Евгений Рудашевский - Здравствуй, брат мой Бзоу
Помощь проекту
Здравствуй, брат мой Бзоу читать книгу онлайн
Дельфин отплыл от братьев. Амза бросил ему небольшого осётра. Афалина заинтересовался подарком, но вместо того, чтобы съесть его, начал им играть: неспешно подталкивал носом, топил, затем поднимал к поверхности. Осётр вернулся к Амзе. Юноша рассмеялся.
— Значит, не голодный, — Даут приподнял плечи.
Амза, стоя в воде, опять кинул рыбу; теперь подальше. Всё повторилось.
Дельфин оставался беззвучным; отплывал дальше от берега. Возвращался. Играл осётром. Порой переворачивался, вскручивал хвостом ворчащие буруны; иногда же оставлял поверхности лишь загнутый серпом спинной плавник; застывал, открывая ды́хало.
Амза был счастлив; постоянная улыбка утомила лицо. Найти дельфина на берегу, трогать его, затем спасать — это было необычным, радостным делом. Амза представлял, какими словами и жестами расскажет обо всём родителям.
— Не понимаю, зачем он выбрался на берег? — промолвил Даут.
— Не знаю… Наверное, случайно.
Старик Ахра, наблюдавший за братьями, скрутил папироску; скрепил шов языком и закурил. Дым медленно опускался из его носа, путался в седых усах, затем малыми волнами расплывался по сторонам.
Подаренная афалине рыба, наконец, утонула.
— Амза, пора идти. Мама будет ругать.
— Да… Но ведь он не уплывает. Когда ещё удастся так постоять?
— Он может тут до вечера плавать… Нам пора. Пошли!
Даут вышел на берег; опустившись на гальку, стал вытирать ноги, затем одел чувяки. Амза вздохнул; возвращался он спиной, чтобы дольше наблюдать за диковинным другом. Дельфин, заметив, что его покидают, замер. Всё также беззвучно смотрел на Амзу; нырнул и вскоре показался с потрёпанным осётром на носу.
Амза угрюмо подошёл к брату; не просушивая ног, обулся. На лбу выказал морщины. Движения юноши были резкими, выдававшими раздражение.
— Ладно тебе, не расстраивайся, — улыбнулся Даут.
Дельфин подкидывал рыбу; ловил её, окунал; смотрел на уходивших спасителей. Ахра остался курить — уже вторую папиросу.
Едва братья вышли на дорогу, Амза подпрыгнул:
— Да!
— Что?
— Мы видели дельфина! — почти крикнул юноша; ухмыльнулся, потом вовсе рассмеялся. — Кто ещё видел дельфина так близко, а? Никто! А мы его даже трогали, гладили! Ведь это… ноздрю на макушке видел?
— Ноздрю на макушке?
— Именно! Надо будет всем рассказать!
Амза, довольный случившимся, бодро раскидывал руки; палкой обдирал крапиву, отпинывал камни.
Подул ветер. Возле солнца скромным сопровождением проявились худые облака. От мыса чаще взлетали чайки — они торопились к рыбачившим вдалеке баркасам. Во дворе Батала Абиджа, соседа семьи Кагуа, залаяли псы.
Утомлённая зимней влагой, зелень, наконец, окрепла и теперь ширилась пахнущими соцветиями. Вдоль заборов растягивались десятки оттенков красного, жёлтого, синего — словно бы художник, готовившийся раскрасить штакетники, разложил себе в удобство ароматную палитру. Во дворах зацвела неприметная шелковица.
Воздух, ещё не разгорячённый, был прозрачен.
Ближние горы, густые и взлохмаченные, казались состриженной с гигантских овец шерстью — зелёной, с чёрными жилками теней. Лишь редкие холмы нарушали этот образ своими залысинами земляных обвалов. Над ними, взмятое и осветлённое, застыло облако. Дальше, к северу, дремали горы Кавказа — одна гряда за другой; чем дальше и выше стояла гора, тем бледнее был её образ. В вечернем свете они обращались тёмными недвижными тучами.
— Отец не рассказывал о своём знакомстве с дельфинами? — спросила за ужином Хибла.
— Нет, — Амза удивлённо посмотрел на Валеру; тот ухмыльнулся, однако, ничего не сказал.
— Дай мне ахул, — попросил Даут.
— Вот, — Амза протянул брату ковшик.
— Не удивительно. Оно было не очень приятным, правда? — Хибла обратилась к Валере; тот вновь лишь ухмыльнулся. — Отец тогда работал на морзверзаводе в Новороссийске.
— Хорошее название, — заметила баба Тина.
— Было это в шестьдесят третьем…
— Шестьдесят первом, — поправил Валера.
— Соли не хватает, — прошептал Даут.
— Они тогда рыбу ловили. И дельфинов.
— Как это?! — воскликнул Амза; перестал улыбаться, отказался есть и лишь смотрел на мать.
— Да. Тогда это было всюду. Причём — на высшем уровне! С них изготовляли шкуры и… что-то, вроде рыбьего жира.
Хибла взглянула на мужа, надеясь, что тот закончит или поправит её рассказ; однако Валера молча ел варёную кефаль, запивал вином и, кажется, не слушал того, что говорила жена.
— Выходили на лодках; на катерах. Окружали дельфинов неводом и толкали к берегу. Так вытаскивали из моря — по несколько тысяч! Те ещё были живы; всех сразу не могли обработать, так что большинство сутками лежали на месте и… умирали.
— Не представляешь, какого это! — произнёс Валера; провёл ладонью по лысеющей голове; отодвинул пустую тарелку. — Я тогда с прочими рыбаками жил над морем. Это было хуже любой пытки! Они ведь там издыхали под солнцем и целыми днями, без перерыва кричали. Тысячи дельфинов! Весь берег был покрыт их серыми тушами. Шум — хуже шахтенного!
— Это… ужасно! — Амза качнул головой.
— Ещё бы! Мы не высыпались; болела голова, до драк бывало…
— Он не о том, — улыбнулась баба Тина.
Валера умолк; закурил; сложил на животе ладони и уныло посмотрел на курятник.
Уже вторая неделя, как они перешли из апацхи — за стол во дворе. Ночи были прохладными, но приятными из-за пришедшей сухости. На тёмно-фиолетовое небо выпадало всё больше звёзд.
— Баська! — вскрикнул Амза. — Уйди!
Пёс поставил передние лапы к юноше на колени, крутил хвостом и жадно наблюдал за тем, как ломти кефали на вилке поднимаются к человеческому рту. Амза рассмеялся подобному вниманию. Поворчав, угостил Басю.
Засыпая, Амза думал о дельфине. «Интересно, почему он молчал. Те дельфины, которых ловил отец, кричали, а этот ничего не сказал. Странный. Может, немой?» Потом Амза обеспокоился, вообразив, как после его ухода кто-то ещё, например Мзауч, мог спуститься к ослабленному зверю: так же трогал его, предлагал рыбу. Юноше хотелось быть единственным.
Следующим днём семейство Кагуа выехало на арху[2]. Работа ожидалась нетрудная, но скучная. Выделенный им участок граничил только с грузинскими пашнями — говорить на обеденном отдыхе будет не с кем.
Пахло пробудившейся землёй. Валера любил это запах. Выйдя из машины, он шире вдохнул; потом, склонившись, положил на мягкую траву ладонь, словно бы прислушивался к сердцебиению поля. В небе пролетел тёмно-бурый канюк. Заворачивая к югу, он громко и гнусаво замяукал.