Софья Радзиевская - Джумбо

«Так вот оно что! Джумбика увели. Утащили на цепочке. И никто-никто не заступился! А Борька только и знает: „На весь дом заревёт!“ И вовсе не буду. Вот! Правда, Пушиночка?»

Пушинка тоже проснулась, сладко потянулась и попробовала засунуть мордочку под Катин подбородок.

Но Катя играть с ней не собиралась.

– Вставай, лентяйка! – сказала она сердито. – Я плакать не буду. И ты не плачь. Мы сейчас пойдём искать Джумбика. И Борьку нам не нужно. Вот!

Сборы были недолгие. Платье, шапочка, тапки – всё в одну минуту. Теперь Пушинку в руки и скорей-скорей, пока никто не увидел.

Катя быстро перебежала двор, нажала на ручку калитки. Калитка скрипнула, открылась, пропустила её и… закрылась.

Катя на минуту остановилась, прислонившись спиной к дувалу. Глиняная стена, ещё не прогретая солнцем, холодила сквозь тонкое платьице. Оказывается, улица какая-то совсем не такая, если нет ни Джумбо, ни бабушки. Даже немножко страшно… «Мя-а-а», – тихонько позвала Пушинка. Может быть, ей тоже стало страшно?

Катя осторожно прижала её к себе.

– Маленькая моя, – сказала она так ласково, как ей говорила мама. – Не бойся, маленькая, ведь я с тобой. Мы пойдём искать Джумбика.

И маленькая фигурка в розовом платьице с серым котёнком на руках торопливо засеменила по переулку и тут же свернула за угол. В какую надо идти сторону, куда именно увели Джумбо, об этом девочка не думала. Они ведь непременно найдут Джумбика… где-нибудь.

Солнце выжгло дорогу до того, что земля под лёгким горячим слоем пыли сделалась твёрже кирпича. И вода в арыке, что тянулся вдоль дороги, была тёплая, точно кипячёная. Но и такая вода была отрадой для израненных, стёртых до костей собачьих лап. Тихо струясь, она постепенно вымывала жёсткие частички земли, застрявшие в ранках. Теперь все четыре лапы пса были погружены в арык, но похоже было, что не сам он опустил их в воду, а они соскользнули с бережка под тяжестью тела. Потому что и проблеска жизни не было заметно в неподвижном теле – глаза закрыты, кончик пересохшего прикушенного языка виднелся меж стиснутых челюстей.

Было ещё очень рано. Солнце невысоко поднялось над горизонтом, но успело жарко нагреть землю и неподвижный воздух: ни малейшего ветерка, ни клочка тени на всей длинной раскалённой дороге.

– Карр…– хриплый крик в тишине раздался особенно резко. – Карр!

Две вороны описали широкий круг над неподвижным телом. Ещё круг – ниже, ближе…

– Карр…– опять прокаркала одна.

– Карр…– отозвалась другая. И, точно договорившись, они разом опустились на землю.

Не шевелится. Похоже на труп, но всё же осторожность не мешает. И боком, боком, подскакивая, любопытно вытянув шеи, птицы начали подбираться к голове собаки. Глаза – самое лакомое, с этого хорошо и начать. Но вид даже неподвижной собаки внушал серым бандитам нерешительность: не так-то просто вплотную подскакать к оскаленной морде.

– Карр, карр, – подбадривали друг друга вороны. Теперь они находились уже в нескольких шагах от собаки. Склонив головы набок, они испытующе оценивали будущий обед и поглядывали друг на друга; каждой хотелось оказаться первой, но не надёжнее ли уступить первую очередь, посмотреть, как оно получится.

– Бабушка, – раздался вдруг детский голос, такой звонкий, что вороны вздрогнули и одновременно обернулись, нов воздух пока не поднялись. – Бабушка, собака какая большая, чего это она так лежит? Она спит? Да?

В увлечении вороны не заметили, что на дороге появились старушка и девочка лет шести. Старуха шла медленно, опираясь на палку. Девочка тоже устала, но, увидев собаку, оживилась.

– Какое спит, похоже, мёртвая она, – отозвалась старуха и остановилась. – Кши, проклятые, вот уж проведали, глаза хотят выклевать.

– Бабушка, как глаза? Я прогоню, не дам такую хорошую собаку обижать.

И девочка живо замахала руками.

– Вот я вас! Уходите!

Вороны неохотно взлетели и опустились немного подальше. Ну что же: эти двое тут надолго не останутся. Можно и подождать.

– Собачка! – грустно повторила девочка. – Бабушка, она пить хочет!

– Пойдём, Машенька, – отозвалась старуха. – Пойдём, нам ещё далеко, а ей уж теперь пить не захочется.

– Нет, хочется, – упрямо проговорила девочка. Нагнувшись, она зачерпнула руками воду из арыка и вылила на голову Джумбо.

– Пей же, – повторила она. – У тебя даже язык сухой. – И новая пригоршня воды вылилась на зажатый в оскаленных зубах язык. Девочка, увлекаясь, черпала всё новые пригоршни воды и вдруг воскликнула: – Бабушка, она смотрит! Посмотрела на меня!

Старуха подошла ближе, опираясь на клюку, нагнулась.

– Смотрит, дочка, – проговорила она. – Видно, и правда напиться ей, бедной, надо. И кто такого хорошего пса на жалкую смерть покинул? Совести у человека не было!

Джумбо, действительно, открыл глаза, и взгляд их становился всё более сознательным. Вода арыка освежила его, он слабо шевельнулся, поднял голову, взглянул на девочку.

– Пей! – ласково сказала она и подставила ему полную пригоршню.

С трудом сгибая израненную одеревеневшую шею, пёс протянул морду и сделал несколько слабых глотков. Горло распухло и страшно болело, вода проходила с трудом, но она проходила, и это было, возвращение к жизни. Он пил по капельке, язык его увлажнился, глаза посветлели, пёс взглянул на девочку и слабо шевельнул хвостом: поблагодарил.

– Карр, – злобно и разочарованно каркнула одна ворона и поднялась в воздух. Ясно, обед не состоялся.

– Карр, – отозвалась другая ворона, также снимаясь с места.

Старуха погрозила им палкой.

– Летите, бессовестные, на живого пса собрались. Машенька, дай ему лепёшки кусок, небось, голодный.

А Джумбо всё больше приходил в себя. Он признательно махнул хвостом, но от лепёшки отказался: еда в распухшее горло не проходила. Вот он поднял голову и медленно, чуть шевелясь, совсем сполз в арык. Теперь можно было напиться вволю. Густая шерсть пропиталась водой, это тоже доставило большое облегчение.

– Положи лепёшку в воду, перед самым его носом, – сказала старуха. – Вот так, она размокнет, и он её съест. Доброе ты дело, внучка, сделала. А теперь пойдём, Машенька, нам самим идти ещё далеко. Ну, пёс, прощай, авось, ты с Машенькиной лёгкой руки поправишься.

И Джумбо понял: приподняв голову, он опять с трудом пошевелил хвостом.

– Он спасибо говорит, бабушка, – весело воскликнула девочка. – Прощай, пёсик, прощай! Бабушка, а вороны ему глаза не выклюют?

– Нет, не выклюют. Они теперь к нему подойти побоятся.

Бабушка и внучка скоро исчезли за поворотом дороги. В последний раз девочка оглянулась и помахала рукой. Пёс посмотрел ей вслед и опять опустил голову в оживляющую воду. Избитое тело медленно возвращалось к жизни, и так же медленно вернулась тоска по дому.