Биляна Срблянович - Саранча

Йович. Однажды мои дети были очень горды мною.

И это все. Все, что Йович имеет сказать. Слышится гром, вот-вот начнется ливень. И тут вместо дождя на голову старого человека начинает сыпаться сахар. Сахар сыпется, сыпется, почти засыпает его.

Затемнение

Конец первой части

Перед натянутым куском синей ткани, какой бывает в телевизионных студиях без декораций, Дада с дистанционным пультом в руке рассказывает о прогнозе погоды. Дада красива как всегда, даже еще немного красивее, несмотря на то, что ее живот стал еще больше. И на телевидении она говорит в той же своей манере, тем же голосом, только еще на октаву выше, с той же своей артикуляцией «под ребенка», только еще более утрированной. Дада комментирует зрителям метеорологическую карту, показывая на ней рукой. Если бы у нас был телевизор, перед нами появилась бы карта, выполненная компьютером. А так мы не понимаем ничего. Тем не менее, Дада выступает с большим подъемом.

Дада. Солнце взойдет ровно в шесть часов и сорок шесть минут, а зайдет в восемнадцать часов и сорок шесть минут, что делает завтрашний день не совсем обычным. Дело в том, дорогие телезрители, что завтра осеннее равноденствие, или же, на языке профессионалов, эквиноциум, то есть день, когда Солнце пересекает небесный экватор и перемещается из северного земного полушария в южное. (Неправильно показывает юг.) А непрофессионалам я должна напомнить, что это грустная для нас новость, потому что осеннее равноденствие означает и официальное окончание еще одного лета и приближение зимы. (Печально вздыхает.)Завтра утром облачно и дождливо сначала в северных, а потом и в центральных областях, в то время как на юге страны в первой половине дня будет сухо. (Опять неправильно показывает юг.) Во второй половине дня прояснение, вызванные антициклоном воздушные потоки буквально сдуют облака, скопившиеся над нашей прекрасной страной, и уже в послеполуденные и вечерни часы произойдет резкое повышение температуры. Ветер слабый, до умеренного, южный. Давление выше нормы, минимальная температура днем от двенадцати до пятнадцати градусов, максимальная до двадцати пяти. (Дада работает на национальном телеканале, поэтому и выражается соответствующим образом.) Такая погода сохранится всего несколько дней, ну, а потом конец. Поэтому призываем вас — пока еще есть возможность, воспользуйтесь этим бабьим летом, пока оно не закончилось, потому что никто из нас не знает, что принесет нам завтрашний день. (Слова напоминают бред, она смотрит в камеру.) От имени съемочной группы, от имени всего национального телеканала, желаю вам приятного вечера. (Дада немного выжидает. Смотрит куда-то наверх.) Готово? (Ответа нет.) Что опять происходит с моим гримом? Почему у меня так блестит лицо? (Дада ждет ответа. В бешенстве шипит.) Пожалуйста, объясните, наконец, кто-нибудь этой девчонке, как нужно работать.

Затемнение

Терраса в доме Фредди, большой стол накрыт на шестерых, много еды, которую никто не ест. На этой террасе, да и во всей драме, похоже, у всех какие-то проблемы с едой: Даде есть противно, Жанна и Фредди не едят в принципе, Макс после своего легкого инсульта сидит на диете, у Милана нет аппетита, но зато он много пьет, а Надежда, как правило, перед тем как пойти в какую-нибудь компанию, поглощает солидный обед. Потому что с тех пор как она с Максом, она всегда к концу ужина остается голодной. Так что никто ничего не ест, только время от времени что-нибудь пьет. Тем не менее, поверите вы или нет, это дружеский ужин. Вечер очень приятный, Дада вчера сказала правду, сейчас не меньше двадцати пяти градусов. Небо ясное, красивое, видна каждая звезда.

Фредди. Почему никто ничего не ест? Для кого я заказал столько еды?

Этим летом Фредди сделал операцию. У него коллаген во рту и натянутые веки. Выглядит он как чудовище. Надежда может и положила бы себе что-нибудь, но ей не хочется выделяться. Она колеблется.

Милан. Я, может быть, выпил бы еще немного вина…

Фредди. Бутылка перед тобой. Наливай сам.

С этого момента и дальше Милан наливает себе сам.

Дада. И, Макс, когда вы выходите? Я имею в виду, вы поправились?

Макс. Полностью.

Жанна. Причем невероятно быстро, просто чудо какое-то!

Макс. Конечно, мне очень повезло. В том смысле, что я вовремя обратился, важна была каждая минута. Вот, пусть вам Жанна подтвердит мнение консилиума — если бы я приехал чуть позже, то все…

Жанна. … было бы кончено.

Дада. Ужас. Но откуда вы узнали, как вы почувствовали, что вам грозит? Все-таки это инсульт!

Макс. Легкий. Легкий инсульт. Да вот так, просто почувствовал. Интуитивно.

Надежда смотрит на него. Он отводит глаза.

Макс. Странное состояние, я имею в виду болезнь. Когда понимаешь, что все… все так относительно.

Макс (говорит не умолкая). Вот, сейчас ты здесь, а в следующий момент тебя уже не будет. Когда почувствуешь, что только случайность отделяет тебя от…

Дада. Смерти?

Макс шокирован. Он не любит произносить это слово.

Макс. От этого. Не люблю я это слово. Просто-напросто понимаешь, что живот это ничто, так, мираж… И начинаешь обо всем думать совершенно иначе. Тогда задаешь себе вопрос, а что я, в сущности, сделал для этого мира? Что здесь после меня останется? Ничего!

Дада. Перестаньте, прошу вас. Не надо так!

Макс. Ничего, уверяю вас, одни мелочи. Какие-то крошечные… точечки в истории. Этот человек полагает, что он точечка в истории. А разве это так уж мало?

Макс. И тогда начинаешь совсем иначе смотреть на вещи. Перераспределяешь в голове весь пазл, решаешь что-то сделать, что-то, в чем действительно есть смысл. Как только я почувствовал себя немного лучше, я раздал почти все свои деньги. Пожертвовал на детей-беженцев, на две церкви и на санаторий в Промайне. (Поясняет.) Санаторий тоже для детей. (Наслаждается весомостью своего поступка.) Разумеется, все это анонимно.

Макс очень важен. В собственных глазах. Все молчат, восхищенные. В той или иной степени. Потом Надежда искренне спрашивает. И вообще безо всякой иронии.

Надежда. Как же анонимно, если… вы нам сейчас рассказали?

Жанна. А вы на вы? Старая школа, да Макс?

Макс игнорирует оба вопроса.

Макс. Во всяком случае, к работе я приступаю в эти выходные. Суббота, вечер, прайм-тайм.

Дада. Если бы вы знали, как мы этого ждем! Просто истосковались!

Жанна. Именно так, хочу, чтобы вы этознали. Настоящего телевидения просто нет. Остались одни развлечения.

Надежда. А что такое мираж?

Опять ей никто не отвечает. Может быть, никто и не заметил ее вопроса.

Жанна. А ты, Фредди, смотришь Макса?

Фредди скучен этот разговор. Он трогает свои губы.

Фредди. Нет.

Все замирают, словно не уверенные, что правильно расслышали. Но Фредди подтверждает.

Фредди. Нет, нет. Не смотрю.

Макс. Правда?

Макс улыбается. Он думает, да, неплохая шутка. Этот человек, Макс, настолько суетен, что просто не может представить себе, что есть кто-то, кто его не смотрит.

Фредди. Я телевизор вообще не смотрю. Только порнушку и Даду.

Дада. Фредди!

Ну, началось. Дада на все, или почти на все, что говорит ее брат, отвечает подчеркнутой артикуляцией его имени. Тем временем Надежда потихоньку смеется.

Надежда. Ох!

Толкает локтем Макса, который этим вечером, словно укутанный звукоизоляцией, ничего не чувствует. Дада взглядом простреливает Надежду.