Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)

К пяти часам жара спала, гепарды стали зевать и потягиваться, потом, обхватив друг друга, немного покатались по земле. В конце концов они поднялись и с сонным видом осмотрелись вокруг. Мне было очень интересно проверить память Уайти, и я дала ей воды в миске, из которой она пила три с половиной года назад. Уайти подошла и стала лакать, будто это было самое привычное для нее дело, но малыш удрал, едва я вышла из машины. Потом я решила еще раз подвергнуть испытанию доверие Уайти и подошла, чтобы подлить сгущенного молока в миску с водой. Она только перестала лакать, пока я выливала молоко из банки, а потом снова принялась пить. Наконец мать напилась и отошла от миски.

Тогда сын с величайшей осторожностью попробовал молоко — нет, не понравилось! — и ушел следом за матерью.

Мы с Локалем переглянулись. Я сказала, что Уайти удивительно хорошо присматривает за своим детенышем, она сумела уберечь его от львов и других напастей, хотя некому было научить ее спасаться от бед.

Единственное объяснение этому — что у нее была исключительная мать и она унаследовала от нее эти черты. Локаль выслушал меня, немного помолчал и сказал: «И у людей так. Если мать хорошая, то и дети будут хорошими родителями».

Вечером я сидела возле могилы Пиппы и вспоминала прошедший день.

Впервые за полтора года с тех пор, как мне пришлось покинуть Меру, я была по-настоящему счастлива. Хотя мы с Уайти не встречались три с половиной года, она отнеслась ко мне как к другу и сумела даже внушить свое доверие дикому детенышу. Может быть, оба гепарда чувствовали, как я их люблю, и поэтому мне доверяли? Я знаю, что сила любви объединяла всех нас — гепардов, Локаля, меня, — хотя каждый из нас жил в своем, отличном от других мире. Я была погружена в эти размышления, как вдруг среди мерцающих звезд заметила красный огонек, поднимающийся с горизонта в темную высоту ночного неба. Неужели это спутник совершает свой путь в космосе?

Глядя вслед спутнику, скрывающемуся в облаках, я снова подумала о сегодняшнем дне и обо всех тех годах, которые мне довелось провести бок о бок с Эльсой и Пиппой…

Еще два дня мы напрасно искали Уайти с сыном, должно быть, их прогнали те львы, которых мы видели с добычей на болоте. Львиные морды еще хранили кровавые следы пиршества. С набитыми животами они отошли, когда я подъехала, чтобы посмотреть, чем они лакомились. Я нашла только голову взрослого орикса. Эта антилопа весит до четырехсот фунтов, и, судя по тому, что поблизости не было следов других хищников, а грифы только-только слетались, на долю каждого льва пришлась половина огромной туши.

Но встреча с Уайти не уменьшила моей тревоги за судьбу Сомбы, Тайни и Биг-Боя. Восемнадцать дней, которые я могла провести в Меру, подходили к концу. Мы снова стали искать на границе территории племени боран, и я встретила туземца, который рассказал, что две недели назад видел здесь двух гепардов. Получив от меня щедрый «бакшиш», он указал это место. Оно находилось неподалеку от мест, где восемнадцать месяцев назад мы оставили трех наших гепардов. Нам все-таки удалось отыскать след этой пары под кустами, но он был слишком старый, вскоре мы потеряли его и больше не видели гепардов.

В мой адрес подчас раздаются обвинения, будто в свои отношения с животными я вкладываю слишком много чувств, из-за этого-де мои наблюдения не вызывают доверия ученых. Я глубоко уважаю науку и очень часто сожалею о том, что не имею специального образования, но я убедилась, что широкий взгляд на вещи нередко теряется из-за современной тенденции к узкой специализации. В исследованиях, связанных с изучением характера и повадок диких животных, сухие правила и строгая научная терминология могут, как мне кажется, не только ограничить кругозор наблюдателя, но и заставить его подгонять поведение животных под те законы, которым его учили. Между тем, на мой взгляд, нужно переосмыслить эти законы и постараться воспользоваться в своих выводах тем, чему могут научить исследователя сами животные.

По-моему, невелика цена записям о чисто внешних признаках поведения животных, если мы не знаем, чем оно обусловлено.

Чисто научный подход, который требует объективного проведения экспериментов, несомненно, дает весьма ценные статистические данные и общие сведения, но все это не позволит нам глубже понять поведение дикого животного: оно раскрывается только в общении с себе подобными.

Поэтому и оказывается, что вполне понять их возможно лишь тогда, когда они приняли тебя как равного. А это значит, что вы должны жить с ними рядом, делить с ними все радости и горести, и это — как неизбежное следствие — привязывает вас друг к другу.

Я не стану повторять, какую радость испытываю от сознания, что завоевала доверие и любовь животных, которые позволили мне стать соучастницей их жизни и сделались моими верными друзьями. Хочу надеяться, что те, кто читал мои книги, вместе со мной узнали, как тонко чувствуют и как много понимают дикие животные. Может статься, читатели, как и я, откажутся понимать, почему с этими животными нужно обращаться так, словно они неспособны чувствовать и любить.

Я спрашиваю себя: почему бы при изучении животных не применить метод, который позволил бы нам узнать, каким образом они регулируют численность потомства, как общаются между собой, как устанавливают и соблюдают территориальные права?

Отчего первобытный человек, чьи попытки выразить себя сохранились в наскальных рисунках и примитивных скульптурах, выбрал моделью животных, вдохновляясь их образами? Почему высокоразвитые народы древности, такие, как египтяне и ассирийцы, сделали животных воплощением своих божеств? Почему в наши дни люди держат дома любимых животных, даже в тех счастливых семьях, где нет причин для «эмоционального голода», и чем объяснить, что трагедии, постигающие наших любимцев, так больно ранят нас самих? Почему первые игрушки, которые мы дарим нашим детям, — это звери? Неужели нужны еще доказательства, чтобы убедить нас в том, что мы нуждаемся в животных гораздо больше, чем они в нас, и что они могут дать нам что-то такое, чего сами мы не умеем добиться?

Объективная научная методика может и должна лечь в основу изучения диких животных. Но умение читать и писать лишь облегчает общение между людьми и никоим образом не является самоцелью. Точно так же никогда нельзя забывать, что большинство животных — не менее сложные существа, чем мы с вами. И они раскроются до конца только тогда, когда мы будем помнить об этом и соответственно к ним относиться.

Я пришла к заключению, что наблюдения любителя — конечно, достоверные — дают наилучший результат при изучении диких животных, если сочетать объективный метод с субъективным. И это особенно справедливо в тех случаях, когда речь идет о вымирающих видах: совершенно необходимо стать соучастником их жизни, и тогда не исключено, что они сами могут показать нам возможный выход. Во всяком случае, так это произошло в истории Пиппы. Главное, что меня занимало, пока я жила бок о бок с ней четыре с половиной года, это вопрос, удастся ли мне вернуть ручного гепарда к жизни на свободе. Мне хотелось узнать, почему гепарды так плохо размножаются в неволе, и найти способ спасти этих великолепных животных от полного исчезновения. Пиппа сумела ответить на все вопросы: из домашней любимицы она превратилась в настоящего дикого гепарда и стала матерью диких детенышей. А произошло это потому, что ей дали возможность жить в естественных условиях.