Геннадий Падаманс - Первостепь

А Пёстрому Фазану стало грустно. Какая дружная семья, как они действуют разом, - подумал охотник о птицах. Неужто никогда они не ссорятся, никогда не надоедают друг другу, всегда вместе, как неразлучные синицы? Он тут же вспомнил о своей бывшей семье: о сыне, о жене. Почему-то не рвётся он их выручать. Просто некого уже выручать. Его сын погиб, а жена… жена ведь тоже мертва, он давно уже это почувствовал, а чувства не обманешь. И никаких доказательств не нужно.

Вздохнул Пёстрый Фазан и присел отдохнуть. Вспомнил, как они жили с женой. Нормально жили. Ругались, мирились, снова ругались. И опять мирились. За долгую жизнь вместе как не поссориться? Хорошо, что у людей есть оргии. Они снимают все ссоры. Когда одно и то же каждый день – всё постепенно приедается, и нужна передышка. Вот как с мамоной. Прекрасная пища, самая вкусная, но когда её ешь день за днём, день за днём без перерыва – однажды вдруг начинаешь воротить нос. И тогда просто нужно несколько дней поесть что-то другое, отвыкнуть, а после мамона вновь покажется самой вкусной. И с любой едой так. Даже с сушёным бобровым хвостом. Даже с рыбой… Так и с женой. Ничего плохого нет в том, как они жили. Ничего плохого нет в том, что иногда ругались или на оргиях уходили к другим. Ничего в этом нет плохого. Только хорошее… Только хорошее. Как у тех двух овсянок. Прекрасные птички. Хорошо, что он их не обидел. Пусть живут и пусть радуются. А он… он тоже ведь не печалится. Или всё же печалится?.. Но пора ему идти дальше.

В берёзовой роще насвистывал песню любви певчий дрозд. Охотник не сразу высмотрел пёструю птичку в развилке ветвей. Дрозд ещё не построил гнезда и только зазывал подругу. «Но это недолго, построить жилище, главное, обрести спутницу. И не потерять», – подумал Пёстрый Фазан и понял, что всё же печалится. Весёлая песня дрозда стала слышаться грустной, даже деревья показались угрюмыми, недовольными прохладным ветерком, раскачивавшим верхушки. Однако грусть была мимолётной. Словно берёзы взгрустнули об отданном соке, за которым он сюда и пришёл. Берёзы взгрустнули чуть-чуть – и опять улыбались. И Пёстрый Фазан улыбнулся тоже. Ведь все три туеса оказались наполненными берёзовым соком, деревья проявили щедрость, и охотник, радостно преобразившись, горячо их поблагодарил. Он замазал надрезы глиной. Полил корни водой из оленьей кишки, висевшей у него на плече. После этого он перелил берёзовый сок в опорожненную кишку, завязал её и хотел приладить туесы к новым деревьям, но передумал. Всё равно больше он сюда не придёт. Всё равно он решил уходить. Он не верит шаману Еохору. Он верит Бурому Лису.

Виноват в этом недавний случай. Пёстрый Фазан хотел порыбачить, а дочь собирала ивовые почки на берегу, над рекой стлался лёгкий туман – и вдруг из тумана выплыла лодка. В лодке сидело несколько воинов… с бобровыми головами. Пёстрый Фазан так растерялся, что едва не упустил по течению свою долблёнку, в которую собирался усесться. Призрачная лодка быстро растаяла. Покуда он раздумывал, что бы всё это значило, к нему прибежала дочка, которая тоже видела странную лодку. Маковый Лепесток уверяла, что посреди воинов с бобровыми головами находилась её пленённая мать. То есть, его, Пёстрого Фазана, жена. Тут же они с дочкой вернулись в стойбище. Ни о какой рыбалке не могло быть и речи.

Но шаман Еохор посмеялся над ним. Шаман говорил, что на реке рыбачили многие, и никто не видел никаких воинов. Только Пёстрый Фазан. Ну а детям вообще любое может примерещиться, так что ссылка на Макового Лепестка только усилила недоверие шамана. Но Пёстрый Фазан не так уж прост. Еохор давно гнёт свою линию. Именно Еохор скрывал от людей дурной знак Орла. И когда Бурый Лис говорит, что нужно всем уходить на холмы или в горы, Еохор только смеётся и пугает сырыми ветрами. Но ведь воины с бобровыми головами разве не предупреждение о водной опасности? Почему Еохор не доверяет его словам? Почему не принимает их во внимание? Еохор смеялся над ним и говорил, что не стоит рассказывать племени о ерунде, не стоит заранее паниковать и распугивать рыбаков рассказами жутких видений, но Пёстрый Фазан всё же решил поговорить с Бурым Лисом об этом знаке. Уже с утра хотел поговорить, а потом вспомнил, что нужно идти за берёзовым соком, потому что если туесы переполнятся и драгоценная жидкость прольётся на землю, деревья могут ему не простить расточительства. К тому же добавилось новое. Очень странный приснился сон в последнюю ночь. Вроде как праздник был, все плясали, очень весело – и вдруг что-то случилось. Вдруг они уже на собрании спорят. Многие хотят покинуть стойбище. А он не понимает: зачем уходить?.. такое хорошее место… давайте дальше плясать!.. Нет, не слушают его, уходят. Вот Львиный Хвост уходит, а за ним гривастый лев. Он удивляется: «Что, и звери покидают стойбище?» Сосновый Корень тоже уходит. «Да, все покидают, – ему отвечает. – И деревья тоже». Он в недоумении, он хочет спросить у шамана, как такое может быть, как это деревья покидают стойбище и звери? Но шаман и сам, кажется, уходит. Идёт самым последним, вопроса не слышит. Ему становится грустно и очень тоскливо. Неужто один он остался. Что будет делать? Нет, дочка подходит. И за руку ведёт какого-то молодого охотника. Он вроде знает того, хорошо знает, но не может вспомнить имени. И ещё женщина подходит за дочкой. А с женщиной молодой волк. А он даже не удивлён. Он так рад, что дочка с ним остаётся, так сильно рад, что даже просыпается. И теперь вот остановился возле берёз, и разом всё вспомнилось. Будто снова свой сон просмотрел. Странный сон. Очень странный. Но к шаману опять не пойдёшь. Засмеёт.

Про Еохора ему вообще тяжело думать. С некоторых пор… с тех пор, как он сам привёл дочку по просьбе шамана и остался снаружи, всё слышал… Всё слышал, но вспомнить не может, стоит только об этом подумать, как голову стягивает дубовыми тисками, так сильно давит, что невмоготу. Шаман, наверное, наложил тайный запрет на его память. Нельзя ему помнить про то, что он слышал. И дочке тоже нельзя. Но он знает, что слышал плохое, очень плохое. Плохо им будет всем. Ужасно плохо. Пёстрый Фазан оглядывается по сторонам. Всюду весна, ничего нет плохого нигде, только лишь в его памяти. А тут… тут ведь прекрасно, тут… Вот молодая берёзка, она прямо гудит, наливается соками, почки набухают – и что-то случается странное: Пёстрый Фазан делает шаг навстречу и вдруг обнимает берёзку, гладит крапчатый ствол с нежной корой, даже целует. Какое прекрасное дерево, какая прекрасная земля, какое прекрасное небо. Пёстрый Фазан не понимает, отчего ему так хорошо. Но у него дрожит в груди. Он любит всё это… Он любит.

Пёстрый Фазан запихнул пустые туесы в котомку и отправился назад. Ему нужна женщина. Он даже знает, кто именно, давно уже исподтишка поглядывает, но не хочет пока признаваться даже себе самому. Словно боится вспугнуть. Но если хочет он уходить, он ведь уйдёт без неё, она останется со всеми, вместе с матерью и младенцем, она останется тут, а он не сможет больше на неё глядеть, он будет далеко. Нехорошо. Как-то не так. Последнюю луну всё идёт как-то не так. Словно через пень колода валится. Огромное стадо зубров бредёт по степи, но никто не разжигает костра на краю стойбища, ни Медвежий Коготь, ни Режущий Бивень, ни другие лучшие охотники. Площадка для плясок пуста. Неужели большой охоты не состоится вообще? Никто не может толком объяснить, почему. Все шепчутся о дурных приметах, но никто не выскажется открыто. Или племя снимается на летние стоянки – или устраивает большую охоту? Старейшины словно прячутся от людей. Будто кто-то их отговаривает или запрещает сказать. Как Пёстрому Фазану шаман Еохор попытался запретить рассказывать о бобровоголовых воинах в лодке. Но почему? Почему Еохор перестал истолковывать знаки, ведь он сильный шаман, это все знают… Одни вопросы. Раньше у племени был ещё и тудин, но с тех пор как Степной Орёл ушёл в другой мир, кому пожалуешься на шамана, и кто тебе разъяснит его действия? Бурый Лис мудрый старейшина, но не тудин, духи с ним не якшаются. Умелый Камень умело лечит, но не может связно говорить, да и не станет, боится. Значит, охотник сам должен решать. Куда ему деться?