Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс

Совсем недавно я узнала, что будто бы в Крефельдском зоопарке маленькие гепарды умеют втягивать когти уже в возрасте десяти недель. На моих глазах дети Пиппы никогда не убирали и не втягивали когти, так что эти сведения вызвали у меня сомнение. А так как в этот день все мои гепарды были, по-видимому, в хорошем настроении, я решила использовать эту возможность и проверить, действительно ли они могут прятать когти. Поэтому я оставила отдыхающую Пиппу и пошла к малышам. Не наступая на притоптанную вокруг них траву, я попробовала затолкать коготки одного из малышей в подушечки, но они не поддавались. Довольная, я отошла к Пиппе и весь вечер наблюдала, как семейство играет: малыши перекатывались друг через друга и толкали Пиппу мягкими лапками. Она терпеливо сносила все выходки детенышей, ласково подталкивая их мордой. Наконец, она изловила одного и обняла его передними лапами; так он и уснул, удобно привалившись к ее груди, а остальные заснули, сбившись в кучу. Мне было пора идти домой; я обернулась и увидела голову гиены, которая подглядывала из кустов всего в пятидесяти ярдах от нас, но тут же исчезла. Мы с Гаиту бросились за ней, крича во весь голос и швыряя камни, но в сумерках мы так и не увидели, куда она ушла, хотя нам показалось, что она убежала к реке. Я очень встревожилась, но что я могла сделать — разве что молиться, чтобы с Пиппой и малышами ничего не случилось!

Когда стемнело, несколько львов затеяли склоку за рекой возле лагеря. По-видимому, это был очень большой прайд: они так ужасно ревели и рычали, что напугали меня до полусмерти. Трудно было понять, что привело их в такую ярость — разве что спор из-за добычи, но перепалка затянулась надолго, и чем дольше она продолжалась, тем больше меня мучило беспокойство за наших гепардов. В довершение всего один лев перебрался на нашу сторону и рычал всю ночь за моей палаткой, так что я глаз не сомкнула. И внезапно все смолкло. Лев, должно быть, вернулся к своему прайду; позднее мы не нашли его следов у дороги. С чувством огромного облегчения я пошла к логову Пиппы. Там было пусто. Ничто не указывало на то, что здесь побывал лев или гиена; только маленькое пятнышко крови, происхождение которого я не могла объяснить, — ведь кругом не было никаких следов борьбы: ни сорванных листьев, ни взрытой земли. Наверное, Пиппа, так же, как и мы, ночью услышала львиный рык и решила перебраться в более безопасное место. Мы стали обыскивать все кусты на расстоянии, которое она могла бы пройти четыре раза с детенышем в зубах. Наконец в нескольких сотнях ярдов нашли необыкновенно густой кустарник и обнаружили сбитые листья — какое-то животное явно пролезло через кусты. Мы прорубили эту колючую изгородь и увидели в середине небольшой кусочек грязи — возможно, здесь лежали малыши. Еще ярдов через пятьдесят мы нашли единственный отпечаток лапы, но он был так размыт дождем, что даже трудно было сказать, кто здесь прошел — гиена или гепард.

Мы искали еще час, не переставая звать Пиппу. Внезапно она возникла ярдах в пятистах от колючих зарослей. Она набросилась на мясо и стала глотать не жуя; я решила, что она торопится к детям, и была крайне удивлена, когда она вдруг разыгралась и целых полчаса не оставляла нас. Беспокоясь за малышей, я пошла в сторону, чтобы заставить ее повести меня к ним. Она неохотно последовала за мной и уселась возле куста рядом с «колючей изгородью», как будто охраняя вход в логово. Я отослала Гаиту домой — она сразу же перешла в укромное местечко между двумя густыми кустами и с мурлыканьем улеглась. Играя с ней, я заметила две небольшие кровоточащие царапины на ее передних лапах — не больше сантиметра. Может быть, из этих царапин и натекло пятнышко крови, найденное нами в ее логове? Я боялась, что лев нагнал на нее такого страху, что она даже мне не хотела показывать своих детей, и пошла домой, чтобы дать ей возможность покормить голодных малышей.

На обратном пути я опять осмотрела логово, где мы в последний раз видели все семейство вместе. Поглощенная поисками следов, которые помогли бы понять, откуда взялось кровяное пятнышко, я чуть не столкнулась нос к носу с Пиппой, которая шла за мной и старательно обнюхивала землю. Потом она вскарабкалась на дерево, осмотрелась кругом, спрыгнула и, обойдя по большой дуге вокруг меня, улеглась под деревом ярдах в шестистах. Был уже час дня, и я пошла домой ко второму завтраку, надеясь, что Пиппа наконец-то отправится к своим детям — по моим расчетам, они уже сильно проголодались. В лагере, к моей несказанной радости, меня встретил старый добрый Локаль. Я очень надеялась на его талант следопыта и взяла его с собой после завтрака, чтобы расшифровать следы Пиппы. Мы начали с двойного куста и едва унесли ноги, потому что там уже обосновался буйвол, отдыхавший на травяной подстилке. Обойдя сонного буйвола, мы обследовали второе логово Пиппы. Там все оставалось по-прежнему, и Локаль сказал, что кровь капнула из царапины Пиппы, потому что, даже если малышей унес питон или орел, обязательно должны были остаться следы борьбы. Пиппу мы нашли на том самом месте, гд е я ее оставила. Она зевнула, потянулась и дружелюбно приветствовала Локаля, а потом бросилась между нами, готовая начать веселую возню, Локаль осмотрел ее царапины и заключил, что они нанесены скорее острыми сучками, чем зубами. Потом Пиппа повела нас как ни в чем не бывало по тому же кругу, который проделала утром. По дороге она влезала на деревья или отдыхала в тени. Когда мы подошли к «колючей изгороди», она внезапно бросилась вперед, заползла внутрь и долго вынюхивала что-то в середине. Потом она затрусила дальше с таким безразличным видом, что у меня сжалось сердце. Было уже пять часов, а она все еще не собиралась уходить от нас, так что мы пошли домой, надеясь, что еще до наступления темноты она вернется к детям.

Пиппа была удивительно преданной матерью, и мне не верилось, что она способна целый день напролет морить голодом малышей только для того, чтобы скрыть их от меня. Мое беспокойство еще усилилось из-за дождя, непрерывно лившего всю ночь и следующее утро. Мы обыскали каждый кустик в радиусе двух миль от логова Пиппы, придирчиво рассматривали опавшие листья и звали ее, но вместо ответа в мертвой тишине раздавался только перестук сбегающих вниз капель. Уверенные в том, что Пиппа не могла перенести малышей на большое расстояние, мы принялись прочесывать пространство по другую сторону Мулики — хотя вряд ли она сумела бы четыре раза перепрыгнуть вздувшуюся реку с детенышем в зубах. Тщетно мы заглядывали во все уголки, где она могла спрятать малышей.

Мы вернулись домой, еле передвигая ноги по глубокой грязи, измучившись душой и телом. В эту ночь ливень разразился с еще большей силой. Я смотрела на выступавшую из берегов реку и старалась мысленно поставить себя на место Пиппы. С тех пор как несчастные малыши появились на свет две недели назад, она почти все время была насквозь мокрая, да и земля вокруг нее была превращена в вязкую трясину. Как она могла сохранить здоровье в такой обстановке, когда ей приходилось быть прикованной к малышам, чтобы постоянно оберегать их? Ведь и первый помет Пиппы пропал примерно при такой же погоде. А что если она убила своих детей, повинуясь инстинкту самосохранения? Но, будучи свидетелем беззаветной и преданной любви Пиппы к потомству в самых тяжелых испытаниях, я отбросила это предположение, склонившись к мысли, что малыши попали в зубы гиенам. Я была уверена, что Пиппа знает постигшую их участь, потому что она не разыскивала их и не проявляла такого беспокойства, как тогда, когда мы забирали у нее Дьюме и Уайти. Подумать только — из одиннадцати котят, которых она родила за два года, в живых остались только трое, да и то Уайти могла погибнуть, если бы мы не вылечили ей лапу. Все это было очень грустно. Малыши часто повреждают лапы и становятся добычей хищников, а если прибавить к этому капризы погоды и другие природные напасти, то не приходится удивляться высокой естественной смертности среди гепардов. Но человек тоже помогает изничтожить гепардов, бессовестно убивая их ради красивого меха для франтих, да еще иногда мы превращаем этих поразительно красивых животных в домашних баловней. И нечего удивляться, что гепарды постепенно исчезают с лица Земли.

Утром вода все еще стояла высоко, и поэтому я была очень удивлена, когда Пиппа вдруг появилась возле моей палатки, совершенно мокрая после переправы через стремнину. Несмотря на сильный голод, она очень быстро поела и, не задерживаясь, пошла к дороге. Увидев, что мы с Локалем идем за ней, она остановилась в нерешительности и вдруг пустилась прочь большими скачками, поднимая фонтаны брызг на отмели Мулики, где вода была ей по брюхо. Немного спустя она остановилась, пристально вглядываясь в реку, двинулась было к ней, но потом, оглянувшись на Локаля, переменила направление и повернула в противоположную сторону, к Равнине Импии. Когда она подошла совсем близко к тому месту, где раньше было ее логово, она так злобно взглянула на Локаля, что я попросила его отстать и держаться как можно дальше, чтобы только не терять нас из виду, а сама пошла за Пиппой, Но на какие бы ухищрения Локаль ни пускался в течение следующего часа, Пиппа все равно чувствовала, что он идет за нами, и старалась сбить нас ложными поворотами. Трижды она пыталась переправиться через Мулику, но потом отступала, напуганная неукротимым бешенством стремнины. Ее явно что-то заинтересовало на равнине за рекой, и, не сумев туда добраться, она залезла высоко на акацию и осматривала тот берег. Мы долго ждали, что она будет делать дальше, но, когда она разлеглась на удобном суку, свесив лапы по сторонам, и уснула, мы пошли домой. Я никак не могла разобраться в ее поведении. У меня оставалась слабая надежда, что малыши все-таки, живы, и я решила не мешать Пиппе и не приходить во второй половине дня. Ночью опять шел проливной дождь, и наутро Пиппа не явилась.