоминаний или сцены из утерянного фильма, вспыхивают образы прошлого и грядущего. Одна за другой они появляются и уходят во мрак. Сияющая золотом музыкальная шкатулка на верстаке Филиппа. Свита демонических клоунов. Истлевающие в прах демоны-аристократы. Мрачное лицо Анжелики стоящей в центре пентаграммы. Скрытый завесой мрака адский пес размером с медведя. Затем из тьмы выходит старая женщина 75-ти лет. Наверное, так выглядела бы сама Женевьева в старости. Женщина подходит к эфемерной оболочке похожей на ребенка восьми лет, склоняется над ним и шепотом произносит:

— Ты избранный, Джонни. Тот, кого они больше всех ждут…

Стальные двери лифта с лязгом закрываются у них за спиной, отделяя от внешнего мира. Все повторяется снова и снова. Скорость видений растет в геометрической прогрессии, пока не достигает апогея. Потом наступает затишье. Тьма рассеивается и раздается крик.

Апартаменты семьи Мёрчантов.

На кровати лежит Джон Мёрчант. У него испуганный взгляд. Рот широко открыт. Словно выброшенная на берег рыба он жадно глотает ртом воздух, стараясь прийти в себя после кошмара. На циферблате электронных часов четыре утра. Жена Мёрчанта — Бобби тянется к прикроватному столику и включает лампу. Мягкое сияние рассеивает остатки дурного сна.

— Милый, ты в порядке? Еще один кошмар?

— Да, — шумно вздыхает Джон. — Очередной кошмар… в стиле предыдущего.

Бобби — симпатичная девушка с золотистыми волосами. Ей не больше двадцати. Джон — молодой человек немногим старше ее. В образе юноши есть знакомые черты, подчеркивающие его связь с прошлым. Именно так выглядел французский игрушечных дел мастер, живший в конце XVIII века. Если бы не современная короткая стрижка, он бы мог стать точной копией Филиппа Лемаршана.

Снова раздаются крики. На этот раз кричит уже не Джона.

— Черт, — издает протяжный стон Джон. — Снова Джека разбудил.

Бобби рывком отбрасывает одеяло, встает с постели и выходит из комнаты. Джон следует за женой. В детской на кровати сидит мальчик семи лет и плачет, напуганный криками отца. Джон и Бобби садятся по бокам. Бобби обнимает мальчика и шепчет что-то на ухо. Это быстро его успокаивает. Джон наблюдает за ними. Он чувствует себя виноватым, ведь Джек просыпается таким образом почти каждую ночь.

— Все хорошо, детка, — шепчет Бобби.

— Прости, дружище, — бормочет отец. — Не нужно бояться. Папу снова мучают кошмары.

— А если они вдруг замучают тебя? — спрашивает ребенок, наивно хлопая мокрыми от слез глазами.

— Сны не могут причинить вреда, приятель. Для людей они не опасны.

Бобби укладывает сына под одеяло. Он, кажется, засыпает, но потом вдруг снова открывает глаза и с тревогой смотрит на отца.

— Даже для тебя, пап?