Стихотворения - Балинт Балашши

Оживает вновь боль в душе моей

от любви несчастной,

Так бесстрастен взгляд той, о ком теперь

грежу ежечасно,

В гордости своей лишь она одна

надо мною властна.

Юный светлый лик солнце мне затмил

в вышних неба сферах,

Стан ее прямой строен и высок,

словно у Венеры,

Красоте такой меж достойных дев

не найти примера.

Добротой простой, радостью мечты

взгляд ее сияет,

И когда она милостиво взор

на меня кидает,

То огонь любви в трепетном моем

сердце возжигает.

Из любимых уст нежный звонкий смех

я с отрадой слышу,

Так они красны и сладки на вкус,

словно летом вишни,

Кроткий нрав ее скромен и стыдлив,

благочестьем дышит.

Тот, кто с ней пройдет в быстром танце круг,

также восхитится,

Царственная в ней милостью судьбы

грация таится

Так легко она по земле летит,

как по небу птица.

Бесподобно все, и нельзя ее

не любить за это,

Вот и я люблю, забывая сон,

страстно, беззаветно,

Только пусть она наградит меня

лаской и приветом.

Если с дорогой вместе будем мы,

век блажен я буду.

Пусть она порой мучает меня,

я про все забуду,

И пожар любви в сердце пронесу,

как святое чудо.

Боже, сохрани, если вдруг я ей

окажусь не нужен,

Для чего тогда в этом мире жить

и страдать к чему же?

Грешникам в аду я б не пожелал

наказанья хуже!

Есть печать судьбы в имени ее,

данном при крещенье

Как Юдифь, она вечно предо мной,

будто наважденье,

Словно Олоферн, я пылаю к ней

огненным томленьем.

Край родимый свой в грусти и тоске

ныне покидая,

Расставаясь с ней, на мотив ветров

песню я слагаю,

И принять мою пылкую любовь

слезно умоляю.

Обо мне гадалки дружно восклицают,

Что сама Венера мне повелевает

Беззаветно ей служить, счастье воспевая.

Каждый раз, влюбляясь, я невольно верю

Госпоже прекрасной, царственной Венере,

И для трепетной любви открываю двери.

Ах, меня богиня столь оберегала,

Как родного сына, нежно воспитала,

Вдохновляла, и в любви мне везло немало.

Так как я служу ей верою и правдой,

Серебра и злата не прошу в награду

И мои стихи всегда были ей отрадой.

А теперь Венера милость проявила

И меня за службу щедро одарила

Дивною красавицей, ласковой и милой.

Мог ли я, счастливец, представлять доныне

Что бывают девы краше, чем богиня?!

Восхищенье никогда сердце не покинет.

Оттого Венера на меня и злится

К красоте ревнует, завистью таится

И отнять любимую всякий раз грозится.

Розы и фиалки в сказочном букете,

Яркие рубины, солнце на рассвете, —

Не сравнится красотой с ней ничто на свете.

Грацией затмила прочих дев достойных,

Светлым ликом — сонмы звезд на небосклоне,

Жаль, порой резка она и неблагосклонна.

Ангел чистый, в мыслях не таит обмана.

Но зачем со мною шутит непрестанно,

Для чего нечаянно сеет в сердце раны?

И сказать не смею, и печаль не скрою,

Ты меня, как солнце, греешь красотою,

Умоляю, милая, будь добра со мною!

Любви моей в юдоли сей

настал конец, зане

Любезный друг — нет горше мук! —

стал холоден ко мне.

О, как мне быть, коль жизни нить

вот-вот сгорит на роковом огне?

К нему спеша, моя душа

от радости цвела.

В те времена на рамена

к нему она могла

Сложить всю боль свою, настоль

судьба моя в те дни была светла.

Но днесь к другой любимый мой

сокрылся от меня.

Взамен услад смертельный яд

дает он мне, казня

Мою любовь, но вновь и вновь

молю, зову, любимого маня.

Как всякий раз слезами нас

морочит крокодил,

Так лестью злой прелестник мой

мне сердце погубил.

Печаль горька, но сеть крепка,

и вырваться уж не хватает сил.

Но видит Бог, никто б не мог

Не доверять таким

Златым речам, святым очам

и клятвам колдовским.

Любовь сладка, наверняка

любая б, соблазнясь, пленилась им.

Да и без слов сей сердцелов

легко прельстил бы вас.

Ведь милый друг, как чистый луг

в рассветный нежный час,

И свеж, и бел, и мудр, и смел,

и ласков, и прекрасен без прикрас.

Любовь моя, ах, чем же я

тебе не хороша?!

Суров твой лик, твой гнев велик

и холодна душа.

Пусть ты с другой, избранник мой,

не погуби, все чаянья круша.

Творец земли, призри; внемли

отчаянной мольбе:

Вновь разбуди в его груди

любовь к Твоей рабе;

А коль беда навек, тогда

зачем