Гарет Паттерсон - Там, где бродили львы (с иллюстрациями)

Убийца Батиана застрелил одну львицу в упор, а другая, как писали в прессе, «раненная, уползла в буш под защиту охотничьего хозяйства „Де Бирс“. Охотник подстрелил львиц с полного благословения природоохранных чиновников.

Вот на скольких людей я затаил обиду: на чиновников Трансвааля, на управление заповедника «Венеция» (за то, что они не дали добро на возвращение львов) и на некоторых людей в самом Тули. Управляющий одного из крупнейших заповедников в Тули, чей бизнес во многом зависел от львов как средства привлечения туристов, заявил буквально следующее: «По-моему, весь этот шум возник под влиянием не чего иного, как эмоций». Не горькая ли насмешка, что эти слова так похожи на те, что бросил убийца Батиана, назвав реакцию на свое злодеяние «эмоциями»…

Батиан погиб. Одну львицу, как утверждается, «переехала машина». Еще одна застрелена. Третья ранена. Детеныши остались сиротами. А управляющий заповедником и убийца Батиана пренебрежительно называют реакцию на случившееся одним и тем же словом – «эмоции»… «Как же природоохранное дело докатилось до этого? Какие люди им заправляют?» – в сердцах спрашивал я себя. Я снова сталкивался с чопорным, прагматичным, бездушным отношением, преобладающим в Южной Африке. К тому же я не получил поддержки предложения о доставке львов назад в Тули от большинства самих же землевладельцев Тули. В этот период они словно воды в рот набрали. Возможно, их молчание носило «дипломатический» характер – им просто не хотелось конфликтовать с компанией «Де Бирс», с которой они вели переговоры о продаже ей слонов Тули для восстановления поголовья в заповеднике «Венеция», да еще с доставкой их туда вертолетами.

Публичные заявления ряда южноафриканских природоохранных деятелей были столь же хладнокровны, как и те, что приходили из Северного Трансвааля и Тули. Сообщалось, что уполномоченный Южно-Африканского общества дикой природы (насчитывающего огромное число членов из числа общественности) сказал, что ему понятно, на каких основаниях выдаются разрешения и что «львы не являются исчезающим видом». Газеты сообщали, что он заявил следующее: «Конечно, я не в восторге от того, что львов убивают, но я считаю, что власти действовали весьма ответственно». По иронии судьбы, как раз перед тем, как были убиты львы, в журнале, издаваемом Обществом дикой природы, была опубликована передовая статья, посвященная «проблемным животным», вывод которой гласил, что если продолжится огульное уничтожение хищников, то это ясно докажет, что проблемой в конечном счете является сам человек. Я чувствовал, что попал в Зазеркалье, как Алиса.

Хотите увидеть последствия «весьма ответственного» подхода к такому щепетильному делу, как охрана дикой фауны? Зайдите в мастерскую таксидермиста [мастер по изготовлению чучел животных и птиц] в городке Олддейз на севере Трансвааля. Там вы увидите чучело львицы. Девять тысяч рандов. Когда-то эта львица была подругой Темного, матерью его детей, потом с ней искал дружбы Батиан – она и погибла, как он. Некогда эта львица свободно рыскала по залитым лунным светом долинам Питсани, как когда-то ее предки. Теперь ее нет в живых. Осталось лишь странное подобие, сделанное человеком. Некое факсимиле, представляющее не то, чем она была, а то, как иные люди воспринимают ее саму и ее племя.

Горестно, что история повторяется. Пять лет назад львов в Тули убивали так же, как и теперь. Лев, которого я знал с двухнедельного возраста, был застрелен, подобно Батиану и многим другим, и его чучело выставлено в той же самой мастерской. Тогда я написал следующее:

«Его морде был придан пугающий оскал, его тело искажено и недвижно застыло… Если оболочку льва можно оценить в денежном выражении, то живой лев, конечно же, ничего не стоит. Кажется странным, что к шедевру, созданному человеком – возьмем для примера античную скульптуру, – человек относится как к священной реликвии. Зато шедевр, созданный самой природой, форма жизни гораздо более старшая, чем человеческая раса – лев, – и ныне нещадно уничтожается ради удовольствия. Странное отношение иных людей».

Эти прочувствованные слова – всего лишь эхо прошло-то, эхо того, что чувствовал и о чем писал Джордж Адамсон за тридцать лет до этого. А писал он вот что:

«Однажды вечером нам встретилась величественная львица, восседавшая на скале и озиравшая долины. Она была слеплена лучами заходящего солнца, как если бы она была частью гранита, на котором лежала. Я подумал: сколько же львов лежало на этой же самой скале в продолжение бесчисленных столетий с тех самых пор, когда человеческая раса была еще в колыбели. При мысли об этом я задумался: почему цивилизованный человек, тратя несметные богатства на сохранение старинных зданий и произведений искусства, созданных рукой человека, уничтожает эти существа, которые являют собой само совершенство неувядаемой в веках красоты и грации. И делает он это не ради чего иного, как ради хвастовства своей доблестью, силой оружия, изобретенного человеком для убийства человека же».

Проходили недели, и противостояние продолжалось. Я и директор Департамента охраны природы Трансвааля были приглашены на диспут, устроенный Южно-Африканским телевидением. Как видно, два наших интервьюера предвкушали напряженную битву, и порой наша дискуссия действительно доходила до точки кипения. Наиболее острым моментом в нашем споре было различие мнений относительно роли хищников и различие взглядов на индустрию охотничьих хозяйств в целом. Директор начал с того, что хотя лев и утратил свое жизненное пространство, но благодаря индустрии охотничьих хозяйств дикой фауны живет теперь больше, нежели в прошлом. Когда же ему указывали на то, что в результате конфликта с владельцами охотничьих хозяйств гибнут и самые близкие к исчезновению виды – гепард и дикая собака, – он намекал на то, что главная роль его департамента – защищать интересы владельцев охотхозяйств.

Я согласился с тем, что в настоящее время ареал льва (как и ареалы других крупных хищников) представляет собой лишь долю того, чем он был два столетия назад, но подчеркнул, что, хотя сейчас охотничьи хозяйства вытесняют фермы по разведению домашнего скота, следует признать, что владелец охотничьего хозяйства так же не жалует хищников, как и его предшественник – владелец скотоводческой фермы. Он рассматривает их в том же свете, что и владелец домашнего скота – как угрозу экономике индустрии, которая подается публике под вывеской «природоохранной». Кроме того, я указал на то, что небольшие, огражденные заборами охотничьи хозяйства часто нежизнеспособны в экологическом смысле, потому что препятствуют свободному передвижению диких животных и в них отсутствует та существенная роль, которую в дикой природе играет хищник. Этот и другие факторы делают охотничьи хозяйства лишь суррогатами настоящей дикой природы – этой темы я коснусь чуть ниже.