Артур Дойл - Остров привидений

Действительно, длинные щупальца белого пара, изгибаясь, вытягивались из чащи низких кустов и зарослей, ползли к нам над широкой коричневой и взволнованной поверхностью реки. В воздухе почувствовалась влажная свежесть.

— Вот и обеденный гонг, — сказал доктор. — Если эта тема вас интересует, мы еще поговорим.

Конечно, эта тема меня интересовала, потому что серьезное выражение лица доктора, точно испуганного пустой мастерской, сильно подействовало на мое воображение. Это был плотный, грубоватый, добродушный человек, а между тем, в его глазах, осматривавшихся кругом, я подмечал странное выражение, — не страх, а скорее тревогу человека остерегающегося.

— Кстати, — сказал я, когда мы шли к дому. — Вы мне показывали много хижин ваших туземцев, а между тем, я не видел ни одного из черных.

— Они опять вот на том понтоне, — сказал доктор.

— Да? Но зачем же им тогда дома?

— Прежде они жили в них. Мы поместили их на понтоне до поры до времени; хотим, чтобы они немного успокоились. Негры чуть не обезумели от ужаса, и нам пришлось отпустить их. Только мы с Уокером и ночуем на острове.

— Что их пугает?

— Мы возвращаемся к тому же предмету разговора. Не думаю, чтобы Уокер остался недоволен, если я расскажу вам всю историю. Зачем им держать ее в тайне? Это очень неприятная вещь.

Тем не менее доктор не сказал ничего во время прекрасного обеда, устроенного в мою честь.

Кажется, едва «Гемкок» показался против мыса Лопес, как эти милые люди стали приготовлять свой знаменитый суп из груш и принялись варить сладкие бататы. У нас было самое вкусное местное меню, какое только можно было придумать. Кушанье подавал «бой» из Сиера-Леоне, великолепный представитель своей расы. Едва я успел подумать, что, по крайней мере, этот малый не поддался общей панике, как он, поставив на стол десерт и вина, поднес руку к тюрбану.

— Другого дела нет, мистер Уокер?

— Нет, кажется все, Мусса, — ответил тот. — Но сегодня мне нездоровится, и я хотел бы, чтобы вы остались на острове.

На лице африканца я увидел признаки борьбы между страхом и долгом.

— Нет, нет, масса Уокер, — вскрикнул он, наконец, — лучше отправьтесь со мной на понтон, сэр. Я вас лучше сторожить на понтоне, сэр.

— Нельзя. Белые не покидают своего поста.

Я снова увидел на лице негра ужасную внутреннюю борьбу; и снова страх одержал в нем верх.

— Не нужно, масса Уокер. Простите… Я не могу сделать так, завтра да… Или вчера… Но сегодня быть третья ночь… И я не иметь мужества.

Уокер пожал плечами.

— Ну, так уходите. С первым же пароходом вы можете вернуться в Сиера-Леоне. Мне не нужен слуга, который бросает меня в ту минуту, когда он мне нужнее всего. Капитан Мельдрем, все это, вероятно, для вас загадка… Если только вы не знаете от доктора, что…

— Я показал мастерскую капитану, но ничего ему не рассказал, — заметил доктор Североль. — Мне кажется, вы больны, Уокер, — прибавил он, вглядываясь в лицо своего товарища. — Без сомнения, у вас приступ лихорадки.

— Да, меня целый день знобило, и тяжесть давит мне плечи. Я принял десять гран хинина, и теперь в ушах у меня точно самовар поет. Но я хочу переночевать с вами в мастерской.

— Мой дорогой, я совсем не желаю этого. Вы должны тотчас же пойти и лечь в постель. Мельдрем извинит вас. Я останусь в мастерской и приду к вам, чтобы дать вам лекарство перед первым завтраком.

Очевидно Уокера охватил один из тех припадков перемежающейся лихорадки, которые служат бичом западного берега; его посинелые щеки стали краснеть, глаза заблестели, и вдруг он начал стонать какую-то песню пронзительным голосом человека в бреду.

— Пойдемте, старина, мы уложим вас, — сказал доктор.

Мы отвели Уокера в его комнату, раздели и дали сильного успокаивающего средства; он заснул глубоким сном.

— Теперь он спокоен на всю ночь, — сказал доктор, когда мы вернулись к столу и снова наполнили стаканы. — То у него, то у меня делается лихорадка; к счастью, мы еще никогда не заболевали зараз. Мне было бы неприятно, если бы я сегодня свалился, потому что мне нужно решить одну маленькую загадку. Вы знаете, что я собираюсь переночевать в нашей мастерской?

— Да, знаю.

— Когда я говорю «ночевать», я подразумеваю «сторожить». На острове царит такой страх, что никто из туземцев не остается на берегу после заката солнца. Сегодня ночью я хочу узнать причину ужаса. Прежде туземный сторож спал в нашей бондарне, чтобы кто-нибудь не украл ободьев бочек. И вот шесть дней тому назад он исчез, и от него не осталось никаких следов. Это было странное событие; все челны были на местах, а в воде слишком много крокодилов, чтобы кто-нибудь решился плыть… Что сделалось с ним и каким образом он исчез с острова остается тайной. Мы с Уокером удивились, а чернокожие испугались, и странные рассказы о колдовстве начали ходить между ними. Но настоящая паника началась, когда на третью ночь исчез новый сторож.

— Каким образом? — спросил я.

— Мы не только не знаем этого, но даже не можем составить более или менее правдоподобного предположения. Негры клянутся, что в нашу бочечную мастерскую является страшный демон. Желая спасти нашу станцию, мы должны успокоить их, и я нахожу, что лучшее средство для этого — переночевать в мастерской. Сегодня третья ночь, и я думаю, что событие должно произойти.

— И у вас нет никаких указаний? — спросил я.

— Совершенно никаких. Исчезли два негра, вот и все. Вторым был старый Али, назначенный охранять гавань. Я всегда считал его твердым, как скала, и нужно было сыграть с ним уж очень недобрую шутку, чтобы заставить его бежать.

— Мне кажется, — заметил я, — что этой загадкой может заняться не один человек, а побольше. Раз ваш друг, спящий от действия опия, ни в каком случае не будет в состоянии прийти вам на помощь, позвольте мне пробыть с вами эту ночь в вашей мастерской.

Североль приветливо протянул мне руку через стол.

— Вот это поистине добро с вашей стороны, Мальдрем. Я не решился бы попросить вас пойти со мной, потому что нельзя быть навязчивым со случайным гостем. Но если вы говорите серьезно…

— Вполне серьезно. Извините меня на мгновение; я отправлюсь предупредить, чтобы меня не ждали на яхте.

Когда мы шли обратно по маленькому молу, нас поразил вид ночного неба. Страшные гряды темно-синих облаков громоздились со стороны материка. Ветер, дувший тоже из Африки, обдавал нас горячим дыханием; казалось, будто жара исходит из большого очага.

— Ого, — сказал Североль, — вероятно, в довершение беды начнется ливень. Поднятие уровня реки обозначает, что на возвышенностях идет дождь, а раз начинается дождь, никогда не знаешь, сколько времени он продолжится. Немного недостает, чтобы наводнение затопило весь остров. Пойдем, посмотрим, лучше ли Уокеру, а потом, не правда ли, расположимся на ночь?